Правда на крови. глава пятая. дети за отцов не отвечают (светлана игоревна бестужева-лада)
Глава пятая. Дети за отцов не отвечают
В первый раз Илья переступил порог того подъезда, до которого всегда провожал Дашу. И за массивной двухстворчатой дверью обнаружил вполне современный холл с живыми растениями в кадках, ковром на безупречно-чистом полу и охранником в особой стеклянной выгородке с деревянными панелями. Обнаружил — и опешил, настолько в его представлении не сочеталась Даша с этим великолепием.
— Вы к кому? — равнодушно осведомился охранник.
— К Петровым, — быстро справившись с собой так же равнодушно ответил Илья. — Меня пригласили.
— Фамилия?
— Моя? — снова растерялся Илья.
— Моя мне известна, — с легким раздражением отозвался страж.
— Астраханский.
Охранник кивнул и показал влево, на дверцу лифта:
— Четвертый этаж.
На четвертом этаже была только одна квартира. И, едва переступив ее порог, Илья понял, что все его мечты о простом и даже трудном счастье с Дашей — утопия чистой воды, что девушка, живущая в такой обстановке не сможет приспособиться к обычным условиям, делить с ним угол в крохотной квартирке, хозяйничать в обшарпанной кухоньке, ездить в автобусе.
Он и не подозревал о том, что в четырех кварталах от его жилища есть дом с квартирами, точно сошедшими с рекламного проспекта или с экрана телевизора, где показывают сцены из жизни миллионеров. Холл с колоннами, двумя абсолютно настоящими пальмами, с люстрой, способной украсить иной дворец культуры. Ему самому и всем его знакомым понадобилось бы работать лет пятьдесят без перерыва и при этом не есть и не пить, чтобы приобрести такую обстановку, такие ковры на полу и такие картины на стенах.
Даже то, что тут была Даша, явно обрадованная его приходом, никак не могло вывести его из состояния некоторого внутреннего ступора. Он думал о том, что придет в стандартную, скорее всего, трехкомнатную квартиру, с одной проходной комнатой и изолированной восьмиметровой клетушкой. Что из кухни выглянет Дашина мать в переднике и косынке с руками по локоть в муке, и засмущается, что еще не все готово. Что Даша поведет его в самую большую комнату — «залу», знакомиться с отцом, который сидит в кресле перед телевизором и читает газету. Короче говоря, Илья шел в обычный, привычный для него мир. А пришел — точно в иное измерение.
А когда Даша втянула его в неизвестно какую по счету комнату и радостно, хотя и с некоторой нервозностью сказала: «Познакомься с моим отцом», Илья застыл на месте, не в силах ни пошевелиться, ни произнести хотя бы слово. С человеком, шедшим ему навстречу через большой и, мягко говоря, роскошный кабинет, он за год работы в Волжске неоднократно встречался и еще чаще видел его фотографии в газете или «живьем» в местной телепрограмме. Отцом Даши был Иван Николаевич Петров, мэр города…
— Да вы не переживайте, молодой человек, — рокотал Иван Николаевич, усаживая Илью в необъятное кресло и пододвигая к нему бокал с каким-то напитком. — Это в мэрии я хозяин, а тут так, муж и отец, причем женщины мои мною вертят, как хотят. Не шучу! Чувствую, Дарья не предупредила… Ну, перец-девка, ну, артистка! Хотела, значит, чтобы сюрприз. А мне чо, я без претензий. Главное, чтобы ты ее любил, а не мое кресло. Правильно? Да ты выпей, выпей, мы тут по-простому, без цирлих-манирлих всяких. Оно и хорошо, что не знал, а то мы с матерью все боимся… Ну да ладно! За знакомство!
Илья залпом выпил, не почувствовав никакого вкуса. Слова Ивана Николаевича «а то мы с матерью все боимся» эхом отдавались у него в ушах. Чего ни боятся? Чего может опасаться фактически полновластный хозяин города, если верить злым языкам — чуть ли не «крестный отец» местной мафии? Он растерянно посмотрел на Дашу. Та сидела рядом, уставившись себе под ноги, и, казалось, так и не произнесет ни одного слова. То ли боялась его первой реакции на новости, то ли решила предоставить событиям идти своим чередом.
Не пошевелилась она даже тогда, когда в кабинет вплыла женщина неопределенных лет, увешанная таким количеством ювелирных украшений, которых хватило бы на десяток элегантных дам. И не просто элегантных, а еще и очень, очень богатых.
— А вот и мамука, — обрадовался Иван Николаевич. — Знакомься, мамука, это тот самый Илья, который нашу Дарью присушил. Вон какой добрый молодец!
