К. Э. Циолковский в воспоминаниях современников » — Литературный гуру

Редко чьё имя в истории отечественной науки вызывало и вызывает до сих пор столь разнообразные толки, как имя Константина Эдуардовича Циолковского (1857-1935). Они начались ещё в 19 веке, когда, когда Циолковский свои первые научные работ по воздухоплаванию отправлял отцу русского самолётостроения Н.Е. Жуковскому, а тот регулярно то «терял» их, то «забывал» ответить автору. Они продолжаются и сегодня в многочисленных публикациях некоего кандидата наук Г. М. Салахутдинова., упорно доказывающего нулевую значимость наследия гениального калужанина. Как же! В отличие от остепенённого критика, Циолковский (Салахутдинов это неустанно подчёркивает) не имел даже высшего образования!

Но нельзя также не отметить что мало, у кого из великих людей науки было столько поклонников, защитников и помощников, как у КЭЦ. (Этой аббревиатурой Циолковского часто величали в советские времена. Воспользуемся ею и мы). И вот ведь парадокс: среди недоброжелателей Константина Эдуардовича нередко встречались не какие-нибудь Сальери, но люди весьма значительные, например, упомянутые выше Н.Е. Жуковский и Ф.А. Цандер.
Cреди же покровителей такие неожиданные сочетания, как Менделеев и Сталин. Враги К. Э. объясняют покровительство последнего тем, что учёный был типичным «совком». Но горячим поклонником Циолковского был отец Александр Мень, которого в «совковости» уж никак не упрекнёшь, а в недостатке учёности и религиозности — тем более. Его статья «Циолковский и атеизм», опубликованная в 90-е годы в семитомнике «Истории религии» — настоящий панегирик пророческой глубине и бесстрашию калужского отшельника от науки.

Ещё один парадокс. Одна из первых работ Циолковского, заявившая, а потом закрепившая приоритет учёного в области ракетостроения «Освоение межпланетных пространств с помощью реактивных приборов» подверглась жесткой цензуре именно в дореволюционные времена (1903 г.). Цензор попросту запретил её печатать в журнале «Научное обозрение» по причинам явного несоответствия идей автора тогдашним научным представлениям и догмам церкви. Потребовалось поддержка Д. И. Менделеева, который, ознакомившись с работой Константина Эдуардовича и выслушав жалобы редактора журнала на цензурный произвол, сказал: «Ну, конечно, цензор есть цензор. Он ведь получает жалованье не за разрешения, а за запрещения. Но я вам дам совет не как химик, а как дипломат. Сведите все ваши доводы в защиту полёта на реактивных приборах к пиротехнике. Докажите им, что, поскольку речь идет о ракетах, это очень важно для торжественных праздников в честь тезоименитства государя и “высочайших особ”. Вот пусть тогда вам запретят печатать статью!» Редактор воспользовался этим советом и, стараясь быть серьезным, изложил эти “соображения” цензору. Разрешение было получено.

Что же касается работ Циолковского, опубликованных в советское время, то их в четыре раза больше, чем в царское. И каких работ! Труды по ракетной технике занимают среди них весьма скромное место, главным же образом – это философские эссе ярко выраженного идеалистического направления с характерными названиями: «Воля Вселенной», «Нирвана», «Причина Космоса» и др. Причём Константин Эдуардович все их, по установленной им традиции до революции и после неё, издавал только за свой счёт. Поскольку не терпел малейшего постороннего вмешательства в рукописи, никакой редакторской правки и цензуры.
Как же могли в сталинскую пору появиться в нашей стране книжки, где без обиняков декларирован панпсихизм материи, а причиной Космоса объявлен Непознаваемый Разум? Тогда и более скромные уступки идеализму безжалостно карались как антимарксистская ересь. Но брошюры – налицо, автор умер в 78 лет своей смертью, не только обласканный советской властью, но и названный ею отцом космонавтики, хотя сам свои ракетные проекты ценил не высоко и не скрывал, что они лишь второстепенный инструмент к полётам в иные миры в телах из лучистой материи.

Вот уж действительно — чудны дела твои, Господи! И как не подумаешь, что в наши дни всеобщего возвращения в лоно религии или модного спроса на НЛО, философская мысль Циолковского остаётся в тени. Не потому, что мало публикаций. Интернетский сайт отца русской космонавтики перенасыщен текстами диссертаций на темы его философии. Но в лучшем случае, это добросовестное изложение идей великого калужанина. Циолковского же раздражала околонаучная возня вокруг его имени. Не разговоры его интересовали – действие. Он мечтал своей философией обогреть человечество, подарить ему вечное чувство счастья. «Я хочу привести вас в восторг от созерцания Вселенной, от ожидающей всех вас судьбы, от чудесной истории прошедшего и будущего каждого атома. Это увеличит ваше здоровье, удлинит жизнь и даст силу терпеть превратности судьбы. Вы будете умирать с радостью в убеждении, что вас ожидает счастье, совершенство, беспредельность и субъективная непрерывность богатой органической жизни. Мои выводы более утешительны, чем обещания самых жизнерадостных религий. Ни один позитивист не может быть трезвее меня. Даже Спиноза в сравнении со мной мистик, Если и опьяняет моё вино, то всё же оно натурально».
Старая история! Люди не спешат принимать подарки пророков. А если принимают, то обычно лишь те, что сулят немедленную выгоду, которую можно пощупать руками. Обещание же Циолковского подарить человеку радостную идею вечного путешествия по Вселенной в форме живущего в каждом из нас духовного атома висит до сих пор загадкой в умах мужей науки, так же как слова Иисуса Христа, сказавшего, что Царство Небесное внутри человека меньше горчичного зерна. Не о том ли атоме речь?

Однажды в беседе со своим другом и соратником А.Л. Чижевским Константин Эдуардович сказал: «Неужели вы думаете, что я, допуская эволюцию человечества, оставляю ее в таком виде, в каком человек прибывает теперь: с двумя руками, с двумя ногами и т.д. Нет, это было бы глупо. Эволюция есть движение вперед. Человечество, как единый объект эволюции, тоже изменяется, и, наконец, через миллиарды лет превратится в вид лучистой энергии». Поистине cлова, достойные апостола Павла: « Не все умрём, но все изменимся».
Сейчас многие говорят о том, что Циолковский слишком опередил своё время. Но в чём и как? Об этом лучше всего рассказывает он сам.

ГРАНИ ЖИЗНЕННОГО ПУТИ

«Я всю жизнь жаловался на судьбу, на несчастья, на препятствия к плодотворной деятельности. Случайны ли они, или имеют какой-либо смысл? Не вели ли они меня по определенному пути с определенной высокой целью?
Я родился в 1857 году1. В 1867-1868 году, когда я был приблизительно 10-11 лет, последовал первый удар судьбы. У меня была скарлатина, результатом чего были: некоторое (умственное) отупение и глухота. До этого же я был счастливым и способным ребенком, меня очень любили, вечно целовали, дарили игрушки, сладкое, деньги2.
Что же было бы со мной, если бы я не оглох? Предвидеть этого точно, конечно, невозможно, но приблизительно было бы следующее: по моим природным способностям, здоровью, счастливой наружности, талантливости я пошел бы по проторенной дорожке. Кончал бы разные курсы, служил, делал карьеру, женился, имел много детей, приобрел бы состояние и умер в счастье ограниченный, довольный и окруженный многочисленным потомством и преданными людьми. Ум бы мой почти спал, успокоенный счастьем, удовлетворенный природой.

Я, может быть, сделал что-нибудь маленькое, написал какую-нибудь книжку, развил какую-нибудь философию, может быть, изобрел бы что-нибудь и осуществил, но все это было бы очень ничтожно и сомнительно, так как счастье и удовлетворенность погашают высшую деятельность. Но что же сделала со мной глухота? Она заставляла страдать меня каждую минуту моей жизни, проведенной с людьми. Я чувствовал себя с ними всегда изолированным, обиженным, изгоем. Это углубляло меня в самого себя, заставляло искать великих дел, чтобы заслужить одобрение людей и не быть столь презираемым. Мне всегда казалось, что за глухоту меня презирают. Да оно так и было, хотя принято скрывать презрение к больным и уродам.

Но глухота одна не могла бы сделать из меня то, что вышло. Помимо благоприятной наследственности, последовал еще ряд толчков и жестоких ударов, которые довершили дело глухоты».
Прежде всего, таким толчком было, по словам Циолковского, увлечение Евангелием, «придание огромного значения» личности Иисуса Христа, хотя калужский затворник признавался, что «никогда не причислял его к сонму богов по причине материалистического взгляда на мир». « Вместе с тем материализм во мне уживался с верой в какие-то непостижимые силы, связанные с Христом и Первопричиной. Я жаждал этого таинственного. Я пожелал в доказательство видеть… Часто сиживал на крыльце… думал и смотрел на облака. Вдруг вижу, в южной стороне, не очень высоко над горизонтом, облако в виде очень правильного четырехконечного креста. Долго я следил за облаком, и форма его сохранялась. Затем это мне надоело, и я стал смотреть по сторонам или задумался, не помню. Только погодя немного опять взглянул в ту же сторону. Теперь был не менее удивлен, так как видел облако в форме человека. Фигура была отдаленная, некрупная, ясно были видны руки, ноги, туловище и голова. Фигура тоже правильная, безукоризненная, как бы вырезанная грубо из бумаги».

Как относится материалист к подобным видениям? В лучшем случае, как к случайному сочетанию облачных паров или к галлюцинации. А — верующий? Как к знаку Божию, зовущему к покаянию и молитве. Циолковского его видения и другие «толчки» позвали к научному осмыслению религиозного опыта. «Мы должны, — писал он, — признать за ней (религией) право на существование, ибо нельзя миллионы людей признавать полоумными или просто глупцами. Над этими общепринятыми во всех религиях символами («душа», «потусторонний мир», «рай», «ад») надо глубоко поработать, расшифровать их с космической точки зрения».
«Я всегда помнил, что есть что-то неразгаданное, что Галилейский учитель и сейчас живет, и имеет значение, и оказывает влияние до сих пор. Это придавало интерес тяжелой жизни, бодрило. Несмотря на то, что я был проникнут современными мне взглядами, чисто научным духом, материализмом, во мне одновременно уживалось и смутно шевелилось что-то непонятное. Это было сознание неполноты науки, возможность ошибки и человеческой ограниченности, весьма далекой от истинного положения вещей. Оно осталось и теперь и даже растет с годами».
Что имел в виду КЭЦ?

Циолковский сообщает о случае, происшедшем с ним 31 мая 1928 года. Наблюдая закат, он почти у самого горизонта увидел будто бы напечатанные в облаках, четко прорисованные буквы «RАУ» и долго размышлял, что они означают. Пока его не осенило – буквы-то латинские. И тут же выстроилось четкое — РАЙ. «Слово было довольно пошлым, — пишет он, — но что делать? Бери, что дают. Я понял все это так: после смерти конец всем нашим мукам, то есть то, что я и доказывал. Таким образом, само небо подтвердило мои предположения», — заключает он.

Вся жизнь Константина Эдуардовича. была подчинена задаче разгадки «истинного положения вещей» на земле и за её пределами. И упорство его расшифровать научно истины религии с годами возрастало. «Потусторонним миром» для КЭЦ стал огромный, населённый иными цивилизациями Космос, в существование которых он непреложно верил. Бессмертной душой, точнее, ядром человеческой индивидуальности, калужский мудрец полагал «дух-атом», который не только может — обязан завоевать космическое пространство и заселить его. «Раем» для Циолковского было постоянное чувство радости, связанное с выполнением такой задачи; «адом» — обыдённость нашей скорбной планеты, уникального в Мироздании питомника для выращивания наиболее сильных духов, способных покорять космическое пространство.
Циолковский понимал, что решить такие грандиозные научные задачи можно, лишь сосредоточив все мысли, чувства и действия на поставленной задаче. Точно так же, как религиозный подвижник сводит все мысли к молитве или к мантре, подвижник от науки, отрекаясь от любых мирских соблазнов, забывает себя ради проникновения в истину научную. Калужский затворник сформулировал свой метод достижения истины в брошюре «Нирвана», как полное обуздание психосферы на пути к Истине и Свободе. Одним из первых он возвратил буддизму научные первоосновы, завещанные Готамой-Буддой и превращённые последующими поколениями монахов в религию. Обывательский же подход к буддизму трактует Нирвану, как отрицание жизни и уход в небытие.

