Как правильно: аллюзия на что-то или с чем-то?
Филологи указывают допустимым и новое употребление.
Администрация города Екатеринбурга в рамках проекта «Екатеринбург говорит правильно» обращается к вопросу о корректной сочетаемости существительного «аллюзия» с зависимыми словами.
«Большой толковый словарь» С. А. Кузнецова дает одно значение слова «аллюзия» — стилистический прием, заключающийся в использовании намека на реальные общеизвестные факты, события.
Специалисты справочно-информационного портала «Русский язык» отмечают, что корректным является употребление дательного падежа у зависимого слова: аллюзия к чему-либо. Однако филологи указывают допустимым и новое употребление, возникшее в результате смешения слов «аллюзия» и «намек»: аллюзия на что-либо.
Таким образом, правильно: кинематограф часто использует аллюзии к библейским сюжетам (на библейские сюжеты).
Фото www.yandex.ru
Значение слова аллюзия. что такое аллюзия?
В том числе могут использоваться библейские сюжеты. Например, название фильма «В. Давыдов и Голиаф» отсылает к широко известному библейскому сюжету про Давида и Голиафа.
В других случаях могут использоваться названия более ранних произведений. Например, доктор Джеймс Типтри-младший дебютировала в научно-фантастической литературе рассказом «Рождение коммивояжёра» (1968), в названии которого видна аллюзия, отсылающая читателя к названию пьесы американского драматурга Артура Миллера «Смерть коммивояжёра» (1949), а в названии сериала «Всегда говори „всегда“» — аллюзия на фильм о Джеймсе Бонде «Никогда не говори „никогда“».
В отличие от реминисценции, чаще используется в качестве риторической фигуры, требующей однозначного понимания и прочтения. Нередко возникают сложности с употреблением термина аллюзия, а именно с выбором управления. С одной стороны, определение аллюзии как намёка подсказывает пишущему управление с предлогом на (аллюзия на что-то). С другой стороны, аллюзия как отсылка предполагает, что будет употреблен предлог к (аллюзия к чему-то).
Аллюзия: от века xix до наших дней
Особенно часто приём начал появляться в поэзии в конце XIX-начале ХХ века. Так, Александр Блок, говоря о памятнике Петру I в стихотворении «Пушкинскому дому», намекает читателю о «Медном всаднике» Александра Пушкина:
Это – древний Сфинкс, глядящий
Вслед медлительной волне,
Всадник бронзовый, летящий
На недвижном скакуне.
Николай Гумилёв отсылает читателя к образу крылатого коня из греческой мифологии:
Он встал. Пегас вознёсся быстрый,
По ветру грива, и летит,
И сыплются стихи, как искры
Из-под сверкающих копыт.
Нередко источниками аллюзий становятся живописные творения, как в строках Анны Ахматовой:
Вся в цветах,
Как «Весна» Боттичелли,
Ты друзей принимала в постели,
И томился я дежурный Пьеро.
Аллюзиями являются упоминания мифологических или исторических персонажей. Например, «Сильный, подобно Гераклу», «Бесстрашный, словно Александр Македонский». Или у современного поэта Юрия Ремесника:
«И если грусть моих коснулась строк,
Она чиста,
Как слёзы Ярославны».
Если пишут о «наполеоновских замашках», читателям понятно, что речь идёт о чьих-то чрезмерных амбициях, а название романа Ивана Тургенева «Отцы и дети» часто используется в публикациях о конфликтах старшего и молодого поколений.
Аллюзией на сформулированное Владимиром Лениным понятие о революционной ситуации стала фраза:
«Возникла почти революционная ситуация, когда низы не хотят жить по-старому, а верхи не могут управлять никак. Ни по-старому, ни по-новому.»
В строках Владимира Маяковского: «Такого Отечества такой дым разве уж настолько приятен?» автор чётко намекает на реплику Чацкого из произведения Александра Грибоедова «Горе от ума»: «И дым Отечества нам сладок и приятен!», которая, в свою очередь, является аллюзией на строки Гавриила Державина: «Мила нам добра весть о нашей стороне: Отечества и дым нам сладок и приятен».
Фраза «Человек – это звучит горько» чётко указывает на слова Сатина из пьесы Максима Горького «На дне»: «Человек – это звучит гордо!».
Яркий пример литературной аллюзии – стихотворение Иосифа Бродского «Я Вас любил…», в котором автор указывает на одноимённое произведение Александра Пушкина», но с иронией говорит о своём лирическом герое:
«Я Вас любил, любовь ещё (возможно, что просто боль) сверлит мои мозги».
Используя аллюзию, Бродский сравнивает современность и пушкинское время, показывает, каким различным является отношение к главным человеческие ценности в двух эпохах.