«Мамука» протянула Илье ухоженную, но какую-то вялую руку, отягощенную многочисленными перстнями и кольцами, и проронила:
— Лидия Захаровна, очень приятно. Много о вас слышала… от общих знакомых.
Какие общие знакомые у них могли быть? У него, вчерашнего детдомовца, и этой женщины, явно старавшейся произвести впечатление великосветской дамы, которой, по какому-то необъяснимому недоразумению приходится принимать у себя кухаркиного сына. Илья лихорадочно искал какие-то приличествующие случаю слова, а Иван Николаевич снова наполнил бокалы, не забыв на сей раз и про Дашу, и, естественно, про супругу.
— Ну, по второй, по второй. Первая-то колом, а вторая — соколом. Потом поедим, что бог послал…
После второй порции Илья почувствовал, что снова может дышать и даже вроде бы говорить. Но вот о чем — не представлял себе. Сказать: «Уважаемые Иван Николаевич и Лидия Захаровна, мы с Дашей любим друг друга, хотим пожениться…» Они это, похоже, уже знают. Попросить благословения? Чушь какая-то!
Да и что же получается: скромная, непритязательная Даша — дочка первого человека в городе? Да кто же поверит, что он собирается жениться по любви? Он, Илья Архангельский, правдоискатель и борец за справедливость? Кто ему после этого вообще хоть в чем-то поверит?
— Почему ты не сказала? — повернулся он к Даше, по-прежнему изучавшей сложный рисунок на ковре.
Та пожала узенькими плечиками.
— О чем? О папе? Так ты, вроде, за мной ухаживал. И потом, знаешь, я в первый раз была уверена… ну, почти уверена в том, что любят именно меня, Дашу, а не Дарью Ивановну, дочку Самого.
Лидия Захаровна властно хлопнула в ладоши:
— За стол! Давно накрыт, все готово, успеете отношения выяснить. Папука, веди гостя к столу. Дашенька, приглашай. Человек в первый раз в доме, а вы его голодом морите.
Стол соответствовал всему остальному в квартире, поэтому в Илье вполне закономерно пробудился вечно голодный детдомовский мальчишка и он, махнув рукой на моральные аспекты возникшей проблемы, отдал должное всему, что предлагали хлебосольные хозяева, не слишком заботясь о том, чтобы правильно пользоваться многочисленными ножами, вилками и вилочками, положенными возле его тарелки. Иван Николаевич откровенно любовался Ильей и даже подмороженная Лидия Захаровна стала улыбаться почти по-человечески:
— Ну, молодец, — приговаривал хозяин, — ну, Илья, значит, Муромец. Любо-дорого посмотреть, теперь-то все либо вилкой в тарелке ковыряют, либо вообще отказываются. Страдают, понимаешь, отсутствием аппетита на пищу. А по-моему — зажрались. Раньше-то работника как нанимали: сажали за стол и смотрели, как ест. Если вроде тебя — годится, и работать так же будет. Одобряю, дочка, не ошиблась. Настоящий мужик.
— Да будет тебе, папука, — жеманно процедила Лидия Захаровна. — Работник, мужик, Илья о нас бог знает что подумает. А вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь и на супруга моего внимания не обращайте, это он Ваньку валяет, на публику работает, рабоче-крестьянское происхождение подчеркивает, будто не знает, что это теперь не модно.
Даша по-прежнему молчала, но, казалось, забавлялась сложившейся ситуацией. Илья, наконец, взял себя в руки и, отодвинув очередную тарелку, сказал:
— Большое спасибо, было очень вкусно, никогда так не ел. Но я ведь не за этим пришел. Даша сказала вам о нашем решении? Думаю, что сказала. Так вот, мне бы хотелось услышать ваше мнение на этот счет. Причем откровенное, поскольку я думаю, для вас не бог весть какой радостью было услышать, что дочка выбрала в женихи человека без кола без двора, да еще живущего на одну зарплату. А менять в своей жизни я, честно скажу, ничего не собираюсь…
— Да бог с тобой, парень, — все так же по-простецки сказал Иван Николаевич, — Дарья у нас не принцесса и мы не короли. Полюбили друг друга, хотите жениться — дело ваше, мы с мамукой благословим и свадьбу вам справим, как у людей положено. Ты-то, я слышал, сирота круглый, значит, тем более — наши заботы о празднике-то. А жить вам, не нам. Квартира Дашке давно куплена, приданое ее, стало быть, а ты мужик, работай, корми жену. Покупать тебя я не собираюсь, да ты и не продаешься. Скажу больше, крутились тут возле Дарьи многие, один вроде бы серьезно. Отец у него — первый банкир в нашем городе, мы с ним друг друга много лет знаем, как облупленных. Деньги, сам понимаешь, водятся, поболее, чем у меня. Только Дарья все сомневалась, время тянула. А сейчас вот тебя встретила и сама о свадьбе заговорила.