Циолковский не только вернул понятию Нирваны его первоначальный смысл, но и всей жизнью с молодых лет жил полным сосредоточением на Истине. Отец посылал ему на содержание во время учёбы 7-8 рублей ежемесячно. По ценам 19-го века этого хватало на сносное существование. КЭЦ же обходился 90 копейками в месяц, тратя остальные деньги на книги и на материалы для научных опытов. Уже потом, женившись и «настрогав» полдюжины детишек, он основную часть зарплаты школьного учителя расходовал на те же цели. К счастью, женой учёного оказалась дочь священника, которая безропотно терпела полуголодное существование и самоотверженно помогала мужу, сняв с него по существу все бытовые заботы.
С воцарением советские власти житейская ситуация учёного изменилась к лучшему. Декретом В.И. Ленина в 1919 г. Циолковскому была назначена не плохая по тем временам пенсия, как выдающемуся деятелю науки. Поэтому с ним вынуждены были считаться все специалисты по воздухоплаванию. Усилил авторитет КЭЦ И.В. Сталин, приславший в канун 75-летия поздравительную телеграмму. Реверансы Константину Эдуардовичу вынуждены были отвешивать самые злобные недоброжелатели. Но, как поётся в романсе, «и тайно и страстно оружия ищет рука». Интриги вокруг Циолковского плелись всю жизнь, кровь ему портили до самой смерти. Увы, се — человек…

В 1932 году к Циолковскому приезжал писатель Л. Кассиль. Любопытен эпизод из его статьи, опубликованной в газете «Известия»:
Ну, Константин Эдуардович, как вы думаете, скоро я отправлюсь специальным корреспондентом «Известий» на Луну?
Циолковский хохочет. Он смеется удивительно вкусно, легко, заразительно…

— Ишь, прыткий… Не-ет, Это не так скоро. Сначала еще пусть стратосферу завоюют… Вот дирижабль мой — тот может хоть сейчас полететь, он вполне осуществим. А все тянут… Обещали начать давно, да всё комитеты, инстанции. Очень уж много… Ибсен вот зло сказал как-то,.. только вы не передавайте, а то еще обидятся: «Когда черт захочет, чтоб ничего не вышло, он внушает мысль учредить новый комитет». Иногда и решишь в сердцах, что Ибсен-то прав… Я человек смирный, но как же тут не сердиться… Ведь это нужно СССР… И человечеству нужно, значит…»
Чем ещё можно объяснить не только чиновничью мышиную возню «комитетов», но и завистливо-крысиную возню вокруг имени учёного, кроме процитированного выше библейского вздоха? Ответ очевиден.
Для академиков и докторов наук КЭЦ был странным школьным учителем из провинциального захолустья, который каким-то непонятным боком прикоснулся к величайшим проблемам науки и в то же время просто, здраво, убедительно стыковал их с древними постулатами религий. Да так, что ни священник, ни учёный ничего не могли возразить. Можно понять Н.Е. Жуковского, когда бы он увидел в присланном Циолковским письме только подтверждение своим летательным проектам. Но ведь там были проекты освоения Космоса в телах из света!

«Что путного может происходить из Назарета?» — спрашивали две тысячи лет назад в Иерусалиме законодатели мудрости того времени. Вот и тянул с ответом калужскому мечтателю столичный профессор, не зная, что сказать о мало понятных ему проектах. К чести Н.Е. Жуковского, он не только «молчал», однажды всё-таки обронил похвалу идеям Циолковского. Потом спохватился, отозвал свои хвалебные слова.
« Грустно и больно думать о том, что даже крупнейшие люди обладают такими жалкими слабостями, которые обычно присущи людям мелким и никчемным», — философски заметил Циолковский своему другу Чижевскому. А мелких специалистов в области техники провинциальные штудии КЭЦ только бесили. Он отвечал своим врагам не по-христиански, скорее, по-конфуциански: за добро – добром, за зло – по справедливости. Любил повторять изречение Козьмы Пруткова: «Специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя». В своих письмах отзывался о специалистах ещё жестче: «Слепые и глухонемые дурни, вам бы в звериных шкурах ходить…».

Перефразируя Есенина, можно задать вопрос, откуда вообще «закатился» в научную среду этот её «встревоживший мятежник»? Циолковский, веривший в восточную концепцию реинкарнаций, мог бы с полным правом заявить, что «закатился» из Древней Греции, как воплощение одного из великих греков-атомистов. Тем более, иные из них были аскетами и верили в переселение душ.
КЭЦ за всю жизнь не выпил ни рюмки вина или водки, был страстным поклонником женщин, но никогда не знал ни одной до женитьбы, а, женившись, ни разу не изменил жене. С простодушной откровенностью признался в этом сам. Также называл половой акт постыдным способом продолжения человеческого рода, однако сам увеличил его на семь единиц «презренным» способом. При том назвать себя хорошим семьянином отнюдь не спешил.
«Характер у меня вообще с самого детства скверный, горячий, несдержанный. А тут глухота, бедность, унижения, сердечная неудовлетворенность и вместе с тем пылкое, страстное до безумия стремление к истине, к науке, к благу человечества, стремление быть полезным, выбраться из застенка с тою же целью, полное ради этого пренебрежение средними человеческими обязанностями.

На последний план я ставил благо семьи и близких. Все для высокого. Я не пил, не курил, не тратил ни одной лишней копейки на себя, например, на одежду. Я был всегда почти впроголодь, плохо одет. Умерял себя во всем до последней степени. Терпела со мною и семья. Мы были, правда, довольно сыты, тепло одеты, имели теплую квартиру, не нуждались в простой пище, дровах и одежде. Но я часто раздражался и, может быть, делал жизнь окружающих тяжелой, нервной. Не было сердечной привязанности к семье, а было напускное, ненатуральное, теоретическое. И едва ли это было легко окружающим меня людям. Была жалость и правда, но не было простой, страстной человеческой любви».
Эти суровые самооценки дали повод недоброжелателям КЭЦ нарисовать образ угрюмого эгоиста и гордеца, хотя близко знавший и долго друживший с Циолковским А.Л. Чижевский признавался, что редко встречал человека более скромного и доброжелательного. Он был соткан из противоречий, но не такова ли природа каждого гения?

ЦИОЛКОВСКИЙ В ОЦЕНКАХ ДРУЗЕЙ И ВРАГОВ

Ничего не характеризует человека ярче, чем ярость его врагов. Уже упоминаемый нами Г, М. Салахутдинов написал и опубликовал в либерально- перестроечное время кучу «исследований», компрометирующих отца космонавтики. Однако добился результата совершенно противоположного. Всякого рода наговоры, «чернуха» лишь чётче оттеняют космический свет звезды КЭЦ. Процитируем несколько отрывков из «трудов» Салахутдинова.
«Неужели кого-то могли убедить, его (Циолковского) работы по астрономии, биологии, физике, сплошь основанные на «догадках» и фантазиях, или его философия-религия, сияющая фейерверком неправдоподобности, представляющая собой какую-то разновидность религиозного сектантства и откровенного мракобесия?
Ответить на все эти вопросы чрезвычайно трудно, поскольку сам К.Э.Циолковский был человеком не очень простым.

Итак, в бытовом отношении крайне скромный человек. Он никогда и никого ни о чем не просил для себя. Исключения составляли крайне скромные и вполне резонные просьбы о выделении средств на проведение опытов и на публикацию работ.
И в то же время, — продолжает критик КЭЦ, — существует и другой К.Э. Циолковский: жесткий, нетерпимый, высокомерный, поставивший сам себя выше не только любого из окружавших его людей, крупнейших ученых, но и выше самого Бога, которого он решил потеснить своей атомистической философией-религией. Он не только не сделал правильных выводов из отрицательных отзывов на его работы специалистов: Федорова, Рыкачева, Жуковского, Ветчинкина и др. (Запомним последнюю фамилию, мы к ней ещё вернёмся – Ю.К.), но и, более того, обозначив их всех словом «профессионалы», стал представлять их недалекими, завистливыми, косными.

Он писал:
“Мне бы только хотелось избежать предварительного суда специалистов, которые забракуют мои работы, так как они опередили время; также и по общечеловеческой слабости: не признавать ничего оригинального, что так несогласно с воспринятыми и окаменевшими уже мыслями”. А вот еще одно признание: “Отсылать рукописи на суд средних людей я никогда не соглашусь. Мне нужен суд народа. Труды мои попадут к профессионалам и будут отвергнуты или просто затеряются. Заурядные люди, хотя бы и ученые, как показывает история, не могут быть судьями творческих работ”.
«Практические работы по ракетной технике в СССР, — продолжает свои рассуждения Г.М. Салахутдинов, — начались под влиянием не столько непосредственных идей К.Э.Циолковского, сколько в результате воздействия информации, поступавшей по этому вопросу с Запада. Роль К.Э.Циолковского здесь представляется только пропагандистской.
Он был настолько неизвестен за рубежом, что А.Л.Чижевскому пришла мысль издать специальную книгу для зарубежных ученых. Сам А.Л.Чижевский сделал к этой книге, названной, как и у Г.Оберта, «Ракета в космическое пространство», предисловие на немецком языке и около 250 экземпляров были отправлены почти в 10 стран и по 10 экз. Г.Оберту и Р.Годдарду. Были посланы различные материалы Ф.Оппелю, А.Форрейгеру, А.И.Шершевскому, в ряд магазинов, издательств, редакций, а также в Прусскую Академию наук».

После этого Г.Оберт, крупнейший западный авторитет в области ракетостроения 18 сентября 1929 года написал К.Э.Циолковскому известное ответное письмо, в котором, в частности, писал: «Я только сожалею, что не раньше 1925 года услышал о Вас. Я был бы, наверное, в моих собственных работах сегодня гораздо дальше и обошелся бы без тех многих напрасных трудов, зная Ваши превосходные работы… Надеюсь, что Вы дождетесь исполнения Ваших высоких целей. Вы зажгли огонь, и мы не дадим ему погаснуть, но приложим все усилия, чтобы исполнилась величайшая мечта человечества».
«Г.Оберт, — продолжает Гелий Салахутдинов, — прислал К.Э. Циолковскому свою книгу и остается только сожалеть, что наш соотечественник, не зная немецкого языка, с ней не познакомился поближе, поскольку в ней содержались идеи и двухступенчатой ракеты, и внутреннего охлаждения ЖРД, самостоятельная разработка которых была ему не по силам». Конец цитатам из cочинений Салахутдинова. Согласимся, в них больше вынужденной хвалы, нежели хулы.
А вот оценки друзей и людей сочувствующих.

А. Космодемьянский: «Полеты ракет наблюдали многие и до Циолковского. Первые фейерверочные ракеты были построены в Китае более 3000 лет назад. И, однако, никто из строителей ракет, никто из многих миллионов людей, наблюдавших фейерверки и иллюминации, не пришел к созданию новой науки — теории полета ракет… . Все величие таланта Циолковского, вся его творческая самобытность и оригинальность, проявились во всем блеске, именно в теории движения ракет, где многие и многие из ученых не видели ничего достойного внимания…Расширить границы познания объективных законов природы, проложить новые пути исследований в неизвестной области и дать результаты классической ясности и простоты мог только человек выдающегося дарования и гениальной проницательности».

А. Мень: «В своих сочинениях философского характера ученый развивал учение «панпсихизма» («монизма»), согласно которому космос представляет собой живое и одушевленное существо. Атомы образуют во Вселенной бесконечное разнообразие форм жизни, в том числе, человека (об этом шла речь в работах 1898–1914: «Научные основания религии», «Этика или Естественные основы нравственности», «Нирвана» и др). В позднем творчестве Циолковского центральное место занимает грандиозная планетарная и космическая утопия. В создании идеального общества Циолковский решающую роль отводил науке, ее новым, поистине фантастическим возможностям (социальному проектированию посвящены его работы: «Горе и гений», 1916; «Идеальный строй жизни», 1917; «Общественный строй», 1917; «Социология (фантазия)», 1918; «Приключения атома», 1918). С разочарованием ученого в цивилизации и возможностях научного познания связаны его религиозно-мистические искания последнего периода жизни и опыт построения новой этической системы («Живая Вселенная», 1923; «Воля Вселенной», 1928», «Будущее земли и человечества», 1928; «Научная этика», 1930; «Космическая философия», 1935.

