Шизофрения

Дмитрий Цыбко

Расщепление души

…Странник одинокий, несущий в сердце страх
Идет вперед, пути не разбирая.
Его мечты – обман, его надежды – прах.
Идет он, головы не поднимая.
Он знает, что за ним, не ведая преград,
Спешит жестокий враг – но нет пути назад.
Самюэль Кольридж «Сказание о старом мореходе»

І

Прошло не очень много времени с момента трагической кончины моей тетушки, признаюсь вам я очень любил ее.
Иногда теплыми летними вечерами я любил сидеть на крыльце и смотреть на представление солнечного падения за горизонт, которое подобно дивному спектаклю радовало мой взор, пускай даже не фоне старого кладбища. В те прекрасные времена, каждое лето я проводил у тетушки, чему был очень рад и признателен родителям за такую возможность, хотя можно сказать, что это они были благодарны мне за то что хоть на короткий летний период, давал возможность передохнуть так как я был довольно неспокойным ребенком. В то время тетушка жила сама в не очень уютном обветшавшем доме со старого дерева.
О, как прекрасны те дни! Даже неуютная и неимоверно тягостная атмосфера дома, что в некоторые моменты казалось можно физически ощутить, не пугала нас с тетей, а совсем наоборот ибо он непривычно сильно объединял нас, как бы делая союзниками перед общим врагом. Вспоминая столь дивный час сложно прикрыть улыбку, то было прекрасное время.
Тетушка жила одна но это как мне тогда казалось ни чуть ее не волновало. Она была затворницей, многие говорили, что это из-за того, что когда-то пропал ее муж. Она не любила об этом говорить но все мы понимали, что она тоскует за ним, увы его так и не нашли. Он в свое время был известным собирателем редких фолиантов, а коллекция насчитывала десятки томов.
За последние годы я ее не навещал, так уж сложилось. Молодость и желание побыстрее заявить о себе миру, увы, затмило прошлое со всеми его красками и невероятными историями, с любовью рассказанные мне дорогой тетушкой сидя за чашечкой горячего чая. Но все же продолжал переписывается со своей любимой тетушкой. Родители как бы это странно не звучало тоже прекратили с ней какие-либо отношения, я не вникал в суть.
Несколько дней назад мне сообщили о ее кончине и о том, что все наследство она оставила мне. Но слово наследство звучит слишком громко, не воспринимайте меня к сухого и слишком сдержанного чурбана, но кроме дома и нескольких томиков старых книг ее мужа, ничем ценным она не владела, я не могу сказать, что удивлен, ведь еще тогда, сидя на крыльце она говорила, что все что она имеет станет мое, тогда в детские времена я не воспринимал подобные выражение всерьез. Но теперь когда тетя лежит под двумя метрами земли я понимаю, что она не шутила. Как и ее муж она была редкой сказочницей и фантазеркой, по сути это одна из тех многочисленный причин по которой я так любил ее навещать. Увы, покинула сей мир который оказался столь сложным для такого наивного человека как она.
Сложно сказать, что я тогда ощущал, осмотрев дом, понимая, что с деньгами получаемыми в конторке, где я, как себя утешал, временно работаю, не хватало на то, что бы снимать жилье поближе к городу. Поэтому упаковав вещи я тут же прибыл в тетушкино поместье и сразу же принялся обустраивать его. Странно было и то, что дом прибывал в очень плохом состоянии, право даже сказать ужасном, запущенным до безобразия, позволю себе рассудить, что всему виной была именно старость и тоска по мужу.
Признаюсь вам, что со временем и меня в свои холодные осенние объятия приняла меланхолия в самой страшной ее форме. Не знаю, что и сказать. Причины моей меланхолии и постоянной депрессии я перекладывал на угрюмую осень, в этих краях, осень достаточно холодна что и говорить, дождливая погода тут правит бал.   