Илья посмотрел на Дашу и та впервые за весь вечер подняла глаза. Знакомый и любимый серый свет окатил Илью и он забыл все разумные доводы, сомнения, принципы. Видел только любимые глаза и понимал, что без них ему уже не жить… И тут вмешалась Лидия Захаровна, мамука:
— Квартира квартирой, но, думаю, на первых порах вам лучше с нами пожить. Дашенька учится, почти целый день в институте пропадает, а кто же готовить будет? Да и не умеет она… Пусть посмотрит, поучиться. У нас домработница приходящая, поживете по-человечески…
Илья опешил. Еще неделю тому назад он вообще ни о какой женитьбе не помышлял, а тут — здравствуйте вам! Через пару месяцев у него будет не только жена, но и тесть с тещей. Общаться с ними каждый день… Каждый день садиться вот за такой стол — вряд ли они только для будущего зятя так расстарались, наверняка всегда едят не хуже. А на какие, спрашивается, шиши? Его зарплаты с гонорарами на пару-тройку их обычных завтраков хватит. А одеваться? А все остальные необходимые расходы?
Даша почувствовала его настроение и решительно встала из-за стола:
— Мамочка, не пугай Илюшу. Не все сразу. А сейчас пойдем ко мне, я хочу показать тебе мою комнату. Ты же не знаешь, как я там все уютно устроила…
Илья несколько раз во время телефонных разговоров с Дашей пытался представить себе эту самую комнату, но теперь должен был признаться, что воображение его подвело. Ему почему-то казалось, что Даша живет в самой маленькой, изолированной комнатке, метров восемь-девять, в которой помещается только кровать или тахта, письменный стол со стулом и комод. То есть примерно такая комната, в которой он сам сейчас жил, только уютнее, украшенная всякими милыми пустячками девичья светелка. И опять воображение его подвело, просто потому, что вообразить такое он не мог.
«Девичья» размерами не уступала всей квартирке Анны Петровны. Вместо окна — чуть ли не трехметровый эркер, в котором разместился и диванчик, и пара мягких кресел, и изящный журнальный столик. Стены уставлены стеллажами с книгами, компакт-дисками, видеокассетами, в эти же стеллажи вмонтирован огромный телевизор с видеомагнитофоном, роскошный звуковой центр. Широкая тахта покрыта ковром, свисающим со стены. Еще один мягкий гарнитур с журнальным столиком… И все равно свободного места полно, хоть танцы устраивай.
— А здесь моя ванная комната, — просто сказала Даша и легким движением руки отвела в сторону то, что Илья принял за обычное зеркало в рост человека. — Видишь, у нас может быть почти отдельная квартира, с предками можно будет только в столовой встречаться. А можно и не встречаться, поесть и сюда принесут.
Илью неприятно резануло словечко «предки» — до этого Даша никогда не употребляла жаргонных выражений. Но ванная комната поразила его так, что он забыл даже поморщиться. Пару раз он такое видел — в кино, в фильмах из жизни американских миллионеров. Но в реальной жизни…
Назначение половины предметов он себе даже не представлял. Яркий кафель, мраморный пол, чуть ли не золотые краны и трубы. Утопленная в пол ванная размером с небольшой бассейн, затейливой формы раковина, вмонтированная в зеркальный шкафчик. И… два унитаза. Тут он окончательно перестал что бы то ни было понимать и только переводил изумленный взгляд с них на Дашу. Та, наконец, поняла, в чем дело, и звонко расхохоталась:
— Илюша, ты что, — давясь от смеха произнесла она, — никогда биде не видел?
— Я даже слова такого не знаю, — холодно ответил Илья. — Боюсь, что ты ошиблась, я тебе не подойду. Как говорили в старинных романах: я тебе не пара.
Веселость Даши мгновенно испарилась, она кошачьим, гибким движением взяла Илью под руку и повела обратно в комнату.