С.Королёв : «Он не воспользовался своим избранием членом Русского физико-химического общества для установления связей с научным миром. Когда в Боровск приехал известный электротехник П. М. Голубицкий, чтобы везти Циолковского для знакомства с русским математиком, профессором Стокгольмского университета Софьей Ковалевской, то Константин Эдуардович не поехал, как он сам объясняет, из-за своей дикости и застенчивости. Вот как Голубицкий описывает это посещение: «Я познакомился с Циолковским в Боровске, где крайне заинтересовался рассказами о сумасшедшем изобретателе, который утверждает, что наступит время, когда корабли понесутся по воздушному океану со страшной скоростью, куда захотят. Беседы с Циолковским поразили меня. С одной стороны, поражала крайняя простота его приемов, простое и дешевое устройство его моделей, а с другой стороны, важность выводов. Невольно припомнилось, что великие ученые Ньютон и многие другие часто из ничего не стоящего опыта приходили к научным выводам неоценимой важности. Поражало и то, что сам изобретатель, отец многочисленного семейства, отдавал все силы и последние свои средства науке, в то время как из каждой щели этого дома видна ужасающая нищета».
А вот как отвечал Константин Эдуардович не только своим критикам, но и поклонникам:

«Многие думают, что я хлопочу о ракете и беспокоюсь о её судьбе из-за самой ракеты. Это было бы глубочайшей ошибкой. Ракеты для меня только способ, только метод проникновения в глубину космоса, но отнюдь не самоцель. Не доросшие до такого понимания вещей люди говорят о том, чего не существует, что делает меня каким-то однобоким техником, а не мыслителем. Так думают, к сожалению, многие, кто говорит или пишет о ракетном корабле. Не спорю, очень важно иметь ракетные корабли, ибо они помогут человечеству расселиться по мировому пространству. И ради этого расселения я-то и хлопочу. Будет иной способ передвижения в космосе — приму и его. Вся суть — в переселении с Земли и в заселении Космоса. Надо идти навстречу, так сказать, космической философии! К сожалению, наши философы об этом совсем не думают. А уж кому-кому как не философам следовало бы заниматься этим вопросом. Но они либо не хотят, либо не понимают великого значения вопроса, либо просто боятся… Представьте себе философа, который боится! Демокрита, который трусит! Невозможно!»
Сказано так, словно КЭЦ убеждён в поведении Демокрита, в какую бы эпоху тот ни жил.

НОВОСИБИРСКИЙ АПОКРИФ

Так назвал главу своей книги «На берегу Вселенной» А.Л. Чижевский, ближайший, даже, может быть, единственный великий прижизненный друг Циолковского. Одна из глав его книги посвящена человеку, сыгравшему странную роль в судьбе Циолковского. Его нельзя считать врагом КЭЦ, поскольку он относился к Константину Эдуардовичем с искренним пиететом, соратником – тоже, потому что ни о каком соратничестве речь идти не может. Речь идёт о Юрии Кондратюке, которого средства массовой информации в 60-х годах прошлого века вначале как бы заново открыли, а потом сделали фигурой, равновеликой КЭЦ. Писать о Ю.В.Кондратюке (настоящее его имя А.М. Шаргей) нелегко, тем более мне, новосибирцу. Ибо, что бы ни говорили об этом человеке, он был, несомненно, талантлив, честен, прожил нелёгкую жизнь, но принёс Циолковскому немало огорчений. Из песни, как говорится, слова не выкинешь.

Сегодня принято считать, что Кондратюк независимо от Циолковского пришёл к тем же космическим идеям, расчётам и формулам, которые впервые обнародовал Константин Эдуардович. Американские учёные, поверившие на слово нашим СМИ, заявили, что их проект высадки человека на Луну основан на вычислениях Кондратюка. На этом основании имя Кондратюка носит один из лунных кратеров, а также открытая в 1977 году малая планета-астероид. В Новосибирске есть площадь имени Кондратюка, его именем назван Аэрокосмический лицей и Научно-мемориальный центр, расположенный в здании-памятнике, где работал некогда Юрий Васильевич. Основанием для всех этих почестей, а также для вывода о самостоятельном приходе Кондратюка к космическим идеям и расчётам служат его книга «Завоевание межпланетных пространств». Главную же роль в пропаганде «автономности» ракетных расчётов Кондратюка сыграл известный советский учёный В.П. Ветчинкин. Резко отрицательную оценку обоим дал А.Л. Чижевский считая Кондратюка фигурой, полностью «надутой» Ветчинкиным, а потом средствами массовой информации специально для того, чтобы дискредитировать Циолковского. Вот отрывки из книги «На берегу Вселенной»: «Познакомившись с содержанием книжки Кондратюка, Циолковский сказал: «Ветчинкин силен своим нахальством, своей наглостью, умением сухим выходить из воды… С ним не так просто будет справиться». «Цандера и так далее. Не могу я поехать в Новосибирск и надрать уши новоявленному Я не хочу сейчас поднимать скандал из-за неосторожных, необдуманных и злых поступков проф. Ветчинкина. У меня нет времени и сил поднимать борьбу с ним или подавать на него в суд за явное оскорбление меня, будто я украл мысли звездоплавателю. Я сейчас занят более важным делом (в этот период времени он разрабатывал систему многоступенчатых ракет — прим. А.Л. Чижевского). Но пройдут годы, улягутся страсти, и тогда Вы, дорогой Александр Леонидович, — обратился он ко мне, — очевидец всех этих дел — должны будете восстановить мой приоритет, если это понадобится, или рассказать об этих делах в назидание будущим поколениям… Пусть эта просьба будет моим завещанием». (Выделено мною – Ю.К.).

Дело будущих учёных выполнить завещание Циолковского, разобраться во всех перипетиях и профессиональных тонкостях спора вокруг его имени, также имени Кондратюка и нашумевшей книги последнего. Речь идёт не о научном споре, Не о выяснении истины, а об отсутствии таковой, когда дело касается «приоритетов» Ю.В Кондратюка. Ограничимся некоторыми фактами, которые проверены, хорошо известны сегодня и не отрицаются ни одним серьёзным исследователем.

Согласно опубликованным датам биографии Ю.В. Кондратюка, его взаимодействие с работами Циолковского выглядит в хронологическом порядке следующим образом:
Май — июнь 1919 г. — пребывание А.И.Шаргея (Кондратюка) в Полтаве. Первое знакомство со статьей о ракете К.Э.Циолковского. Первые наброски будущей книги. Июнь 1919 г. — ноябрь 1919 г. — А.И.Шаргей живет и работает в Киеве. Работает над вторым вариантом рукописи о межпланетных путешествиях, которую назвал: «Тем, кто будет читать, чтобы строить». Меняет фамилию «Шаргей» на «Кондратюк» Ноябрь 1922 г. — август 1925 г. — Юрий Кондратюк работает в местечке Малая Виска на сахарном заводе на разных технических должностях. В этот период он продолжал трудиться над третьим вариантом своей рукописи «О межпланетных путешествиях». В июне 1925 г. пишет первое предисловие к этой работе и после этого направляет рукопись в Москву, в Главнауку, на предмет рецензирования и издания. Там она попадает в руки Л. Троцкого 12 апреля 1926 г. — Ю.В.Кондратюк получает высокий отзыв о своей работе «О межпланетных путешествиях» (рукопись-вариант № 3) от инженера-механика В.П.Ветчинкина. Апрель 1926 г. — апрель 1927 г. — Ю.В.Кондратюк трудится над четвертым вариантом своей рукописи по межпланетным путешествиям с учетом пожеланий и замечаний инженера-механикаВ.П.Ветчинкина,предложившего назвать работу — «Завоевание межпланетных пространств».

4 декабря 1927 г. — профессор В.П.Ветчинкин пишет предисловие к этой книге. . 14 июня 1928 г. — отказ ГИЗа и Главнауки издать книгу Кондратюка «Завоевание межпланетных пространств».
Октябрь 1928 г. — Ю.В.Кондратюк пишет второе предисловие к своей книге. Январь 1929 г. — выход в свет книги Ю.В.Кондратюка «Завоевание межпланетных пространств» под редакцией и с предисловием профессора В.П.Ветчинкина и с двумя предисловиями автора (Новосибирск, издание автора, тираж 2000 экземпляров).
Выписка из Большой Советской Энциклопедии о Ветчинкине.

«Ветчинкин Владимир Петрович (1988-1950), советский учёный в области аэродинамики, самолётостроения и ветроэнергетики, доктор технических наук, профессор (1927), засл. деятель науки и техники (1946). Ближайший ученик А.Е. Жуковского. Один из организаторов Центр. аэрогидродинамич. ин-та (ЦАГИ). Вёл многолетнюю науч. ( в ЦАГИ) и пед. ( в МВТУ и др. ин-тах) работу по теории и расчёту гребных винтов, динамике полёта и прочности самолётов, использования ветра и конструированию ветроэлектростанций и др. В. Опубликовал ок. 150 научных работ. Гос. пр. СССР (1943). Награждён З орденами».
Таким образом, не может быть и речи о том, что Кондратюк, а тем более Ветчинкин, не были знакомы с работами Циолковского и вышли не его космические идеи самостоятельно.

А.Л. Чижевский о характере взаимоотношений между Циолковским и Ветчинкиным в уже цитируемой книге «На берегу Вселенной» вспоминает, как о крайне напряжённых. При этом инициатором напряженности был именно Ветчинкин. На лекциях в МВТУ, где преподавал, он бросал упреки Циолковскому, обвиняя его в плагиате утверждая, что он якобы воспользовался идеями Кибальчича, который разработал и описал реактивный снаряд для межпланетных путешествий задолго до опубликования работы Циолковского и что заслуга этого изобретения должна быть присвоена Кибальчичу, а не Циолковскому. Обвинение, брошенное В. П. Ветчинкиным в адрес К. Э. Циолковского, А. Л. Чижевский считал несправедливым. Это побудило его встретиться с Ветчинкиным и выяснить причину публичной компрометации Циолковского, а также передать его письмо молодому ученому и потребовать ответа на него. В ходе беседы, по описанию Чижевского («На Берегу Вселенной», М. 1995 г.), Ветчинкин вел себя крайне невежливо, позволял резкие выпады в адрес Циолковского, оправдывался, выкручивался, отказывался от слов, произнесенных им на лекциях. Чижевский понял, что перед ним стоит ярый враг Циолковского, способный на любые противоправные действия, и что свою научную карьеру н сделает, основываясь на идеях Циолковского. Так оно и вышло в дальнейшем. Письменного ответа на письмо КЭЦ не последовало.

В печати же и на собраниях Ветчинкин стал осторожнее, учитывал сложившийся уже в 20-е годы авторитет Циолковского. Так Константин Эдуардович пишет в «Монизме Вселенной: «…известный профес. Ветчинкин на московском диспуте 3 мая 1925 года в присутствии представителей многих учреждений заявил о том, что все мои вычисления относительно дирижабля и реактивных приборов верны, и если приняты были ранее холодно, то только потому, что опередили время». Втайне же В.П. Ветчинкин принялся за Циолковского весьма расчётливо и основательно, действуя против КЭЦ руками Ю. В. Кондратюка, человека столь же простодушного, как и сам Циолковский. С рукописью Кондратюка, по словам Чижевского, Ветчинкин возился четыре года, написав несколько отзывов на неё, предисловие и рекомендаций по исправлению. В них говорилось: «Работу тов. Кондратюка можно напечатать и в том виде, какой она имеет сейчас. В дальнейшем можно было бы соединить его работу с работой других авторов по тому же вопросу (К.Э.Циолковский, Ф.А.Цандер, и, вероятно, еще и другие), с тем, чтобы издать хороший коллективный труд; но такая книга не может быть написана быстро, и ради сохранения приоритета СССР не следует откладывать печатания готового труда из-за возможности написания нового, более хорошего.

Для этого совершенно необходимо достать экземпляр, писанный самим автором, так как присланная мне на отзыв копия в смысле переписки не выдерживает никакой критики, а также не снабжена чертежами, хотя ссылки на них имеются в тексте. (Допущены большие ошибки при вписывании формул) .
Кроме напечатания работы тов. Кондратюка, самого его (в случае его согласия) следует перевести на службу в Москву, ближе к научным центрам; здесь его таланты могут быть использованы во много раз лучше, чем на хлебном элеваторе, здесь и сам Кондратюк мог бы продолжить свое самообразование и работать плодотворно в избранной области. Такие крупные таланты-самородки чрезвычайно редки и оставление их без внимания с точки зрения Государства было бы проявлением высшей расточительности».