В последнее время у меня быстро развивалась бессонница, но еще с детства я не мог заснуть, но здесь, в этом доме, это было как-то необычно, хотя сказать «необычно» это почти ничего не сказать. Каждую ночь, особенно в полнолуние, когда луна замирала напротив моего окна и освещала старое заброшенное кладбище, со стороны которого, доносилась восхитительная музыка, волосы начали сидеть, что само по себе странно, взирая мой, столь юный, возраст.
Врачи говорят, что у меня нарушение процесса засыпания и что это возникает в основном из-за стресса, жалости к самому себе, гнева или чувства вины. Поэтому доктора сказали, что надо найти причину недомогания и попытаться её решить, но как я могу её найти решение, если я знаю, что ЭТО. Странно, а ведь в начале я даже думал, что музыка совсем неплохой придаток столь обветшалому дому. Увы, как в большинстве случаев, я как и подобает хроническому неудачнику, ошибался.
Любой звук, даже самый тонкий и едва слышный, моим жалким рассудком воспринимается как выстрел с гаубицы.
Я подсел на морфий… честно мне даже казалось, что он открыл для меня новые горизонты понимания.
В определённые моменты он мне помогает, особенно когда на душе так плохо, а жизнь идет под откос, а эта сучья бессонница, убивает во мне желание жить, так мне сложно даже сказать жив ли я вообще…
Да, в начале морфий был панацеей для меня, но вскоре ко мне пришло понимание сколь ошибочно было это представление. К тому же, на морфий у меня уходило слишком много денег. В иные дни мне приходилось ложиться спать с пустым желудком, но это исключение нежили правило так как на моей кухне почти всегда можно было найти хотя бы одну банку консервированных бобов или супа.
Тетушка всегда говорила: «Виктор, взрослая жизнь не такая прекрасная как сказки, в которых проплывает детство, но и она полна приятных моментов». Я всегда пытался искать эти «моменты» но слишком мало я их пережил, и мне становиться очень грустно.
Так или иначе, но дом сильно нуждался в ремонте, к чему я собственно сразу и преступил. Не долго думая, я позвонил к знакомому моего милого отца, о чем конечно позаботился собственно заранее, поговорив с отцом, и конечно же одолжив у него нужную сумму. При звонке обговорив все детали, мы условились на приезд ремонтной бригады. На второй день приехал подрядчик с ремонтной бригадой. Подрядчиком был сам мистер Мориц. Быстро расписав план, бригада Морица тут же приступила к его выполнению, а сам подрядчик поспешно покинул бригаду. Спустя пять дней, ремонт был полностью завершен, чему я был очень рад и особенно благодарен Морицу за столь быстрое выполнение поставленных целей. Право я был удивлен как быстро и при этом очень качественно выполнили свою роботу эти славные мастера.
Мистер Мориц, как я говорил раньше, давний знакомый моего отца постарался. С искренней улыбкой спросил:
— Я надеюсь вас все устраивает, Виктор? – он достал портсигар, явно наслаждаясь этим процессом, извлек сигарету и поспешил ее подкурить.
— Да, конечно. Благодаря вам и вашим парням, дом будто обрел былое величие, неправда-ли? – Сейчас я мог смотреть на дом по-новому. Перекрашен и отремонтирован.
— Да вы правы. Но признаюсь вам, что дом уж очень стар, и данный ремонт скорее косметический. Но, как видите, мы с моими ребятами сделали все возможное… — тут я его перебил:
— Конечно, за что собственно вам и благодарен.
Мистер Мориц растянулся в улыбке, явно наслаждаясь сигаретой и выполненной работой. Он внимательно осмотрел дом, затем немного мешкая добавил: — Вот что я вам скажу, уезжали бы вы от него подальше. – затем бросив недокуренною сигарету, сплюнул – плохое это место, мои ребята все время жаловались на головные боли, да еще и кладбище под боком… я на вашем бы месте, собрал чемоданы и только пятки мои видели бы.
Я засмеялся.
Странно, ведь Мориц, далеко не первый кто так говорит о доме возле кладбища, но что же, у каждого свое мнение, хотя признаюсь и что его тон был достаточно нервным, не знаю, что там с его парнями, но жить я все же буду, в тетушкином доме.
