«желудочная форма»
Проблемы со слухом появились у
композитора в 28 лет. Врачи полагали, что причиной этому могло быть…
заболевание брюшной полости. Бетховен часто жаловался на колики — “мою обычную
болезнь”. К тому же летом 1796 года он переболел тяжелой формой тифа.
Такова одна из версий. Биограф Бетховена Э.Эррио
говорит о других причинах глухоты: “Действительно ли она возникла около 1796
года из-за простуды? Либо ее причиной была оспа, усеявшая рябинами лицо
Бетховена? Сам он приписывал глухоту заболеваниям внутренних органов и
указывал, что болезнь началась с левого уха…”Причинами назывались также грипп и сотрясение
мозга.
Но ни одна из них не объясняет особенность потери слуха у Бетховена.Композитор обратился к врачам. Ему прописывали
ванны, пилюли, миндальное масло. Даже такое мучительное лечение, как мушки на
руки. Узнав, что “гальванизмом” якобы излечили глухонемого ребенка, Бетховен
собирался этот метод испробовать на себе.
Между тем глухота развивалась и принимала стойкую
форму. В одном из писем композитор приводит характерный признак: “День и ночь у
меня беспрерывный шум и гудение в ушах”.Глухоту Бетховена начали замечать окружающие.
Первым оказался приятель Рис.
В 1802 году он гулял с композитором в
окрестностях села Гейлигенштадта недалеко от Вены. Рис обратил внимание
Бетховена на интересную мелодию, кем-то исполнявшуюся на пастушеской свирели.
Полчаса Бетховен напрягал слух и ничего не услышал. Рис вспоминал: “он сделался
необыкновенно тих и мрачен, несмотря на то, что я его уверял, будто тоже ничего
не слышу (чего в действительности не было)”.
Глава 2. был ли глухим бетховен? . тайны гениев
Глава 2. Был ли глухим Бетховен?
Бог изощрен, но не злонамерен.
А. Эйнштейн
Альберт Эйнштейн как-то высказал совершенно уникальную мысль, глубина которой, как и глубина его теории относительности, воспринимается не сразу. Она вынесена в эпиграф перед главой, но я так люблю ее, что не упущу возможности еще раз повторить эту мысль. Вот она:
“Бог изощрен, но не злонамерен”.
Эта мысль очень нужна философам, психологам, очень важна для искусствоведов.
Но еще больше она необходима впавшим в депрессию или просто не верящим в свои силы людям. Ибо, изучая историю искусства, задумываешься о жесточайшей несправедливости Судьбы (скажем так) по отношению к величайшим творцам планеты.
Нужно ли было Судьбе устроить так, чтобы Иоганн Себастьян Бах (или, как его впоследствии назовут, Пятый апостол Иисуса Христа) всю свою жизнь метался по затхлым провинциальным городкам Германии, беспрерывно доказывая всяким светским и церковным бюрократам, что он неплохой музыкант и очень старательный работник.
А когда Бах получил наконец относительно приличную должность кантора церкви Святого Фомы в большом городе Лейпциге, то не за свои творческие заслуги, а только потому, что “сам” Георг Филипп Телеманн от этой должности отказался.
Нужно ли было, чтобы великий композитор-романтик Роберт Шуман страдал тяжелейшей психической болезнью, отягощенной суицидальным синдромом и манией преследования.
Обязательно ли, чтобы композитор, больше всех повлиявший на последующее за ним развитие музыки, Модест Мусоргский, заболел тяжелейшей формой алкоголизма.
Нужно ли, чтобы Вольфганг Амадеус (амас деус – тот, кого любит Бог)… впрочем, о Моцарте – следующая глава.
Наконец, нужно ли, чтобы гениальный композитор Людвиг ван Бетховен был глухим? Не художник, не архитектор, не поэт, а именно композитор. То есть Тот, у кого тончайший музыкальный СЛУХ – второе по степени необходимости качество после ИСКРЫ БОЖЬЕЙ. И если эта искра столь ярка и столь горяча, как у Бетховена, то к чему она, если нет СЛУХА.