По совету В.П.Ветчинкина Ю.В.Кондратюк несколько изменил систему обозначений и терминологию, включил в свою работу не приводившийся ранее вывод основной формулы полета ракеты, принадлежавшей Циолковскому, и дополнительно написал четвертую главу «Процесс сгорания, конструкция камеры сгорания и извергающей трубы», которой ранее не было в рукописи.
Весьма примечательно отношение самого Циолковского к Кондратюку. Несмотря на желание «надрать уши новоявленному звездоплавателю» (а в научной и человеческой честности процитировавшего эти слова А.Л. Чижевского сомневаться не приходится) КЭЦ относился к новосибирскому инженеру не только корректно, но и весьма дружелюбно. Архивы сохранили обмен книгами и личными фотографиями между двумя исследователями.
Сразу же по выходе своей книги Ю.В. Кондратюк посылает экземпляр К.Э.Циолковскому с дарственной надписью: «С почтением, пионеру исследований межпланетных сообщений. От автора. Юр. Кондратюк». Этот экземпляр сейчас хранится в архиве Академии наук СССР.

В свою очередь, посланную Кондратюку книгу «Исследование мировых пространств реактивными приборами» Циолковский снабдил надписью на титульном листе: «Многоуважаемому Юрию Кондратюку от автора. 1929 г., 15 февраля». Книга с надписью сохранился и сейчас находится в фондах Государственного музея истории космонавтики им. К.Э.Циолковского в Калуге. В 1929 г. К.Э.Циолковский издает свою новую работу «Космические ракетные поезда». В предисловии к этой брошюре он в числе активных работников ракетного дела упоминает и имя Ю.В.Кондратюка.
Большой интерес для оценки трудов Ю.В.Кондратюка представляет переписка К.Э.Циолковского с Р.Ладеманом. В апреле 1930 г. Р. Ладеман писал К.Э.Циолковскому: «Я убежден, что Кондратюк знал Ваши книги, прежде чем написать свою». На что Циолковский в письме от 24 апреля 1930 г. ответил ему: «Вероятно, что Кондратюк работал, не зная всех моих трудов (выделено мною – Ю.К.). Это очень энергичный молодой человек». КЭЦ правдив и здесь. Действительно, всех трудов его ( имея в виду философские) Кондратюк не знал, но с работами по освоению космоса был несомненно знаком, и в этом Ладеман прав.

Познакомившийся с книгой Кондратюка и с предисловием кней Ветчинкина А.Л. Чижевский не мог удержаться от возмущённого возгласа: «На кого рассчитана книжка Кондратюка!? На профана?! Всё, что в ней написано в 1929 г. было уже ранее известно и опубликовано К.Э. Циолковским, Э Пельтри, Р. Годдардом, Г. Обертом, М. Валле, Р. Ладеманом и другими исследователями». Чижевский назвал книгу Кондратюка плагиатом. Но сам Юрий Васильевич в «обработке» своего труда Ветчинкиным не виноват. Ни его характер, ни вся его предыдущая до опубликования книги жизнь, ни последующие житейские передряги не дают оснований упрекнуть этого человека в сознательном искажении истины. 18-летним мальчишкой в 1916 г. был призван в царскую армию, прошел учёбу в школе прапорщиков, воевал на турецком фронте. В годы Гражданской войны был мобилизован в армию Деникина, бежал из неё. В годы Советской власти с 1919 по 27 г. работал смазчиком железнодорожных вагонов, мельником, кочегаром на сахарном заводе, механиком на ряде элеваторов Кавказа. Позднее с элеваторами связана его работа в Сибири, где он зарегистрировал четыре изобретательских патента по элеваторному делу, получил также авторский патент на изобретённый им башенный ковш. В 1932-1933 гг. ему были вручены три авторских свидетельства в области ветроэнергетики.

В мае !932 г. Ю.В.Кондратюк приглашается Главэнерго НКТП СССР на конкурс по разработке проекта мощной ветроэлектростанции в Крыму, принимает участие в нём и занимает по конкурсу первое место. По рекомендации Г.К. Орджоникидзе его направляют на проектирование и строительство Крымской ВЭС.

В апреле-мае 1933 г. Кондратюк, будучи в Москве, в ГИРДе (группе изучения реактивного движения), встречается с С.П. Королёвым и получает от него приглашение работать в этом учреждении. Приглашение отклоняет, по мнению одних исследователей, считая себя недостаточно компетентным в области ракетостроения, по мнению других – из-за опасения, что первый отдел ГИРДа может раскопать офицерское прошлое Кондратюка и его настоящую фамилию. Полагаю, что этот последний мотив неубедителен. В последующие годы Юрий Васильевич всё-таки работал в Москве в Главэнерго. Что же касается опасения обнаружить прошлое, то оно было хорошо знакомо чекистам ещё в 1930 г., когда он был арестован и приговорен к трем годам лишения свободы. Приговор позже по протесту прокурора Верховного Суда СССР П.А.Красикова заменили ссылкой в Западную Сибирь. А 28 апреля 1932 г. по представлению наркома Г.К.Орджоникидзе Ю.В. Кондратюк был досрочно освобожден. Так что причиной отказа Юрия Васильевича от работы в ГИРДе было, скорее всего, честное осознание своей недостаточной компетентности в области ракетостроения. Космические проекты были лишь эпизодом его жизни. Ни до опубликования книги «Завоевание межпланетных пространств» ни после он никогда практически не занимался ракетными делами, а с 1929 г. прекращает и теоретическую работу в этой области.

Справедливости ради укажем также, что и Циолковский не считал себя практиком ракетостроения. Он не однажды тоже получал приглашение переехать в Москву, чтобы работать там в любом качестве – как практик или как теоретик. Но отказывался от приглашения по причинам, которые объяснил так: «Как только мне удавалось кое-что сделать в области ракетного движения, так начиналась травля моих работ – травля исподтишка, скрытая, завуалированная и в то же время явная. Во-первых, те, кто меня травил, старались доказать, что все мои работы ровно ничего не стоят, во-вторых, не могут быть поэтому опубликованы в научной печати, а в-третьих, мне возвращали рукописи, но мои идеи уже оказывались в обработанном виде – либо в Германии, либо в Америке… Так было не раз. Кто-то волком бродит вокруг моих работ о ракетах и буквально рвет их у меня из рук. Как хорошо, что я живу в Калуге и ни за что не перееду в Москву, хоть золотом меня осыпь! В Калуге ни трамваев, ни автобусов нет, а автомобиль можно переждать на тротуаре. Иначе меня уже давно бы подтолкнули…»
По существу он всю жизнь прожил в Калуге по той же причине, что Шолохов – в Вёшенской.
Подведём итоги вышесказанному.

Ю.В. Кондратюк никогда не претендовал ни на какие «приоритеты» в космических проектах, единственным пионером ракетостроения сам он считал Циолковского. Ракетное увлечение было одним из эпизодов в судьбе талантливого самоучки-изобретателя, можно сказать, по духу младшего брата КЭЦ. Всё остальное дело рук специалиста не только в области техники, но и интриг – Ветчинкина, а также жаждавших сенсаций журналистов. Ветчинкин убедил молодого новосибирского инженера «осовременить» его работу новейшими техническими расчётами учёных и техников. Главным аргументом был тот, что без расчётов инженеру незачем соваться в печать с одними фантазиями. Известные же науке формулы пристойно цитировать, это распространено в научном мире – так, вероятно, объяснил Ветчинкин необходимость соответствующих вставок провинциалу из Сибири. Ветчинкину было нетрудно убедить Ю.В. Кондратюка ещё по одной причине: Кондратюк обладал наследственной неустойчивой психикой, легко поддавался внушению, благоговел не только перед Циолковским, но и перед своим новым опекуном. В книге Кондратюка есть абзацы, словно написанные рукой Ветчинкина, по крайней мере, некоторые места в завуалированной форме содержат обвинения, брошенные Ветчинкиным ранее Циолковскому (речь идёт о неактуальности покорения Космоса, если нет конкретных прагматических целей). В связи с этим Ветчинкин предложил также в духе нового времени прежнее «романтическое» название работы Ю.В. Кондратюка «О межпланетных путешествиях» заменить на более уверенное «Завоевание межпланетных пространств». В своём предисловии к книжке Кондратюка Ветчинкин писал: «Предлагаемая книжка будет служить настольным справочником для всех, занимающихся вопросами ракетного дела». В общем, стал крёстным отцом последующих событий. Дальнейшую молву о «равновеликом приоритете» Кондратюка довершили журналисты.

6 июля 1941 г. — Ю.В.Кондратюк уходит добровольцем в дивизию народного ополчения Киевского района г. Москвы и зачисляется красноармейцем роты связи стрелкового полка. Эта дивизия сразу же уходит на фронт. 1 сентября 1941 г. — Ю.В.Кондратюк пишет последнее письмо с фронта, которое сохранилось. 30 сентября 1941 г. — очевидцы последний раз видели Ю.В.Кондратюка у блиндажа штаба стрелкового полка в лесу, что юго-западнее деревни Барсуки Кировского района Калужской области. 3 октября 1941 г. — Юрий Васильевич Кондратюк погиб в бою с немецко-фашистскими захватчиками на территории Кировского района Калужской области.

Таковы документальные данные. А фантастические легенды о Ю.В. Кондратюке продолжают кочевать в СМИ до сей поры, как возвеличивающие, так и унижающие этого человека, всю свою жизнь и техническое творчество отдавшего советской России. Талантливым изобретателем он был, поклонником КЭЦ – тоже, но и близко не подходил к философскому осмыслению великим калужанином космических проблем.
К ним и обратимся.

КОСМИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ЦИОЛКОВСКОГО

Хотя никто никогда не сомневался (во всяком случае, печатно) в приоритете философских построений Циолковского, они вполне укладываются в библейские размышления Экклезиаста: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чём говорят: «смотри вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас». Мысли, близкие идеям Циолковского, высказывали в зачаточной форме древние атомисты Греции, а в куда более развёрнутом, чем у Константина Эдуардовича виде, — древние ведантисты Индии и теософы 19 века.
В основу своей философии Циолковский положил «три основы суждений». Он пишет: «Для своих рассуждений мы имеем три начала, или три элемента: время, пространство и силу, всё остальное вытекает из них – даже чувствительность. Эти три понятия свойственны только Высшему Разуму и есть его результаты (т.е. устройство мозга)». На языке марксизма-ленинизма подобный пассаж можно было бы назвать «субъективным идеализмом». Однако в дальнейшем калужский философ уточняет, что разум человека есть слабое подобие Вселенского Разума — Причины Космоса. А это уже идеализм объективный, типа гегелевского. Для «аналитиков», подобных Г. Салахутдинову, такой субъективно-объективный идеалистический коктейль — это средневековье, мракобесие. Тут современный критик КЭЦ всех марксистов превзошёл по части навешивания ярлыков.

Когда непредвзято знакомишься с философскими работами Циолковского, подкупает их простота, свежесть, а, кроме того, несокрушимая логика, ставившая в тупик мэтров марксистской идеологии и увлекавшая многих корреспондентов калужского мыслителя 20-х и 30-х годов. Среди тех, кто находился в переписке с КЭЦ, были материалисты, верующие, даже теософы. Сам же себя Циолковский называл материалистом. Но каким! Марксистский материализм он называл младенческим, «вещественным» в узком смысле слова. Для Циолковского материально и «вещественно» всё – мысль, время пространство, поскольку они существуют в Космосе. Однако за проявленным Космосом стоит непостижимая Причина его.
«Напротив, — пишет Циолковский, — трудно считать Причину Вселенной тождественной с ней самой. В самом деле, человек в своей деятельности не может создать ни одой крохи вещества, ни одной капли работы (по закону сохранения вещества и энергии). Причина же дала их целую бесконечность в виде безбрежного космоса.

Значит, первое, что мы можем сказать о Причине, это то, что она не только выше Вселенной, но и то, что она не имеет ничего общего с веществом».
Итак, безграничный Космос, как неоспоримая данность и загадочная Причина его, как гипотеза, превосходящая любые рассуждения. Это первый кит, на котором стоит философия Циолковского. А второй кит – атом, как кирпичик, из которого выстроен Космос. При этом атом включает в себя также Причину, поскольку порождён ею. Комбинации атомов по степени их сложности представляют звёзды, планеты, камни, растения, животных людей. Комбинации возникают, живут, распадаются; думают, когда становятся человеком; чувствуют в любом, даже простейшем состоянии. «Я не только материалист, но и панпсихист, — пишет Циолковский в «Монизме Вселенной», — признающий чувствительность всей вселенной. Это свойство я считаю неотделимым от материи. Всё живо, но условно мы считаем живым только то, что достаточно сильно чувствует».
Бесконечен Космос, бесконечны сочетания атомов, а значит то и другое бессмертны. Бессмертен, в сущности, и человек, не где-то в отдалённом будущем, но здесь и теперь. Такое суждение может показаться софистикой, но уж в чём — в чём, а в пустых умозрения Циолковского не упрекнёшь.