Виды аллюзий
Значение слова аллюзия включает в себя высокую информативность, что позволяет ознакомиться с непосредственно обсуждаемой информацией, а так же с личным отношением автора к событиям или героям. Они имеют определенные различия, относительно смысловой нагрузки своего применения.
При помощи этого литературного приема автор может сделать отсылку не только к какому-либо произведению, но к человеку, историческому периоду, мифическому сюжету. Выделяется несколько видов аллюзий, в зависимости от их семантики и источника, откуда они берут свой корень.
Литературные аллюзии, направлены на сокращение повествовательного текста, напоминание читателю происходящего, добавление глубины и эмоциональности.
Примеры аллюзии в литературе это «его нос не растет, как у Пиноккио», «она действовала, как Скрудж».
Библейские и мифологические приемы, которые используют отсылку к религиозным текстам. Примеры аллюзии с использованием Библии это «добрый самаритянин», «она подставила другую щеку», пр. Они самые эмоционально наполненные, используются для придания героям определенной характеристики.
Исторические аллюзии, направлены на указание определенных исторических фактов, деятелей. Самые точные и конкретные, легкие для понимания, но наименее эмоционально насыщенны, они передают содержательную информацию.
Имена собственные (часто встречаемые названия животных, птиц, географические названия, художественных произведений, названия богов).
Есть еще несколько способов классифицировать данное явление, например, как то, что она может употребляться в прямом контексте или быть завуалированной, построенной как загадка. Также аллюзии различаются по контекстности и общеизвестности. Первые доступны и поняты людям, живущим в определенную эпоху или же вращающимся в определенном кругу; вторые общедоступны. По своей структуре она может быть выражена словом, несколькими словами или даже целым словесным конструктом.
Для того чтобы стилистический прием был верно истолкован, и вообще замечен и понятен, необходимо наличие у автора и читателя объединяющих тем и знаний. Нередко приемы с отсылками к другому этносу значительно затрудняют понимание текста и работу переводчика.
У того, кто воспринимает текст, при взаимодействии с аллюзиями могут возникать разноплановые ассоциативные ряды. Для того, чтобы из всех вариантов был выбран тот, который хотел донести автор, необходимы прецедентные знания и представления (фольклор, национальная и мировая классическая литература, тексты основных религий), которые будут общими для сообщества, которому адресован данный текст.
Переоценить влияние стилистических приемов при создании подтекста в тексте тяжело, еще они выполняют ряд функций:
— характеризующая или оценочная (используется для детализации образа, путем сравнения героя с другими известными предметами или персонажами, с целью передачи ему этих качеств);
— окказиональная (исторические ссылки для воссоздания эмоционального фона необходимой эпохи);
— текстоструктурирующая (внесение дополнительной информации и скрепление общего текста произведения).
Перекличка разных эпох
Аллюзия не восстанавливает общеизвестный образ, а усиливает его, извлекает новую информацию, а также – выражает авторскую оценку.
Этот приём позволяет переосмыслить мифологию, философию, историю, литературу, и тем самым – расширить границы текста и осуществить диалог культур разных стран и эпох.
Приём, который сближает
В последние годы аллюзия всё активнее используется на разных уровнях общения: в литературном творчестве, ораторской речи, политике. Эффективен приём в рекламных и социальных слоганах: «Карл для Клары покупает в «Коралле», «Не гони лошадей! А то некуда будет спешить», «Мойте воду перед едой».
Использование аллюзии в разговорной речи устанавливает связь между собеседниками, так как обычно намёк понятен друзьям, единомышленникам, людям определённого круга общения.
Связанные понятия (продолжение)
(от лат. absurdus, «нестройный, нелепый»; от лат. ad absurdum, «исходящий от глухого») — нечто алогичное, нелепое, противоречащее здравому смыслу. Приведение чего-либо к абсурду (доведения до абсурда) означает доказать бессмысленность какого-либо положения тем, что логически развивая это положение, в итоге приходят к нелепости, которая явно вскрывает внутренние противоречия самого положения. Приведение к абсурду — весьма распространённый приём в спорах, к которому часто любили прибегать софисты…
(фр. grotesque, буквально — «причудливый», «комичный»; итал. grottesco — «причудливый», итал. grotta — «грот», «пещера») — вид художественной о́бразности, комически или трагикомически обобщающий и заостряющий жизненные отношения посредством причудливого и контрастного сочетания реального и фантастического, правдоподобия и карикатуры, гиперболы и алогизма. Может быть также присущ художественному мышлению (произведения Аристофана, Лукиана, Ф. Рабле, Л. Стерна, Э. Т. А. Гофмана, Н. В. Гоголя…
Крылатые выражения, крылатые слова — устойчивые, афористические, как правило образные выражения, вошедшие в речь из литературно-художественных, публицистических, философских, фольклорных и других источников. К крылатым выражениям также относят популярные изречения исторических личностей (Пришёл, увидел, победил. — Юлий Цезарь); имена мифологических или литературных персонажей, ставшие нарицательными (Обломов, Митрофанушка). Изучаются фразеологией.