Какая трагическая изощренность!
Но почему же гениальный мыслитель А. Эйнштейн утверждает, что при всей изощренности у Бога нет злонамеренности? Разве величайший композитор без слуха – не изощренное зло намеренности? И если да, то в чем тогда смысл этой намеренности.
Так послушайте же бетховенскую Двадцать Девятую фортепианную сонату – “Hammarklavir”.
Эту сонату ее автор сочинил, будучи абсолютно глухим! Музыку, которую невозможно даже сравнить со всем, что на планете существует под грифом “соната”. Когда речь заходит о Двадцать Девятой, то сравнивать нужно уже не с музыкой в ее цеховом понимании.
Нет, мысль здесь обращается к таким вершинным творениям человеческого духа, как “Божественная комедия” Данте или фрески Микеланджело в Ватикане.
Но если говорить все же о музыке, то обо всех сорока восьми прелюдиях и фугах баховского “Хорошо темперированного клавира” вместе взятых.
И эта соната написана глухим???
Побеседуйте с врачами-специалистами, и они расскажут вам ЧТО происходит у человека даже с самими представлениями о звуке после нескольких лет глухоты. Послушайте поздние бетховенские квартеты, его Большую фугу, наконец, Ариетту – последнюю часть последней Тридцать Второй фортепианной сонаты Бетховена.
И вы почувствуете, что ЭТУ МУЗЫКУ мог написать только человек с ПРЕДЕЛЬНО ОБОСТРЕННЫМ СЛУХОМ.
Так, может быть, Бетховен не был глух?
Да, конечно же, не был.
И все-таки… был.
Просто все здесь зависит от точки отсчета.
В земном понимании с точки зрения чисто материальных
представлений Людвиг ван Бетховен действительно оглох.
Бетховен стал глух к земной болтовне, к земным мелочам.
Но ему открылись звуковые миры иного масштаба – Вселенские.
Можно сказать, что бетховенская глухота – своего рода эксперимент, который проведен на подлинно научном уровне (Божественно-изощренном!)
Часто для того чтобы понять глубину и уникальность в одной сфере Духа, необходимо обратиться к другой сфере духовной культуры.
Вот фрагмент одного из величайших творений русской поэзии – стихотворения А.С. Пушкина “Пророк”:
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился;
Перстами легкими, как сон
Моих зениц коснулся он:
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей
коснулся он,
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дальней лозы прозябанье…
Не это ли случилось с Бетховеном? Помните?
Он, Бетховен, жаловался на непрерывный шум и звон в ушах. Но обратите внимание: когда ангел коснулся ушей Пророка, то Пророк видимые образы услышал звуками, то есть содроганье, полет, подводные движения, процесс роста – все это стало музыкой.
Слушая все более позднюю музыку Бетховена, можно сделать вывод о том, что чем хуже Бетховен слышал, тем глубже и значительнее была создаваемая им музыка.
Но пожалуй, впереди самый главный вывод, который поможет вытащить человека из депрессии. Пусть он прозвучит вначале несколько банально:
НЕТ ПРЕДЕЛА ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ВОЗМОЖНОСТЯМ.
Бетховенская трагедия глухоты в исторической перспективе оказалась великим творческим стимулом. И это значит, что, если человек гениален, то именно неприятности и лишения могут оказаться лишь катализатором творческой деятельности. Ведь, кажется, что может быть страшнее для композитора, чем глухота. А теперь давайте рассуждать.
Что было бы, если бы Бетховен не оглох?
Могу смело предоставить вам список имен композиторов, в числе которых находилось бы имя не глухого Бетховена (исходя из уровня музыки, написанной им до появления первых признаков глухоты): Керубини, Клементи, Кунау, Сальери, Мегюль, Госсек, Диттерсдорф и т. д.