«Люди склонны думать, что всё умирает, как умирают они сами. Это одна из иллюзий ума, называемая антропоморфизмом, или уподоблением окружающих явлений жизни человека. Антропоморфист думает, что какая-нибудь палка, гора, травка, насекомое думает и делает, как он сам. Напр(имер), камень родится, растёт, умирает, гора размышляет, бактерия соображает, амёба – хитрит и т.д.
Но нельзя не верить в обратный процесс – восстановления. Разве мы видим только одно разрушение организма? В равной мере царствует созидание – явление обратное, оно даже сильнее умирания, так как число организмов на Земле непрерывно возрастает…Можно ли после этой картины сомневаться в жизненности материи! Мозг и душа смертны. Они разрушаются при конце. Но атомы, или части их, бессмертны, и потому сгнившая материя опять восстанавливается и опять даёт жизнь, по закону прогресса, ещё более совершенную».

Эти рассуждения могут показаться наивными, даже примитивными. Кого утешит перспектива бессмертия атома при утрате человеческой личности?! Но Циолковский не так прост в своих философских построениях, недаром он говорил, что даже Спиноза в сравнении с ним только мистик. Атом КЭЦ приобретает свойства того тела, в котором находится: в камне у него зачатки чувствительности, в животном уже присутствуют начала рассудочной деятельности, в человеке каждый атом вибрирует в соответствии с уровнем развитости мозга. Поэтому после смерти человеческие атомы «по закону прогресса» и совершенствования примутся искать воссоединения в существах более продвинутых, чем объединявший их прежде человек, и в этих поисках могут перемещаться на другие планеты Солнечной системы, даже в иные звёздные системы. При этом Циолковский был убеждён, что длина жизни «космического человека» прямо пропорциональна его развитию. В мирах более совершенных в сравнении с Землёй люди живут неизмеримо дольше. Но всё равно, каждой жизни приходит конец, и атомы человека неизменно перекочёвывают в иную человеческую оболочку, при нормальном развитии в более совершенную.

«Когда говоришь об этом людям, — продолжает рассуждения Циолковский, — они оказываются недовольны. Они непременно хотят, чтобы вторая жизнь была продолжением предыдущей. Они хотят видеться с родственниками, друзьями, они хотят и пережитого. “Неужели я никогда не увижу жены, сына, матери, отца, — горестно восклицают они, — тогда лучше не жить совсем. Одним словом, ваша теория меня не утешает”.
Но как вы можете видеть своих друзей, когда представление о них – создание вашего мозга, который будет обязательно разрушен… Умирающий прощается навсегда со своей обстановкой. Ведь она у него в мозгу, а он расстраивается. Она возникает, когда атом снова попадает в иной мозг. Он даст и обстановку, но другую, не имеющую связи с первой».

На эту тему существуют гипотезы иного порядка. Впрочем, Константин Эдуардович не настаивал на своей: «Когда появятся новые научные данные, убедительно опровергающие мои, я с ними соглашусь». Эти «новые данные» известны людям с древних времён в виде загробного существования, утверждаемого всеми религиями мира. Теперь и наблюдения некоторых учёных (Моуди, например) говорят, что со смертью физического тела распад атомов, его составляющих, не тотален. Конгломерат «тонких атомов», то есть душа выделяется из физического тела, проходит через его «черный коридор» в околоземное пространство, встречается там с сияющими существами, даже с умершими родственниками и друзьями. При этом окружающая обстановка в новом мире часто напоминает земную. «Новые данные» о посмертном существовании души ещё не утвердились в науке, их также оспаривает церковь, хотя оспаривает по-своему: не сам факт посмертной жизни, но её трактовку. Одно ясно – Космос устроен гораздо мудрее, чем предполагают самые большие умы Земли. Как тут не вспомнить слова Шекспира: «Есть многое, Горацио, на свете, что и не снилось нашим мудрецам».
И если всё-таки принять космические построения Циолковского за рабочую гипотезу, то у сторонников существования Причины Космоса (иными словами, Бога) есть все основания предполагать, что приспособление атомов к новым, более высоким вибрациям Высших Миров — процесс долгий, и перевоплощение на иных планетах возможно лишь после долгих кочевий из тела в тело на Земле. К таким выводам приходят некоторые современные последователи Циолковского.

Что же касается общения с ушедшими родственниками, то оно в принципе всегда было возможно для живущих на Земле. За рубежом и у нас такие попытки делались неоднократно и продолжаются до сих пор. Наука эта, если можно её назвать наукой, древняя, известна как спиритизм, магия, другое дело полезна ли такая наука. Циолковский на этот вопрос отвечал резко отрицательно, он и слышать не хотел о спиритизме. И был абсолютно прав. В наши дни спиритизм и магия в лучшем случае уводят человека от реальной жизни, в худшем – превращают в колдуна или в сумасшедшего.
Радостная, здоровая философия КЭЦ если и зовёт нас в иные миры, то лишь через совершенствование в обычной земной жизни.
В переписке с корреспондентами Циолковский разъяснил некоторые детали своей «космической доктрины» и опубликовал свою переписку.

«ВОПРОС. Какая разница между учёными материалистами и вами?
ОТВЕТ. Есть песенка. Начало её грустно, но в её продолжении печаль превращается в неомрачимую радость. Первую, меньшую часть песни знают материалисты. Я же знаю не только её начало, но и счастливое продолжение. Вот какова между нами разница! За материалистами большинство не идёт, потому что их печальное начало повергает человека в отчаяние. Идут за спиритуалистами (верующими – Ю.К), потому что они дают надежду на вечность. Большинство не имеет достаточных знаний, чтобы видеть свои заблуждения. Вера их слаба, но отрадна.
Спиритуализм (религия), помимо своей научной необоснованности, обещает что-то смутное, неопределённое, возмездие за ошибки. Я же ясен, как день. Вы часть – космоса. В «Монизме» же доказывается, что жизнь в нём, в общем, совершенна и разумна. Значит, и вы, живя жизнью Вселенной, должны быть счастливы. Земная жизнь – исключение (выделено мною- Ю.К.). Покончив с нею, вы неизбежно погрузитесь в нескончаемую и блаженную жизнь космоса.
Величайший разум господствует в космосе, и ничто совершенного в ней не допускается.

ВОПРОС. Значит, всё слабое, недоросшее, преступное, глупое – “под ноготь”. Не нравится мне это…
ОТВЕТ. Ничего подобного. О несовершенном, больном уродливом, безумном (в космосе) ещё больше самых нежных забот, чем о разумном, добром, красивом и здоровом. Им не дают только возможность иметь детей, что не исключает брака. Чувство же материнства и отцовства они могут удовлетворить и на чужих детях.
Высший эгоизм, т.е. истинная выгода каждого «я», или атома, требует величайшего милосердия ко всему живому, но в то же время строгого искусственного подбора. Размножается только наиболее, в данный момент, совершенное.

ВОПРОС. Кто же будет различать совершенное от несовершенного? Не вышло бы тут ошибки и не попасть бы из огня в полымя?
ОТВЕТ. При настоящем устройстве общества искусственный подбор может быть применён очень ограниченно, в зачаточном виде, каково и теперешнее устройство общества. Но по мере приближения его к идеалу (он будет указан гениями и будет непрерывно развиваться) как милосердие, так и искусственный подбор будут усиливаться…»
Если заменить в этой цитате слова «Величайший разум» «Космос», «атом» соответственно — на «Бог», «Царство Небесное», «бессмертная душа», мысли Циолковского читаются почти как религиозный текст, если же употребить слова «Логос», «Нирвана», «Монада», получится извлечение из теософского трактата. Поражает, как подобная научная «расшифровка религиозных понятий», в которой, ничего не утаивая, признавался Циолковский, ускользнула от бдительного ока НКВД? Ответ может быть единственным, разумеется, неудовлетворительным для «младенческих» материалистов: «Неизвестные Разумные Силы», о которых тоже открытым текстом писал Константин Эдуардович, охраняли его от карательных санкций советской охранки.

Циолковский, как подчёркнуто выше, называл страдальческую земную жизнь исключением в блаженно-счастливом бытии Космоса. Почему для нашей Земли сделано такое печальное исключение?
Согласно представлениям КЭЦ, во всей Вселенной господствует принцип искусственного заселения планет представителями высоких цивилизаций, которые в течение сравнительно коротких промежутков времени совершенно безболезненно поднимают низшие состояния материи на высший уровень. На земле же жизнь появилась, по мнению Циолковского, «самозарождением».
«В космосе самозарождение допускается, хотя и чрезвычайно редко, в силу необходимости обновления или пополнения совершенных. Кое-где они вырождаются и ликвидируются ввиду встречающегося местами регресса. Необходим свежий приток, иначе может погаснуть и совершенная жизнь, или же она вытеснится уродливой.
Роль Земли и немногих подобных планет, хотя и страдальческая, но почётная. Земному усовершенствованному потоку жизни предназначено пополнять убыль регрессирующих пород космоса.
На долю земного населения выпал тяжёлый жребий, высокий подвиг. Немногие планеты его получают. Едва ли одна на биллион. В противном случае это бы противоречило разуму совершенных, т.е. высшему эгоизму. Не могут же они работать во вред себе.

Некоторая доля страданий в космосе есть горькая необходимость…».
Циолковский полагал, что в двадцатом веке болезненная страница истории Земли завершится, и она перейдёт на новый виток своего развития – радостного заселения иных миров «свежим притоком» земных представителей. Свою миссию, как известно, он видел в создании ракетных караванов на первых порах, а дальше, как Богу, или Причине Космоса, будет угодно… Воистину, причудливое сочетание естественного и сверхъестественного, отчего такие крупные фигуры, как Жуковский, Цандер, даже порой Королёв, приходили в недоумение, а маленькие Ветчинкин и Салахутдинов – в тихую ярость. Очень распространённая черта человеческой психики, к исследованию которой прикасались Пушкин в «Моцарте и Сальери» и сам Циолковский — в работе «Горе и гений».
На эту тему еще одно место из переписки КЭЦ.

«ВОПРОС. Вы предлагаете замену одной веры другой. Мне это ненавистно. Довольно прежних заблуждений. Право, вы проповедуете что-то вроде веры, только под другим соусом.
ОТВЕТ. Вопрос не о вере, а о том, говорю я истину или ложь. Если ложь, то покажите, где она. Покажите мои ошибки, мои заблуждения. Я сам их страстно хочу видеть! Если же я говорю правду, то она должна быть принята, как вы её ни называйте.
Поймите то, что я хочу сказать. Выводы заслуживают внимания и даже отчаянной работы».

ЦИОЛКОВСКИЙ В КОНТЕКСТЕ ИНЫХ ФИЛОСОФСКИХ СИСТЕМ И КОНФЕССИЙ

Мы достаточно цитировали людей техники, снисходительно или неприязненно отзывавшихся о «наивном» Циолковском. Но так ли уж наивен и начитан был Константин Эдуардович? Был ли он гениальным самоучкой или его естественно-научные и философские построения покоились всё-таки на солидном научном и религиозном багаже? Ответить на этот вопрос не просто, поскольку сам Циолковский почти нигде не ссылается на предшественников и объясняет это следующим образом:
«Почему я часто не упоминаю об источниках и не угощаю читателей мудростью энциклопедических словарей? Да потому, что это страшно увеличит размер работ, запутает и утомит читателя, заставит бросить книгу…
…Множество имен, мнений и дат мешает главному — усвоению истины. Дело специалистов и исторических наук давать эти даты, имена и их противоречивые мнения».
В другом месте, в ответ на обвинения в недостаточной математической обоснованности своих идей, КЭЦ высказывается ещё более откровенно и задиристо, задевая, понятное дело, крупные авторитеты:
«Математика есть, главным образом, точное суждение. Но это суждение может выражаться и без обычных математических формул. Гениальный человек и при незнании математики есть математик в высшем смысле этого слова».

«Я сильно отстал в тонкостях математических и других наук, но я имею то, что надо: творческую силу и способность быстрой оценки всяких новых выводов».
«Не надо забывать, что один двигатель прогресса… стоит больше, чем 10 академиков и 1000 профессоров. Невежливо же тыкать Райтам, что они велосипедные мастера, или Фарадею, что он не знает порядочно арифметики».