— Илюша, милый, не сердись на меня, я не подумала… Ну что же делать, если я выросла в такой обстановке? Ну, родной мой, ну, прости меня, пожалуйста. Я и не думала над тобой насмехаться. Ну, дура, дура, избалованная дура. Но ведь все эти вещи сделаны для того, чтобы ими пользовались. У твоей хозяйки санузел просто стерильный, хоть с пола ешь. Но ведь там повернуться невозможно…
— Твоя собственная квартира тоже такая роскошная? — мрачно осведомился Илья. — Или все-таки попроще? Я вообще-то думал, что мы будем жить у меня, то есть у тети Ани. Она, кстати, сама предложила…
— Ну, если ты так хочешь… Только давай сначала попробуем здесь. Мама права, я еще ничего по хозяйству не умею. И учеба… Ну, Илюша, милый, ну давай попробуем, а? Вдруг тебе понравится, ты привыкнешь. А в моей квартире ничего такого особенного нет, даже мебель еще не покупали. Обычный ремонт сделали…
— Обычный — значит этот самый «евроремонт»? Так?
— Илюшенька, но я-то в чем виновата? — взмолилась Даша. — Я даже и не просила ничего, мне и тут неплохо, а они сделали мне подарок на восемнадцатилетие… Я не понимаю…
Она обнимала его, умоляюще заглядывала в глаза. Запах ее духов, уже хорошо знакомый, кружил ему голову. Какая квартира, какие родители? Все это мгновенно отодвинулось куда-то на тридцать девятый план. Была только Даша, ее руки, ее губы… Чудовищным усилием воли он отстранился и хрипло сказал:
— Дашенька, ты сошла с ума. Не дразни меня, я живой человек.
— Я и не дразню, — тихо ответила она.
— А если войдут твои родители?
— Не войдут, они у меня тактичные. Да мы же ничего такого не делаем, только целуемся. Мы же теперь жених и невеста, да? Жених и невеста?
— Конечно, да. Только…
Даша властным движением руки зажала ему рот.
— Никаких «только». Все будет так, как ты скажешь. Несколько недель поживем здесь — после свадебного путешествия, конечно, а потом — как скажешь. Хочешь жить у Анны Петровны, будем жить там. Согласишься жить в моей квартире — еще лучше. Только не будем ссориться из-за такой ерунды. Говорят же, что с милым рай и в шалаше…
— Много чего говорят, — уже спокойнее улыбнулся Илья, сев в удобнейшее кресло на безопасном расстоянии от своей слишком соблазнительной нареченной. — К этой поговорке в последнее время, кстати, добавляют: «если милый — атташе». Но я не атташе, а ты же совсем не знаешь жизни, Дашенька. Тебе будет очень трудно, ты не привыкла. Да и я не вправе лишать тебя привычного комфорта и обрекать на полунищенское существование.
Даша хотела сказать, что с деньгами проблем не будет, родители помогут, но вовремя прикусила язык. Достаточно того, что все чуть было не рухнуло из-за квартиры. Она как-то не отдавала себе отчета в том, каким потрясением будет для Ильи обычное, с ее точки зрения, жилье.
Конечно, когда она была маленькой, родители жили скромнее, достаток было не принято выставлять уж очень напоказ, но и тогда ее отец — директор крупнейшего в области завода — практически ничего не покупал в магазинах, а все получал с каких-то складов по достаточно умеренной цене. Мебель в доме всегда была импортной, ремонт делали по высшему классу, ну и так далее. Конечно, у нее не было собственной ванной, да и комната была куда меньше и скромнее, так это когда было?
У всех ее приятелей и приятельниц такие же квартиры, а то и получше. Собственные дома — не их, конечно, а родителей. У Максима, бывшего ее пламенного поклонника и без пяти минут жениха, с которым она неделю назад возвращалась с какой-то вечеринки, помимо немалых апартаментов в особняке родителей, имеется собственная лошадь для верховой езды и конюшня, соответственно. В их кругу никого ничем невозможно было удивить. Но Илья, конечно, совсем другое дело…
— Все образуется, Илюшенька, — ласково сказала она. — Я научусь готовить и все такое. А ты станешь самым известным журналистом в стране, начнешь ездить в командировки за границу, ну и по стране, конечно, будешь выступать по радио, по телевизору… И у нас все будет свое, заработанное. Я же после института тоже работать пойду.
Примерно такую речь она произнесла полчаса спустя, когда ее родители позвали «молодых» пить чай. Иван Николаевич поддакивал и похохатывал, но Лидию Захаровну такая перспектива явно не вдохновила:
— В нашей семье женщины никогда не работали, — произнесла она, поджав губы. — Ни моя мама, Дашенькина бабушка, ни я. Женское дело — обеспечивать уют в доме, да детей воспитывать.
— Меня бабушка воспитывала! — фыркнула Даша. — Вы с отцом тогда на Севере были.