Убежден, что даже профессиональные музыканты в лучшем случае только слышали имена этих композиторов. Впрочем, те, кто играли, могут сказать, что их музыка очень прилична. Кстати, Бетховен был учеником Сальери и посвятил ему три своих первых скрипичных сонаты. Бетховен так доверял Сальери, что учился у него целых восемь (!) лет. Сонаты, посвященные Сальери, демонстрируют,
что Сальери был замечательнейшим педагогом, а Бетховен – столь же блестящим учеником.
Эти сонаты – очень хорошая музыка, но и сонаты Клементи тоже чудо как хороши!
Ну что ж, порассуждав подобным образом…
вернемся на конференцию и…
…теперь нам довольно просто ответить на вопрос, почему четвертый и пятый дни конференции оказались результативными.
Во-первых,
потому что побочная партия (наш третий день) оказалась, как и положено, доминирующей.
Во-вторых,
потому что наш разговор касался, казалось, неразрешимой проблемы (глухота – не плюс для возможности сочинять музыку), но которая разрешается самым невероятным образом:
если человек талантлив (а руководители крупнейших предприятий разных стран не могут не быть талантливыми), то проблемы и сложности – это не что иное, как мощнейший катализатор деятельности таланта. Я называю это эффектом Бетховена. Применяя его к участникам нашей конференции, можно сказать, что проблемы плохой конъюнктуры могут только раззадорить талант.
И в-третьих,
мы слушали музыку.
И не просто слушали, но были настроены на самое заинтересованное слушание, самое глубокое восприятие.
Интерес участников конференции был вовсе не развлекательного характера (как, скажем, просто что-то узнать о милой приятной музыке, отвлечься, развлечься).
Это не было целью.
Цель же заключалась в том, чтобы проникнуть в самую сущность музыки, в музыкальные аорты и капилляры. Ведь суть подлинной музыки, в отличие от бытовой, ее кроветворность, ее желание общаться на высочайшем универсальном уровне с теми, кто духовно способен подняться на этот уровень.
А посему четвертый день конференции – день преодоления слабой конъюнктуры.
Как Бетховен, преодолевший глухоту.
Теперь ясно что это такое:
Доминирующая побочная партия
или, как говорят музыканты,
побочная партия в доминанте?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Диагноз для гения
Существует несколько
объяснений болезни композитора. Одно из них — версия Ромена Роллана и
парижского врача Маража. По мнению доктора, болезнь началась с левой
стороны и была вызвана повреждением внутреннего уха, откуда исходят различные
ответвления слухового нерва. Мараж пишет:
“Если бы у Бетховена был склероз, то
есть если бы он был внутри и снаружи погружен в слуховую ночь начиная с 1801
года, то, возможно, чтобы не сказать — несомненно, он не написал бы ни одного
из своих произведений. Но его глухота, лабиринтного происхождения, представляла
ту особенность, что, отделяя его от мира внешнего, она зато поддерживала его
слуховые центры в состоянии постоянного возбуждения, производя музыкальные
вибрации и шумы”.
Люди с больным лабиринтом нередко слышат
восхитительную музыку. Однако они ее не запоминают и не могут воспроизвести.
Бетховен обладал цепкой памятью, которая позволяла ему эту музыку сохранять в
воображении. К тому же он владел профессиональными навыками для ее
“аранжировки”.
Воспроизводить музыку композитор мог на своем фортепиано со
специальным резонатором. Он брал палочку в зубы, вставлял в инструмент и
улавливал колебания.Мараж приходит к выводу: “При заболевании
нервного слухового аппарата прежде всего страдает восприятие высоких тонов…
Наконец, следует указать на субъективные расстройства слуха в виде жалоб на шум
и восприятие мнимых звуков, характерных для начальной стадии некоторых
заболеваний слухового нерва.
Иногда подобные шумы вызываются сосудистыми
заболеваниями, аневризмами, спазмами вблизи слухового нерва”.Можно предположить, что если бы не было глухоты,
то не было бы и Бетховена. Отгораживая его от внешнего мира, глухота
способствовала концентрации внимания — необходимого для творчества.
Жестокий отец и несчастное детство
Иоганн и Мария-Магдалина, родители Людвига.