К именам Райтов и Фарадея можно присоединить Ползунова, Кили, Теслу… Да и кто был в конце концов создатель теории относительности, которого до сих пор обвиняют в заимствовании идей у Лоренца и Пуанкаре? С точки зрения критиков Циолковского его следует считать всего лишь заурядным инженером патентного бюро.
Тем не менее, невзирая на «отставание в тонкостях математических и иных наук», КЭЦ был вполне на уровне времени, чтобы спорить по некоторым аспектам теории относительности даже с её создателем, а по религиозным проблемам – с отцами церкви. По данным предметам у него всегда было «своё мнение», о чём вспоминает дочь Циолковского Любовь Константиновна:
«К обрядовой, внешней стороне (религии) отношение было отрицательным. Сам он шел в церковь, когда его начальство напоминало об этом. Но, признавая за человеком свободу взглядов, включая и религиозных, он никогда не мешал ни матери посещать церковь, ни нам, детям, находя, что это для нас «развлечение». Действительно, тогда ни кино, ни доступных театров, ни юношеских, а тем более, детских клубов не было. И мы находили в церкви отдых от томящего живую детскую душу однообразия жизни.

Кроме того, церкви он считал украшением городов и памятниками старины. Колокольный звон отец слушал как музыку и любил гулять по городу во время всенощной.
К Христу относился как к великому гуманисту и гениальной личности, провидевшей интуитивно истины, к которым впоследствии ученые подошли посредством науки. Таково, например, изречение Христа «в доме отца моего обителей много». Циолковский видел в этом изречении Христа мысль о многочисленных обитаемых мирах.

Недосягаемо высоко ставил Циолковский Христа в отношении этики. Его гибель за идею, его скорбь за человечество, его способность «все понять, все простить» приводили его в экстаз. Но с таким же восторгом он относился и к самоотверженным деятелям науки, спасавшим человечество от смертей, болезней, к изобретателям, облегчавшим человеческий труд. Он верил в высшие совершенные существа, живущие на более древних, чем наша земля, планетах, но он их мыслил как существ, состоящих из той же материи, что и весь космос, который, по его понятию, управлялся законами, общими для всей Вселенной. Он считал, что наши научные знания слишком незначительны в сравнении с тем, чего мы не знаем. Но он твердо верил в будущее всеобщее счастье и хотел утешить и подбодрить всех, «кто забит и подавлен нуждой, кто устал от борьбы и ненастья». И применяя слово «Бог», как понятное и доступное большинству людей своего времени, сам он подразумевал космос, управляющийся неизбежными, но благодетельными для всего живущего законами Разума». Конец цитаты.
С пиететом говоря об Иисусе Христе, Циолковский, тем не менее, подобно древнегреческому Цельсу и своему современнику Льву Толстому, оспаривал идею непорочного зачатия Христа, называя её антинаучной. Но, противореча себе, утверждал, что Высшие Разумные Силы размножаются всё-таки иными, чем на Земле способами.

Отношение КЭЦ к обрядам, молитве и другой атрибутике церкви также противоречит постулатам великого калужанина о движении телесного человечества к состоянию «лучистой материи». Именно лучшие представители всех религий: православные исихасты, выдающиеся монахи-католики, суфии ислама, многие адепты индуизма и буддизма умели входить в сознательные энергетические контакты с Силой, которую Константин Эдуардович называл Причиной Космоса и напитывали себя с помощью молитв «лучистой энергией». Атеизм Циолковского, несмотря на все его заявления, условен. Отрицая в религиях устарелые и омертвевшие догмы, ко всему живому в них КЭЦ был крайне почтителен и восприимчив. Причём интересовался не только христианством, но и восточными религиями, особенно индуизмом и буддизмом. В этом он походил на Толстого. Он котором отозвался так: «Великий мудрец в книгах и великий глупец в жизни». Непонятно, похвалил или осудил. О себе ведь говорил примерно то же самое.

Калуга дореволюционных лет была своеобразной Меккой для увлекавшихся восточной метафизикой, а также штабс-квартирой русских теософов. В этом городе в 1909 г. основано одно из первых теософских обществ России, которое просуществовало до 1929 г., затем было разгромлено. Здесь издавались сочинения Е.Ф. Писаревой, самого крупного теософского авторитета дореволюционной России, книги Анни Безант, сменившей на посту президента всемирного теософского общества Е.П. Блаватскую, публиковались переводы с английского и с санскрита памятников индуизма и буддизма. В Калуге, в здании дворянского собрания проводили публичные лекции на темы восточной метафизики, которые, судя по дореволюционной прессе, привлекали широкую публику. Есть все основания предполагать, что КЭЦ бывал на лекциях, был знаком с теософской литературой, так же нет никакого сомнения, что она оказала на него сильное влияние, хотя он говорил о себе: «Я – чистейший материалист. Не признаю ничего, кроме материи». Однако печатно от теософии открещивался, как от всех других духовных направлений и религий.

Но одно дело заявления, другое – факты. Они убеждают, что в философских трудах КЭЦ просматриваются ряд идей Вед и Упанишад, например, идеи атомические, реинкарнационные, энергетические, этические, хотя все указанные идеи переосмыслены калужским затворником на свой лад и не всегда в сторону улучшения. Возьмём такой главный постулат философии Циолковского, как представление о кочевье атома по Мирозданию. Само слово «атом», греч. – неделимый, ведёт происхождение из санскритского «атма» или «Атман» – не тьма, т.е. Абсолютный Свет, частица которого составляет ядро человеческой индивидуальности. Метафизика Индии признаёт бессмертие атмы-атома в виде бесконечных перевоплощений её на разных глобусах Вселенной, постепенное совершенствование её, а также объединение многих атма-атомов в различные существа, в том числе человеческие. Наверное, этого достаточно, чтобы генезис идей КЭЦ вывести из Индии. Чей тут приоритет?

Индуизм и теософия вопрос о смерти, перевоплощениях, рае (девачане), страдальческой участи Земли рассматривает гораздо богаче, чем Циолковский. Для Циолковского смерть – это беспамятный распад атомов и затем свободный полёт их в течение тысяч и миллионов лет в космическом пространстве. Перевоплощения в космосе, согласно взглядам КЭЦ, совершаются через громадные промежутки времени, а сознание (не память) возвращается на другой планете или на той же Земле после многовековой «комы». Для восточной метафизики смерть означает лишь уничтожение физического тела. Тонкое тело (душа), которая тоже материальна и тоже представляет собой конгломерат атомов, выделяется из мёртвого плотного, поступает в камалоку – место низких желаний (христианский ад), где проходит болезненную очистку, и только потом отправляется в то счастливое путешествие, о котором с восторгом писал Циолковский. Но путешествие это ограничено светлыми сферами, прилегающими к Земле. Там, в дэвачане – обители богов, согласно индуизму, или рае, по христианским воззрениям, в условиях напоминающих лучшие земные санатории, происходит отдых человеческой монады-духа и накопление сил для последующего воплощения в плотном теле на Земле. При этом накануне воплощения полностью умирает и душа, а в новую инкарнацию входит лишь атма-атом, при этом входит не «голый», но со всеми лучшими тонкими накоплениями прежних жизней. Душа, таким образом, является не вечным, но лишь временным инструментом для бесконечной эволюции атмы-атома. По такой схеме, согласно мнению. «восточников», совершается кругооборот душ на Земле и в Космосе.
Как мы видим, восточная метафизика более убедительна и в сравнении с философскими воззрениями Циолковского на посмертную жизнь человека, и с расхожими нынешними представлениями в духе Раймонда Моуди о вечном кочевье души. Душа в буддизме возникает, растёт и умирает, подобно физическому телу.

По-иному, чем КЭЦ, рассматривает философский Восток страдальческую участь Земли. Для Циолковского такая участь – результат самозарождения жизни на нашей планете, восточные доктрины в этом смысле ближе к христианству, в особенности к гностическому. Философы Востока вообще отрицают самозарождение жизни, тем более человека, — в Космосе. Житейский афоризм: «Такого никогда не было и не будет, потому что такого не может быть никогда» в данном случае совершенно справедлив. Заселение разумными существами всего мирового пространства, проблема, над которой билась мысль Циолковский, для восточной метафизики — всеобщий принцип Мироздания. Современная наука также пришла к выводу, что феномен человека, как самовозникшего существа равен нулю. Согласно восточным доктринам, на нашей земле человек был порождён пришельцами с иных планет. Их было восемь, они составили наш планетный Логос и затем создали «по образу и подобию своему» человеческие расы. В Третьей — один из восьмёрки — «пал», став «Князем тьмы» и увлёк за собой несовершенное человечество, что сделало процесс земной эволюции вне мировых законов очень болезненным. Для остального Космоса страдальческий процесс эволюции не характерен, в этом взгляды КЭЦ совпадают с метафизикой Востока.

Примерно так же трактует процесс падения человечества раннее христианство, например, один из отцов церкви Ориген в своей книге «О началах». Современная наука при всех её реверансах в сторону церкви подобные рассуждения о страдальческой доле Земли выслушивает с улыбкой, ничего, впрочем, не предложив взамен. Полностью совпадают с философией Востока мысли Циолковского об уникальности нашей планеты в Мироздании, как рассадника «свежих духов», способных заполнить регрессирующие «дыры» Разумных Сил. Эту идею великого калужанина подтверждает Агни Йога, подчёркивая, что из-за великого значения нашей Земли для Вселенной на её спасение брошены сейчас все духовные Силы Космоса. Адепты Люцифера, по существу, обречены, но, пользуясь невежеством многих землян, не хотят уходить с нашей планеты и доставляют пока ещё много страданий всем живущим
Говоря о существовании в Космосе благих Разумных Сил, Циолковский заявлял со свойственной ему категоричностью об их присутствии на каждом небесном теле, в том числе и на Земле, в виде «президентов» планет, солнц и т.д. Тоже чрезвычайно плодотворная, хотя и не новая мысль. В четвёртом Евангелие от Иоанна говорится о Логосе, возглавляемом Отцом Небесным, о сотрудничество с Логосом планеты? Готовы ли люди на такое взаимодействие?

Однажды Циолковскому задали вопрос: «Почему обитатели иных миров не дадут нам о себе знать?» Он ответил: «Потому что человечество к этому ещё не подготовлено. Масса находится на очень низкой ступени развития. Заявление иных миров произведёт невообразимый переполох на Земле. Явление не будет понято, и фанатизм поднимет голову. Начнутся войны, погромы и чёрт знает что. Когда же распространится просвещение, возвысится культурный уровень, тогда мы узнаем многое о жителях иных планет».
Опять же мы видим, что Циолковский как в воду глядел, предвидя, к чему может привести нездоровый интерес, например, Гитлера, к мудрости Востока Попытка использовать Шамбалу в националистических целях закончилась контактом фюрера с восточными колдунами. И сейчас такой интерес, кроме сенсаций в прессе, малопродуктивен. Покойный С.Н. Рерих рассказывал, что к его имению в окрестностях Бангалора нередко подкатывали американцы на джипах и спрашивали через забор: «Мистер Рерих, как проехать в Шамбалу?» Вообще следует заметить, что эзотерика Востока до сих пор весьма часто трактуется либо, как развесистая клюква, либо в магическом аспекте и, соответственно, демонизируется церковью. Серьёзных работ на эту тему ещё не много.
Циолковский, сколько мог, разъяснял своё здравое отношение к экзотической метафизике Востока, которая уже в 20-е годы весьма занимала читателей. Вот фрагмент из «Монизма Вселенной» на тему метампсихоза.

«ЧИТАТЕЛЬ. По-вашему, всё же выходит, что я могу попасть в лягушку или корову. Мудрец после смерти может попасть в осла, а высоконравственный человек в свинью или волка. Ведь это прямо ужасно! Самые суеверные религии утешительнее! Там обещают геенну огненную только дурным! Там всё же справедливость, хотя и жестокая!
КЭЦ. Справедливости мало в том, что преступника наказывают даже не вечными муками; он результат своих родителей и окружающей среды. Он – машина, которая сама не понимает, что делает. Преступника нужно только пожалеть, изолировать и лишить потомства. Так учит монизм.
Воплощение в животных возможно, хотя маловероятно. Но человек и заслуживает это за своё невнимание к ним и жестокости, и в этом виноваты все мы, кроме вегетерианцев…. Шансы воплощения в животных не велики. Во множество раз легче выиграть 200 000, чем попасть в животное. Но если бы это случилось, всё же это не геенна огненная.
ЧИТАТЕЛЬ. Мне непонятно, почему наши мудрецы приходят обыкновенно к обратным, крайне пессимистическим выводам, приводящим к желанию прекратить всякую жизнь, как несомненное зло. По их мнению, даже весь прогресс должен иметь в виду ту же цель (т.е. самоуничтожение).