Подробнее: Крылатая фраза
(греч. πάθος «страдание, страсть, возбуждение, воодушевление»), или пате́тика (греч. παθητικός «чувствительный, страстный, пылкий, возбуждённый») — приём обращения к эмоциям аудитории. Соответствует стилю, манере или способу выражения чувств, которые характеризуются эмоциональной возвышенностью, воодушевлением, драматизацией.
Ссылки
Как только страница обновилась в Википедии она обновляется в Вики 2.Обычно почти сразу, изредка в течении часа.
Упоминания в литературе
Тот факт, что характерной особенностью творчества Владимира Набокова является повышенная интертекстуальность, не вызывает сомнений. Как не раз указывали исследователи, специфику набоковской поэтики составляет необычайная насыщенность текста всевозможного рода
аллюзиями
и цитатами из произведений самых различных авторов и эпох, а также автоцитатами. М. Медарич справедливо замечает: «…Набоковская интертекстуальность указывает на его понимание культуры как аспекта знаковой действительности, качественно тождественного незнаковой действительности. Литературное произведение, следовательно, черпает материал не только из жизни, но и из других, уже существующих литературных текстов»[1]. Стоит заметить, что склонность к цитированию непрерывно растет у Набокова от произведения к произведению и достигает пика в последних англоязычных романах писателя. Чаще всего эти цитаты оказываются искусно запрятаны в текст, так что изучение набоковских произведений превращается в этом случае в расшифровку некоего весьма сложного кода. Работы такого плана составляют существенную часть как зарубежной, так и отечественной набоковианы[2]. При этом в поиске различных цитат и аллюзий, безусловно, необходимо быть предельно корректным и стараться следовать научным принципам, дабы не впасть в модный соблазн «интертекстуальной криптомании»[3].
«Алатырь» – наиболее сложное произведение Замятина 1910-х годов, в котором неомифологические поиски писателя воплотились в полной мере. Повесть насыщена фольклорно-мифологическими, литературными, философскими
аллюзиями
. Размытость социально-исторической тематики, «десоциологизация» истории (по сравнению с предыдущими повестями, содержащими ярко выраженный социально-критический пафос) сама по себе значима, т. к. актуализирует мифологический сюжет, делает именно его носителем авторской концеп-ции.[238] Нарушение логики социально-исторического развития событий и характеров, да и формальной логики (безграмотный почтмейстер оказывается князем, неразвитый мальчик-телеграфист создает поэтические тексты в символистском духе, плодородие и бесплодие поражают Алатырь «вдруг» и т. д.), убеждает, что автор руководствуется законами сюжетосложения, «разрешающими» логические противоречия, а оформление тривиальной фабулы (поиск жениха) сказочным хронотопом укрепляет мифологическую основу сюжета.
Концепция апокалипсиса – один из базовых алгоритмов европейской культуры. Эта концепция беспокоила не только христиан на заре новой эры, теологов и простых верующих, но также и мыслителей новой формации – от Исаака Ньютона до Стивена Хокинга. Множество художественных (и не очень художественных) современных произведений (текстов, фильмов, игр) и массового, и элитарного характера, не могут обойтись без включения эсхатологического кода. В тяжкие времена невзгод, кризисов разнообразного толка, культурных депрессий, революций – этот код снова обретает силу и символическую значимость. «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова или «Золотой телёнок» Ильи Ильфа и Евгения Петрова, «Доктор Живаго» Бориса Пастернака или «Москва – Петушки» Венедикта Ерофеева, романы Юрия Мамлеева или Виктора Ерофеева, «Альтист Данилов» Владимира Орлова или «Лёд» Владимира Сорокина и т. д., – русская литература XX века особенно переполнена апокалиптическими образами, явленными в прямых либо завуалированных
аллюзиях
, травестийных либо весьма своеобразных интерпретациях фигур эсхатологического кода, не говоря уже о рецепции и рефлексии утопического мессианства и роли Руси/России в судьбах мира.
Миф непрерывно существует в культуре. Он ее константа, тот фундамент, на котором она держится. Вхождению текстов в «большое время» во многом способствует то, что миф в них «пересказывается» на разных языках культуры. Он бесконечно прочитывается и интерпретируется, при этом не утрачивая своих смыслов. Миф может возникать в тексте как
аллюзия
или цитата и тем самым отсылать его к иным пластам культуры. Он не неподвижен и перемещается в пространстве культуры от центра к периферии или в обратном направлении. Переходит с одного уровня культуры на другой, снижается и обыгрывается, бывает объектом пародии, сохраняя свое семантическое ядро. Порой выступает как некая готовая сюжетная схема, служит толчком для развития сюжетов, с ним прямо не соотносящихся, и всегда переносит в них свои смыслы и заряжает их ими.