Будущий гений родился в музыкальной семье. Его отец, Иоганн ван Бетховен был довольно талантливым певцом-тенором. Уважаемым настолько, что его приглашали почтенные состоятельные люди обучать их детей музыке. Часто отца Бетховена совершенно несправедливо изображают опустившимся неудачником, пьяницей и деспотом.
Иоганн был авторитарен. Он действительно желал воспитать из Людвига второго Моцарта. Но всё дело в том, что мальчик был способным к музыке и отец это видел. Иначе никакие принудительные многочасовые занятия не помогли бы Людвигу стать впоследствии великим композитором.
Маленький Людвиг ван Бетховен.
Именно Нефе первым заметил, что мальчик не просто второй Моцарт, в нём кроется настоящий музыкальный гений композитора. Он сказал об этом отцу мальчика и первым познакомил общественность с музыкой Людвига. Публика была в восторге от музыки юного Бетховена, которому на тот момент было всего двенадцать.
К сожалению, в 1787 году умерла мать Людвига и любимая жена Иоганна, Мария-Магдалина. После этого отец композитора сломался. Он стал пить, постепенно опустился и Людвигу пришлось содержать его и своих братьев. Но отец всегда безмерно гордился сыном-композитором.
Как бетховен сочинял музыку, ведь он был глухим?
Людвиг ван Бетховен (1770–1827) не родился глухим. Первые признаки глухоты у него появились к 1801 году. И несмотря на то, что его слух постоянно ухудшался, Бетховен сочинял очень много. Он помнил звучание каждой ноты и мог представить, как должно звучать все музыкальное произведение. Он зажимал в зубах деревянную палочку и дотрагивался ею до струн рояля, чтобы ощутить их вибрации. В 1817 году Бетховен у известного производителя Страйхера заказывает рояль, настроенный на максимальную громкость, а другого производителя – Графа просит изготовить резонатор, чтобы инструмент звучал еще громче.
Кроме того, Бетховен выступал на концертах. Так, в 1822 году, когда композитор уже полностью оглох, он пытался дирижировать при исполнении своей оперы «Фиделио», но потерпел неудачу: не смог добиться синхронности с оркестром.
Отчего оглох Бетховен, мы точно этого не знаем. На этот счет существуют различные теории. Так, предполагают, что Бетховен страдал болезнью Паже, характеризующейся утолщением костей, – об этом могут свидетельствовать крупная голова и широкие брови композитора, что характерно для этого заболевания. Костная ткань, разрастаясь, могла сдавить слуховые нервы, что и привело к глухоте. Но это не единственное предположение медиков. Другие ученые считают, что Бетховен потерял слух из-за… воспалительного заболевания кишечника. Вывод, конечно, неожиданный, но проблемы с кишечником иногда действительно вызывают потерю слуха.
Стивен Джоб. Из книги «Могут ли поцелуи продлить жизнь?»
Нищий гений
Бетховен никогда не был особенно богат. Только это не потому что ничего не зарабатывал. Просто композитора мало интересовали различные бытовые блага. Бетховен всегда мог помочь друзьям деньгами, если они в них нуждались. Людвиг написал однажды:
«Представь только, вдруг кто-то из моих друзей нуждается, а у меня нет денег, и я не могу помочь ему сразу же, не беда, мне стоит только сесть за стол, взяться за работу, и очень скоро я помогу другу выбраться из нужды… Это просто замечательно. Так вот, я решил, что пусть моё искусство служит ко благу бедняков».
Дом, где жил Бетховен.
Одинокий и несчастный
Бетховен никогда не был женат, но он не был одинок. Он часто увлекался, как настоящая высокотворческая личность. Романы просто заканчивались всегда неудачно. По слухам Людвиг был робок с женщинами и пуританин до мозга костей. Он не мог позволить себе вольностей с дамой.
Замужние дамы были для него всегда однозначным табу. С некоторыми ему не везло. Ведь очень часто дамы видели в нём лишь средство для достижения своих корыстных целей. И вдоволь наигравшись с чувствами многообещающего гения, выскакивали замуж за приземлённого богатея.