КЭЦ. Потому что они ослеплены Землёю и не составили себе общей картины жизни бесконечной Вселенной. Мы живём более жизнью Космоса, чем жизнью Земли, так как Космос бесконечно значительнее Земли по своему объёму, массе и времени».
Рассуждения Циолковском в данном случае полностью совпадают с мыслями самых глубоких мыслителей Востока. Древнегреческие и отчасти современные представления о метампсихозе, как о беспорядочном переселении душ, – это профанированный индуизм, заимствованный из Индии. С точки зрения восточной мысли Космос слишком рационален и экономен, чтобы, тратя многие тысячелетия на совершенствование человека, затем превратить его в животное.
Очень интересны диалоги Циолковского с читателями по вопросам материального и духовного начал Вселенной, о сущности эволюции и перевоплощений.

«ЧИТАТЕЛЬ. Я тоже монист, но я отрицаю существование материи. Вначале был Разум, кроме него ничего и нет. Воплощение разума в материю – чисто умозрительный процесс. Внешний мир, как формулируют индусы, есть сон Брамы.
В любом атоме объём его частей так же мал, как объём звёзд по отношению к пространству Млечного пути… Плотный и неделимы атом Лукреция и Лавуазье оказался мифом. Наверно, и элемент атома – электрон окажется таким же мифом.
КЭЦ. Вы только заменяете слово «материя» словом «мысль»…Мы не видим мысли без материи. Мозг воспринимает свойства материи, как зеркало, отражающее предметы. Форма одного и того же предмета зависит от формы зеркала, но предмет –то один и тот же.

ЧИТАТЕЛЬ. Ваше сравнение ряда последовательных существований с рядом снов – прекрасно, мысль об отсутствии промежутков времени, по причине неощутимости его в неорганической материи, конечно, безмерна. Многажды мы рождаемся, но стараемся не внукам и правнукам подготовить лучшие условия жизни, а сами себе…
КЭЦ. Наши интересы и интересы правнуков сливаются. Если правнукам будет плохо, то Космос будет несовершенен. А если он будет таков, то и нам будет не ладно, Стараясь о внуках, мы заботимся и о самих себе…
ЧИТАТЕЛЬ. Вы рисуете картину безграничного прогресса, другие же представители материального мировоззрения говорят: «Цели нет, прогресс сменяется регрессом – бесцельная и бессмысленная игра атомов (пляска Шивы»). Отсюда бесконечный пессимизм буддистов и самоуничтожение, как желаемый идеал.
КЭЦ. Я даже не о прогрессе говорю, а о том, что Вселенная, в общем, всегда была и будет в совершенном виде Мученический момент самозарождения и последующего прогресса краток, исключителен и не заметен в Космосе, как серая пылинка, упавшая на белоснежное поле…

У нас нет привычки созерцать Млечный путь, совокупность миллиардов планет, мы видим только то, что перед нашим носом, и потому приходим к печальному и неверному выводу.
Жизнь на планете уничтожить нельзя. Она снова возникнет самозарождением. Надо её заменить лучшей, как земледелец плохие овощи и фрукты заменяет лучшими породами. Если же автогония (cамозарождение) обещает дать хорошие плоды, то надо терпеливо дожидаться их созревания и терпеть муки прогресса (как мы видим на Земле)… Если мы теперь уничтожим жизнь, то терпеть придётся ещё больше, потому что придётся начинать с азов самозарождения.
…Уничтожая сознательную жизнь, мы лишаемся надежды на лучшее. Только знание может открыть нам глаза, правильно оценить Вселенную, указать её прошедшее и будущее. Вселенная и жизнь – одно и то же».
Циолковский, конечно не нов и своих мудрых советах и в упованиях на то, что человеческий разум когда-нибудь восторжествует над неразумием. Когда? Даты не сообщали ни Будда, ни Христос, ни Магомет. Хотя некоторые отважные пророки нашего времени рискуют озвучить эти сроки: после 2021 года.

ЕЩЁ СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ КЭЦ

Был в его жизни один эпизод, который поясняет, почему следует весьма пристально присмотреться к особенностям его личности. Однажды, еще задолго до революции, он прочел заметку в одном из номеров “Иллюстрированных биржевых ведомостей” за 1905 год. Заметка сообщала, что якобы в Америке сделано страшное военное изобретение — боевая ракета. Корреспондент не поскупился на ее описание. “Вчера в течение ряда опытов, — писал он, словно видел это собственными глазами — тысячи вновь изобретенных мин летали по воздуху, разбрасывая на большое расстояние снаряды, начиненные пулями”.
Типичная газетная утка! Но Циолковский поверил. Теория полётов ракет, разработанная им, говорила — такое возможно, а, значит, — чем черт не шутит, может быть, он виноват, что дал научную основу для бесчеловечных экспериментов!

“Эта телеграмма навела меня на горестные размышления, — писал Циолковский редактору газеты. — Ровно два года тому назад — в мае 1903 года — в № 5 “Научного обозрения” появилась моя математическая работа (в два печатных листа) — “Исследование мировых пространств реактивными приборами”. В ней, в сущности, изложена теория гигантской ракеты, поднимающей людей и даже доносящей их, при известных условиях, до Луны и других небесных тел. И вот всесветные акулы (как называет Эдисон похитителей чужих мыслей) уже успели отчасти подтвердить мои идеи и, увы, уже применить их к разрушительным целям. Я не работал никогда над тем, чтобы усовершенствовать способы ведения войны. Это противно моему христианскому духу. Работая над реактивными приборами, я имел мирные и высокие цели: завоевать Вселенную для блага человечеств, (Выделено мною – Ю.К.)… Но что же вы, мудрецы, любители истины и блага, не поддержали меня? Почему не разобраны, не проверены мои работы, почему не обратили, наконец, на них даже внимания? Орудия разрушения вас занимают, а орудия блага — нет.

Когда это кончится, пренебрежение мыслью, пренебрежение великим? Если я не прав в этом великом, докажите мне, а если я прав, то почему не слушаете меня?.. …Общество от этого теряет бездну… Акулы распоряжаются и преподносят, что и как хотят: вместо исследования неба — боевые снаряды, вместо истины — убийство…”
Какая высота, какая ответственность за всё сказанное, за содеянное и, вместе с тем, какое наивное прекраснодушие! Цитата, особенно выделенные слова, дают ключ к пониманию гениального феномена Циолковский, как слитности слова, мысли, дела и личности. Истинный Донкихот от науки он был и велик, и смешон. Без этой слитности нет гения, в лучшем случае – талант, в худшем – завистливая посредственность или негодяй. Пушкинское «гений и злодейство есть вещь несовместная» в данном случае очень разъясняют суть дела. Высшие Разумные Силы (сократовский гений) могут обогреть своим вниманием даже «гуляку праздного», но только в случае глубокой внутренней гармонии, как бы странно в глазах людей она ни выглядела.

Отец Циолковского Эдуард Игнатьевич, родом из Волыни (фамилия предков, польских дворян — Тялковские), служил лесничим, всерьез интересовался естественными науками, был склонен к изобретательству и, хотя всегда считал себя атеистом, к концу жизни сделался весьма набожным. Обладая тяжелым характером, при всем том был, как отмечал впоследствии Константин Эдуардович, «очень честный, за что и терпел всю жизнь бедность». В роду у матери были искусные мастера, но о ней самой Циолковский вспоминает очень скупо и указывает только, что она была «с искрой». Кроме К.Э Ц, в семье росло десять его старших братьев и еще две младшие сестры… Видимо, отношения между детьми складывались непростые, поскольку в воспоминаниях Циолковский своих братьев не касался совершенно и писал только о сестрах. Известно, однако, что братья его проявляли склонность к художественным ремеслам, один из них стал, как и отец, лесничим, другой — капитаном «с дурными замашками».

Сам Циолковский впоследствии имел трех дочерей и четырех сыновей. Говорил, что «жену выбрал неудачно и от этого дети вышли печальные». Два сына — Александр и Игнатий имели суицидные наклонности, которые, увы, реализовали. Тем не менее, среди детей были и способные к литературе, технике, математике, музыке, рисованию. Рос Константин Эдуардович, как он пишет о себе, «очень смышленым и забавным ребенком». Его в семье любили и дали прозвище — Птица. Возможно потому, что, играя с детьми, любил залезать на крыши, заборы, деревья и частенько прыгал с высоты, чтобы испытать ощущение полета. С детства читал запоем все, что только мог достать. Но уже тогда простым чтением не удовлетворялся, cочинял и придумывал что-то сам. Платил младшему брату за то, что тот терпеливо выслушивал его рассказы.

Ранняя глухота резко переменила жизнь, высказывания КЭЦ на этот счёт мы уже приводили. Здесь дадим ещё одно: «…моя глухота… лишив общения с людьми, оставила меня с младенческим знанием практической жизни, с которым я пребываю до сих пор. Я поневоле чуждался её и находил удовлетворение только в книгах и размышлениях. Вся моя жизнь состояла из работ, остальное было недоступно». Склонность к труду проявил рано. Делал из бумаги, картона, сургуча игрушечных коньков, домики, санки, часы с гирями, очень увлекался демонстрацией разных фокусов. С 14-16 лет начал конструировать игрушки: мастерил бегающие игрушечные локомотивы, построил модель экипажа с ветряной мельницей — эта модель легко ходила по доске против ветра, изготовил коляску, приводившуюся в движение паровой машиной. Все эти игрушки изобретал самостоятельно, еще практически не зная физики и не читая каких-либо технических книг. Лишь в 14 лет он сам изучил школьную арифметику, но уже в 17 лет, без чьей бы то ни было помощи, прошел курс дифференциального и интегрального исчисления и свободно решал задачи по аналитической механике.

С 15 лет им овладевает увлечение, ставшее одним из главных на протяжении всей долгой жизни. «Я… имел уже достаточно данных, чтобы решить вопрос: каких размеров должен быть воздушный шар, чтобы подниматься на воздух с людьми, будучи сделан из металлической оболочки определенной толщины. Мне было ясно, что толщина оболочки может возрастать беспредельно при увеличении аэростата. С этих пор мысль о металлическом аэростате засела у меня в мозгу».

Когда К. Э. минуло шестнадцать, отец отправил его в Москву. Однако сын не поступил в техническое училище, как предполагал отец, а занимался только дома и в библиотеках. В одной из них он познакомился с библиотекарем Николаем Фёдоровым, другом Л. Толстого, оказавшим огромное влияние и на немолодого Льва Николаевича и на юного Константина Эдуардовича разработанной им философией «общего дела» и «всеобщего воскресения из мёртвых». Евангельские намёки о грядущей Новой Земле и Новом Небе, о воскрешении праведников для вечной жизни этот мыслитель превратил в стройную философскую систему, предполагающую строительство Царствия Небесного на земле общинным, коммунистическим путём. Всеобщее же воскрешение из мёртвых Фёдоров видел примерно так же, как это видели теософы: грядущая Сатья-юга – век Истины произвёдёт ревизию всех живущих в плотном и тонком мирах людей, соединит оба мира и подарит людям бесконечно долгую счастливую жизнь. Надо ли напоминать, что эти идеи полностью захватили воображение молодого К.Э. Впоследствии, как известно, они прошли через всю его жизнь. И что симптоматично, мы встречаем те же идеи в разнообразной трактовке у Е. Блаватской, Р. Штайнера, Г. Гурджиева, Е, Рерих, А. Чижевского, Т. де Шардена, В. Вернадского, А. Сент-Экзюпери, М. Айванхова. . Поистине, наступившая космическая эпоха постучала во многие двери.

По возвращении К. Э. из Москвы, материальное положение семьи резко ухудшилось. Нужно было думать о заработке. Положение усугубили размолвка с отцом и решение уйти из родительского дома. Циолковский выдержал экзамен на городского учителя и получил назначение в Боровское уездное училище, где стал преподавателем арифметики и геометрии.
В Боровске Константин Эдуардович снял комнату в семье священника и через восемь месяцев женился на его дочери Варваре Евграфовне. Какого-либо увлечения КЭЦ при жениховстве не испытал и романтических чувств не проявлял. Родные Варвары Евграфовны были против брака, поскольку семья невесты была глубоко религиозной, тогда как Циолковский считал себя убежденным атеистом. К тому же его поведение в глазах окружающих представлялось непонятным, а занятия казались смешными и странными; он не пил, не курил, не играл в карты, чуждался местной интеллигенции. «Безбожник, неряха, ненормальный», — злословили родственники. Но один факт перевесил все остальные. За Варварой Евграфовной не давали никакого приданого, а Константин Эдуардович приданым вовсе не интересовался, и это решило вопрос.