— Правильно. Не могла же я тебя тащить в этот жуткий климат. А как только папука получил назначение в Волжск, так мы сразу тебя к себе забрали, да и мама последние годы не одна прожила, заботились о ней, как о королеве. Впрочем, дело ваше. Надеюсь, Илья, вы не будете возражать против того, чтобы свадьбу мы справили по всем правилам? Дочка у нас одна…
— По всем правилам? — ошарашенно переспросил Илья. — Простите, Лидия Захаровна, я в этих делах не специалист. Конечно, делайте, как вы считаете нужным. Если от меня что-то требуется… То есть, конечно, требуется, только я не знаю…
— Да ничего от тебя не требуется! — вмешался Иван Николаевич. — Подаришь Дашке колечко, всего и делов-то. Я тебе подскажу, где подешевле купить. Не хмурься, я знаю, что деньги ты не печатаешь. Потому и забочусь. На свадьбу, как я понимаю, тебе звать почитай некого?
— Почему же некого? — слегка обиделся Илья. — Анна Петровна, хозяйка моя, раз. Алексей с Аленой, друзья два. Рита — три…
— Кто такая Рита? — заинтересовалась Лидия Захаровна.
— Рита — это мой друг. Еще по Ростову.
— Девушка — друг?
— Да ну тебя, мама, — капризно протянула Даша, — друг, конечно. Мне Илюша все-все про нее рассказал. Не дергайся.
Лидия Захаровна сохранила на лице скептическое выражение, но развивать тему не стала. Инициативу вновь перехватил Иван Николаевич.
— Так. А еще кто?
— Еще Владилен Сергеевич, мой шеф. Вот, пять человек получается.
— Н-да. Негусто. Ну да не беда, с Дашенькиной стороны меньше ста человек не получится.
— Сколько-сколько? — переспросил Илья, не веря своим ушам.
— Не меньше ста, — с видимым удовольствие повторил Иван Николаевич. — А может, и больше. Не волнуйся, парень, все за наш счет. Да и ежели бы ты миллионером был, все равно свадьбу родители невесты устраивают, так уж на Руси испокон веков заведено было. А предки наши не дурее нас с тобой были.
— Платье нужно в ателье заказывать, — мечтательно произнесла Лидия Захаровна. — И фату тоже. Вы венчаться будете?
Илья беспомощно посмотрел на Дашу. О венчании он даже и не думал, он и саму регистрацию-то в загсе представлял себе достаточно смутно, поскольку ни разу не видел воочию. Так уж жизнь сложилась.
— Будем, будем, — пришла ему на помощь Даша. — Это так красиво… И потом — ведь на всю жизнь. Правда, Илюша, мы же на всю жизнь?
В ее голосе впервые за все время их знакомства — правда, очень недолгого, — явственно прозвучали какие-то детские нотки, совершенно не вязавшиеся с прекрасным голосом зрелой женщины. Это было одновременно и раздражающе, и трогательно. Как, впрочем, и многое в Даше.
— Ну, конечно, на всю жизнь, — улыбнулся ей Илья. — Можешь не сомневаться. Просто я в этих вопросах новичок.
Даша просияла и захлопала в ладоши. Еще один жест манерного ребенка. Прежняя скромно-насмешливая, уверенная в себе, почти зрелая женщина словно куда-то подевалась. Как будто Даша стала играть совсем другую роль. Только глаза остались прежними — прекрасные, жемчужно-серые глаза с длинными пушистыми ресницами. И одного их взгляда по-прежнему было достаточно, чтобы Илья позабыл все свои недоумения, сомнения, тревоги и почувствовал себя совершенно счастливым…
«А с родителями разберемся, — думал Илья, возвращаясь поздно вечером домой уже официальным женихом. — Ну, будем жить в квартире, которую они Даше купили, подумаешь, большая беда! На жизнь я сам заработаю и всего добьюсь, а когда в Москву переедем, то и жилье я обеспечу. Главное, она меня любит. И не виновата же, в конце концов, в том, что ее отец — мэр. И так, бедная, молчала до последнего, боялась, что я сбегу. Правильно, между прочим, боялась, мог и сбежать. А с родителями разберемся, в примаки к ним я не пойду и ладно».
Счастливый, как никогда в жизни, он тем не менее не мог отделаться от смутного чувства какого-то беспокойства. Слишком уж радужная и идиллическая картина получалась, а он, не очень-то избалованный жизнью, в идиллии не верил. Точнее, их боялся. Но отмахивался от беспокойства, загонял его в самый дальний угол сознания, уговаривал сам себя, что все прекрасно и удивительно, что чудеса, черт возьми, случаются не только в сказках, и что Даша его любит.
А все остальное — ерунда. Перемелется, мука будет.