Джульетта Гвиччарди — первая любовь композитора.
Элизабет Рёкель. Считают, что именно ей посвящено произведение «К Элизе».
Искренние взаимные чувства с Терезой Брунсвик, с которой Бетховен был тайно помолвлен, тоже закончились ничем. Несмотря на чувства, пара рассталась по неизвестным причинам. Многие историки склонны считать знаменитое письмо Бетховена к некой «бессмертной возлюбленной» адресованным именно Терезе.
Самой большой страстью Бетховена всегда была Её Величество Музыка.
С Людвигом всегда были рядом друзья, знакомые, родственники. Он даже иногда уезжал из Вены, где он жил, за город, чтобы побыть одному и заняться тем, что любил больше самой жизни — своей музыкой. Когда он хотел поработать в одиночестве, то писал, чтоб никто его не посещал, что он занят и ему никто сейчас не нужен.
Одиночество великого мастера было скорее моральным. Его часто не понимали. Иногда не могли оценить в полной мере произведения Бетховена из-за их сложности. Композитор прекрасно понимал, что многие его произведения не для масс, публика их не поймёт.
В своих письмах и записях, в отличие от того же Моцарта, который всегда писал слово la musique по-французски, Бетховен пишет — die Kunst («искусство» по-немецки). Для Бетховена музыка была божественным и священным искусством. Один из самых знаменитых портретов композитора, кисти Виллиброрда Мэлера, изображает его в роли Орфея.
Художник не зря видел в композиторе Орфея.
Послание бетховена ко всему человечеству
Композитор жил в неспокойный исторический период. Мир наполняло насилие, войны, голод разруха… Впрочем, а когда мир это не наполняло? В этой, казалось бы, беспросветной мгле жизни, Людвиг ван Бетховен был тем, кто явил людям свет в царстве тьмы.
Лучше всего свои взгляды и принципы композитор выражал в своей музыке. Произведения, которые он смог создать тогда, когда перестал слышать, очаровывают, оказывают на слушателя гипнотическое действие. Они пьянят, Бетховен заявляет: «Я — Вакх, который выжимает сладостный сок винограда для человечества. Это я дарую людям божественное исступление духа».
Задумку произведения, которое стало бессмертным шедевром и визитной карточкой великого композитора, он вынашивал больше двух десятков лет. Пробой к нему стала Девятая симфония. Бетховен примерялся, использовал разные музыкальные формы. Изначально бессмертная «Ода к радости» должна была украсить десятую или одиннадцатую симфонии (композитор говорил, что написал их, но рукописи не нашли). Но всё же он включил её в девятую симфонию.
Впервые «Ода к радости» прозвучала вместе с Девятой симфонией в 1824 году. Очевидцы рассказывали, что после того, как музыка отзвучала, композитор стоял спиной к залу. Одна певица обратила на это внимание и развернула его. Аплодисменты пришедшей в состояние неистового восторга публики прозвучали целых пять раз.
При этом, согласно этикету, даже венценосным особам принято было рукоплескать лишь трижды. Овации удалось прервать только с помощью полиции. Композитор был потрясён настолько, что потерял сознание и не приходил в него до вечера следующего дня.
На партитуре девятой симфонии Людвиг ван Бетховен написал:«Жизнь есть трагедия.Ура!»
Потеря слуха
Бетховен начал терять слух около 1796 года. Он страдал тяжелой формой тинита, «звон» в ушах мешал ему воспринимать и оценивать музыку, на более поздней стадии болезни он избегал и обычных разговоров. Причина глухоты Бетховена неизвестна, высказываются такие предположения, как сифилис, отравление свинцом, тиф, аутоиммунные расстройства (такие, как системная красная волчанка), и даже привычка окунать голову в холодную воду, чтобы не заснуть. Объяснением, основанным на результатах посмертного исследования, является воспаление внутреннего уха, которое со временем усугубляло глухоту. Из-за высокой концентрации свинца обнаруженной в пробах волос Бетховена, эта гипотеза была обстоятельно проанализирована. Хотя вероятность отравления свинцом, очень высока, глухота связанная с ним, редко принимает форму, которая отмечена у Бетховена.