Еще до женитьбы Циолковский поставил Варваре Евграфовне условия, исполнения которых, невзирая ни на что, требовал твердо в течение всей жизни: у жены не бывают гости; к ней не заходят родственники; в доме не должно быть ни малейшей «суеты», способной помешать занятиям мужа. Через год после свадьбы родилась старшая дочь Любовь, которая, как уже сообщалось стала впоследствии личным секретарём КЭЦ; потом дети пошли один за другим… В семье Константин Эдуардович чувствовал себя чужим, жена относилась к его занятиям с постоянным недоверием и «уверовала в его дело», лишь много лет спустя. Работать, несмотря на глухоту, Циолковский мог только при абсолютной тишине. В семье постоянно возникали неурядицы из-за шума, который затевали дети. Со всеми вежливый и деликатный, Константин Эдуардович дома часто несправедливо раздражался, кричал, не терпел оправданий. К тому же в маленькой квартире было невероятно тесно… Жалованья Циолковский получал 27 рублей в месяц. По словам Варвары Евграфовны, на эту сумму можно было бы существовать сравнительно безбедно, но и тут Константин Эдуардович настоял на своём: большую часть денег тратил на свои опыты.

Вот как описывает свои впечатления один из очевидцев, в 1897 году, навестивший Циолковского: «Маленькая квартира… бедность, бедность из всех щелей помещения; посреди — разные модели, доказывающие, что изобретатель немножко тронут: помилуйте, в такой обстановке отец семейства занимается изобретениями!»
Учителем Константин Эдуардович был, по его собственному выражению, «страстным», тратил на преподавание много энергии, и потому за свои работы мог приниматься только вечером. Одно время он решил заниматься исследованиями с рассвета до уроков в школе. Таким манером проработал в течение двух лет (1885-1887 гг.) и сильно переутомился. Появилась тяжесть в голове. Кроме того, обозначились признаки явного нервного расстройства: неожиданно появлялись страхи, он не мог оставаться один, находился в депрессии. Это продолжалось без малого целый год.

В ту, семейную пору внешность Циолковского производила на окружающих странное впечатление. Очки в металлической оправе, крылатка с капюшоном, высокий котелок, из-под которого черные волосы спускались до плеч, мятые брюки, выпущенные поверх густо смазанных ваксой сапог… Константин Эдуардович обычно ходил с опущенной головой, медленно постукивая зонтом, углубленный в свои мысли, отрешенный от всего.
В Калуге, куда его перевели, до 1898 года Циолковский преподавал математику и физику в реальном училище, а впоследствии — те же дисциплины — в женском епархиальном. Уроки вёл очень живо, был строг, но плохих отметок не ставил. Глухота не особенно мешала преподаванию. Учеников он спрашивал, поставив рядом с собой. Часто, однако, случалось, что в классе во время занятий он вдруг уходил в себя, замолкал, куда-то уносился мыслями, совершенно забывая об окружающих. Особых конфликтов с начальством не было. Разве что случались регулярные стычки с начальницей школы из-за форточки. (Константин Эдуардович настаивал, чтобы форточки в классе всегда были открыты, а начальница их упорно закрывала.) Вне школы в 90-е годы Циолковский общался с одним дьячком, видя в нем родственную душу,- тот постоянно носился с мыслью построить искусственную птицу. Однажды приобрел мотоцикл и иногда по воскресеньям на целый день уезжал в соседнюю деревню. В 1912 году мотоцикл продал, но взамен купил велосипед, и с этого момента велосипедные прогулки сделались систематическими. Гулял Циолковский и пешком, как правило, один. Сам смастерил лодку и изредка катал в ней семью.

С годами Константин Эдуардович стал мягче к детям. Трагическая смерть старшего сына его сильно потрясла и во многом переменила направление мыслей. В сочинении этой поры «Горе и гений» Циолковский предлагает правительству организовать нечто вроде питомников гениев. «Пусть путем печати или другим способом будут всем известны высказанные здесь идеи и пусть, после этого, каждый поселок с разрешения и одобрения правительства порекомендует несколько человек» (для поселения будущих гениев); причём «каждое правительство в виде опыта будет делать это на свой или общественный счет». Писалось это в годы первой мировой войны!..
Идеи мессианства прогрессировали вплоть до 1928 года, когда Циолковский увидел обращенное к нему знамение на небе. С этого момента он, словно пробудился, по его выражению, от «идеалистического сна». Пробуждению способствовала также перемена обстановки в стране и отношения власти к нему, Циолковскому.

К Октябрьской революции отнёсся по началу прохладно, никакого участия в политической жизни не принимал, даже позволял себе какие-то неосторожные высказывания, за что, по словам одной из дочерей, был препровожден в Москву, но через две недели вернулся. По всей вероятности, КЭЦ по простоте души произнес вслух нечто вроде: «Какая революция, наукой нужно заниматься, учёным помогать!» Недоразумение благополучно уладилось, советское правительство приняло ряд мер, направленных на улучшению условий жизни КЭЦ и на широкую пропаганду его летательных проектов
С приходом известности и достатка по-прежнему мало что изменилось в личной жизни КЭЦ, преобладали простота и экономия. Рабочий кабинет размещался, как и ранее, в мансарде. Обстановка сохранялась почти спартанская: письменный стол, два кресла, два простых шкафа с книгами и журналами, узкая постель. Циолковский избегал всяких лишних трат, уверяя, что пенсию, как государственные деньги, надобно беречь; не ел, например, масла, считая его дорогим. Лишь на издательские дела он не скупился и продолжал печатать брошюры за свой счёт, которые, однако, не продавал, а раздавал и рассылал бесплатно.
Вёл чрезвычайно размеренный образ жизни. Вставал в семь утра. До двух работал в кабинете. На столе у него, под рукой, всегда лежали материалы на различные темы. В зависимости от настроения он занимался или механикой, или астрономией, или философскими сочинениями. С двух часов — прогулка пешком, или на велосипеде. После обеда часовой или полуторачасовой отдых. В пять часов — корреспонденция и прием посетителей, в восемь вечера — ужин. После ужина чтение газеты и беллетристика. В двенадцать часов ночи, не позже, он ложился спать.

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ЖИЗНИ

В 1932 году в торжественной обстановке в Калуге и Москве был отпразднован семидесятипятилетний юбилей учёного. За выдающиеся заслуги перед Советским государством Циолковского наградили орденом Трудового Красного Знамени. Правительство увеличило пенсию учёному, а калужский горсовет предоставил новый просторный дом на улице, названной его именем. Впервые и калужане оценили значение работ Циолковского. «Мы и не знали, что рядом с нами живет великий человек», — писали калужские газеты.
С 1932 года к Циолковскому был прикреплен для наблюдения врач Калужского филиала лечебной комиссии ЦК. До конца марта 1935 года никаких серьезных заболеваний, кроме легкого кратковременного кишечного недомогания, не обнаруживалось. И тут внезапно грянул гром. Когда Циолковский (а он это делать не любил) пожаловался на плохое самочувствие, врач внимательно осмотрел его и распознал раковую опухоль в брюшной полости.

Вызванные из Москвы профессора долго убеждали Константина Эдуардовича лечь в Кремлевскую больницу. Однако он отказался, уверяя, что для завершения научных работ ему нужно еще 15 лет, из которых ни дня он не намерен тратить на больничную койку. Пытались уговорить Константина Эдуардовича сделать дополнительные исследования на месте, в калужской больнице, но он и это предложение категорически отклонил. До августа болезнь неуклонно прогрессировала. Циолковский заметно похудел, побледнел. Усиливалась слабость. В июле состоялся второй консилиум. И на сей раз Константин Эдуардович не захотел лечь в больницу.
До конца июля он еще ездил на велосипеде, но, возвращаясь с прогулки, был уже не в силах поднять велосипед на две ступеньки крыльца. В последних числах июля пожаловался, что быстро утомляется от умственной работы…

В самом конце августа наступила частичная непроходимость кишечника, однако и тут не удалось убедить Циолковского лечь в больницу. Лишь через неделю Константин Эдуардович согласился на операцию, которую и произвели 8 сентября 1935 года в калужской железнодорожной больнице.
Операция шла под новокаином и длилась полчаса. Циолковский все это время был бодр, вполне владел собой, следил за движениями хирургов и живо реагировал на обстановку. Когда ему сказали, что операция закончена, он очень удивился: «Я думал, что вы еще не начинали, я же ничего почти не чувствовал; оказывается, у меня было превратное понятие о современной операции». В палате он был очень оживлен, шутил и смеялся, предполагая, вероятно, что перенес радикальную операцию, устранившую «причину» болезни. Но со второго дня после операции замолчал, лежал, почти все время не открывая глаз, отвернувшись к стене, и больше никто уже не слышал ни шуток его, ни смеха.

Страдания Циолковского, судя по всему, усиливались, но он переносил их без малейших жалоб. Всех поразила одна необычная деталь. Никогда в жизни не употреблявший спиртного, он, за несколько дней до смерти, не принимая уже никакой пищи, все время требовал коньяку, рому, вообще любых крепких напитков. Зачем лишние мучения? КЭЦ при всех своих чудачествах человеком был трезвым, не «упёртым».
13 сентября Константин Эдуардович обратился в ЦК ВКП (б) с письмом, в котором завещал свои труды партии и правительству. Известно, что Сталин ответил Циолковскому телеграммой. Константин Эдуардович получил ее 17 сентября и тотчас же стал диктовать ответ: «МОСКВА. ТОВ .СТАЛИНУ Тронут Вашей теплой телеграммой. Чувствую, что сегодня не умру. Уверен, знаю — советские дирижабли будут лучшими в мире. Благодарю, товарищ Сталин, нет меры благодарности». Последнюю фразу Циолковский дописал сам. За полчаса до смерти, вдыхая кислород, больной ощупью нашел руку фельдшерицы, державшую кислородную подушку, и крепко пожал эту руку в безмолвной благодарности. В 22 часа 34 минуты 19 сентября 1935 года Константин Эдуардович Циолковский скончался или, как он говорил, отбыл в дальнейшее путешествие своего атома-духа к Причине Космоса.
Двести с лишним лет назад вопрос о жизни в Космосе, об обитателях иных планет уже вставал перед философами и учеными. И первый русский философ-космист Михаил Васильевич Ломоносов, соглашаясь с тем, что на Венере могут быть люди, заключил свое рассуждение выводом: «При всем том вера Христова стоит непреложно». Вся жизнь КЭЦ с молодых лет прошла под знаком благоговения перед тем же Ликом.

2007

* * *
Чем привлекают истины Христа?
Созвучьем простоты и мудрой веры.
А также тем, что эта простота —
Свидетельство высокого примера

Любой из нас, как атом Божества,
какую бы ни выбирал дорогу,
себя не понимая, рвётся к Богу
незрячими глазами естества.

И что ещё нам остаётся делать,
как в темноте ни напрягать Его —
завёрнутое в плащаницу тела
и ждущее свободы Божество.

(А. А. БЛОК)
Россия- Сфинкс (А.Блок)

Солнце в Гизе закатное шает,
тишина опускается вниз.
Две фигуры судьбу вопрошают –
русский путник
и каменный Сфинкс.

Путник где-то услышал случайно,
что как только загадочный зверь
рухнет наземь,
откроется тайна –
обнажится заветная дверь.

Под пластами гранита и глины
уведёт она в залы дворца,
где хранится папирус старинный,
а в папирусе – планы Творца.

Сверху сумрак прохладный сочится,
снизу тянется тень пирамид.
— Что со мною в грядущем случится? –
русский путник Творцу говорит.

— Человек, ты подобие сфинкса. –
тишина отвечает ему. –
Ты с обличием собственным свыкся
и боишься его.
Почему?

Я не знаю, что будет с тобою
и со Мной, потому что люблю
Тайну жизни и с общей судьбою
Я, конечно, свою разделю.

Я всего лишь твой временный зодчий,
охраняю тебя до Суда.
Ты меняешь мои оболочки,
Я же камни свои – никогда.

Я завет наш вовек не нарушу,
Я поклялся святым Небесам
дать свой образ тебе, чтобы душу
ты в страданиях выстроил сам.

Ты же в присных трудах и вчерашних,
как дитя, миражи теребя,
воздвигаешь песочные башни,
убегая всю жизнь от себя.

Я твой вечный слуга, человече,
а не ты мой. Себя оцени,
чтобы вместе расправили плечи
мы с тобой в наши Судные дни.

Солнце в Гизе закатное шает,
светлый день опускается вспять.
Ничего на земле не мешает
русским путникам Сфинкса понять.