Еще в 1801 году Бетховен описывал друзьям свои симптомы и трудности, с которыми он сталкивается как в профессиональной, так и в обычной жизни (хотя вполне вероятно, близким друзьям, уже было известно о его проблемах). С апреля по октябрь 1802 года Бетховен, по совету его врача, провел в небольшом городке Гейлигенштадт (Heiligenstadt) недалеко от Вены, пытаясь улучшить свое состояние. Однако лечение не помогло, и результатом подавленного состояния Бетховена стало письмо, известное как Гейлигенштадтское завещание (Оригинальный текст, Дом Бетховена в Гейлигенштадте), в котором он заявляет о своем решении по-прежнему жить для и с помощью своего искусства. Со временем его слух настолько ослаб, что в конце премьеры его Девятой симфонии он должен быть обернуться, чтобы увидеть бурные аплодисменты зрителей; ничего не слыша, он плакал. Потеря слуха не мешала Бетховену сочинять музыку, однако, ему становилось все труднее выступать с концертами — что было важным источником его дохода. После неудачной попытки исполнения своего фортепианного концерта № 5 («Император») в 1811 году, он никогда больше не выступал публично.
Большая коллекция слуховых трубок Бетховена находится в доме-музее Бетховена в Бонне. Несмотря на очевидное ухудшение слуха, Карл Черни отмечал, что Бетховен мог слышать речь и музыку до 1812 года. В 1814 году, однако, Бетховен был уже почти полностью глухим.
Одним из результатов глухоты Бетховена стал уникальный исторический материал: его разговорные тетради. Бетховен использовал их для общения с друзьями в течение последних десяти, или около того, лет. Он отвечал на письменные реплики или устно, или также вписывая ответы в тетрадь. Тетради содержат споры о музыке и по другим вопросам, позволяют получить представление о его личности, взглядах и отношении к искусству. Для исполнителей его музыки они являются важным источником, позволяющим узнать авторское мнение по вопросам интерпретации его сочинений. К сожалению, 264 из 400 тетрадей были уничтожены (а оставшиеся отредактированы) после смерти Бетховена Антоном Шиндлером, который стремился сохранить идеализированный портрет композитора.
Читать дальше →
Профессиональный мизантроп
Бетховен знал, что обречен. В
те времена, как, впрочем, и ныне, глухота почти не поддавалась лечению. Меняя
врачей, он им не верил, но цеплялся за каждый шанс. Однако ни один не приносил
исцеления.Он все больше отдалялся от людей. “Моя жизнь
жалка, — писал Бетховен, — уже два года я избегаю всякого общества”.
Кому
приятно разговаривать с глухим, которому в лучшем случае надо кричать на ухо?
Приходилось расстаться и с надеждой завести семью — много ли девушек, желающих
выйти замуж за глухого?А ведь еще совсем недавно он был элегантным,
общительным, светским щеголем.
Столь пленительным в своем кружевном жабо. Он
был талантливым музыкантом. Имел известность как композитор-новатор, чье
творчество вызывало жаркие споры. У него были поклонники и поклонницы. Теперь
приходилось уходить в себя и свое горе. Постепенно превращаться в
человеконенавистника.
Сначала мнимого, затем настоящего.Самым страшным было то, что глухота отрезала путь
к музыке. Казалось, навсегда. “Если бы у меня была другая специальность, то это
бы куда ни шло, — говорит Бетховен в одном из писем. — Но при моей
специальности это состояние ужасно; притом что скажут мои враги, которых не так
уж мало!
”Бетховен всячески старался скрыть свою болезнь.
Он напрягал остатки слуха, старался быть предельно внимательным, учился читать
по губам и лицам собеседников. Но шила в мешке не утаишь. В 1806 году он пишет
самому себе: “Пусть твоя глухота не будет более тайной, даже в искусстве!”.