Отшутившись и поспешно распрощавшись с дорогим Морицом, я поплелся на кухню, открыв холодильник достал бутылочку холодненького пива. Подрядчик как раз садился в машину, оставленную вдалеке от дома через вчерашнюю бурю. Отцовский товарищ, еще раз обратил взор на дом, глянул на меня, когда я уже вышел на крыльцо, и кивнул. 
Дом был полностью отремонтирован. Трудно описать радость напополам с гордостью что вселялась в меня глядя на восстановленный дом был очень доволен работой, так мог с умеренностью сказать, что привел дом вполне сносное состояние. Единственное что сильно меня удручало так это полная уединенность.
Мне нравилось сидеть на крыльце попивая холодное пиво, не скажу, что уж так на дворе было жарко, но достаточно, чтобы можно было отпраздновать окончание ремонта бутылочкой пива. С пивом в руках, взглядом провожал машину Морица, что уже выехала на дорогу и двигалась в строну города. Признаюсь, в этот чудесный момент, когда солнце близится к горизонту и последние лучи подобно туману заполняют всю округу, вселял в меня надежду на лучшие времена. Кладбище к тому же, на фоне тающего солнца мне уже не казалось столь ужасным. Хотя как мне кажется это лишь временно.
Почти полностью осушив бутылку я увидел, как в мою сторону движется машина, и я не могу сказать, что был рад столь позднему визиту. К моему дому приближается машина копов. «Да уж, отдохнул…» подумал я, когда полноватый полицейский вышел с машины.
— Чем могу помочь, офицер? – услужливо начал я.
— Здравствуйте, Виктор Енглоу?
— Да, чем могу помочь? – продолжил я.
Полицейский вплотную подошел ко мне, достал листовку с изображением молодой девушки – вы ее видели когда не будь?
— Нет, а кто она?
— Кларисса Бэндлоу, ваша соседка. Пропала пятнадцать дней назад. Не вернулась домой. Но все это вы можете узнать из газет. – полицейский с отчетливой злобой смерил меня взглядом – если что-то вспомните или узнаете – позвоните в отделение.
— Конечно.
Полицейский немного постоял рассматривая дом и окружающие постройки, еще раз бросил взгляд на меня. Спустя несколько секунд он уже топал к машине.
Признаюсь, на меня приезд полицейского произвел неизгладимое впечатление. Вскоре, я поинтересовался у бакалейщика Дейва, в ближайшем придорожном магазинчике, что эта девушка, Кларисса Бэндлоу, рано утром, ушла к своему жениху, как в таких случаях бывает, она не дошла к нему. Бакалейщик также поведал мне что дело из-за отсутствия улик чуть не закрыли, но опять, с новым порывом полиция принялась распутывать столь странное дело. Собственно сам бакалейщик, старый Дейви, пояснил мне что эта девчушка сама убежала из дому. Вникать в суть дела я не имел желания тем более выдержать перегар Дейви не так уж просто, поэтому поспешил домой с покупками. Спустя несколько дней я позабыл о исчезновении Клариссы.
Бессонница продолжала меня держать в своих оковах, иногда я вспоминал историю Клариссы, и тихо плакал, сам того не понимая.

ІІ

Ночью, когда пытался заснуть, и в предвкушении долгожданного сна, меня вновь потревожила проклятая музыка. Я был готов задушить голыми руками того скрипача. Не долго думая, сокрушая дрожь в руках, подошел к окну и устремил свой взор на кладбище, находившееся в трехстах метрах от тётушкиного дома, а я то ведь еще думал почему все родственники искоса смотрели на меня, узнав, что решил поселится, а совсем не продать этот дом. Хотя раньше соседство с кладбищем совсем меня не пугало.
Луна огромных размеров, напоминавшая спасательный круг в мертвых небесных водах бессония, окрашенных тьмой, в ее любимых тонах. Она прекрасно освещала кладбище с его могилами и склепами. Вдалеке я смог различить силуэт, но в этом не был уверен, кто ж будет ходить на кладбище ночью? Да, и кто же будет играть там, но мало ли чудаков?  Это были только догадки.
Потом наступило забвение. Точно уже не припомню, как я вышел с дома в направлении силуэта, минуя могилы, деревья и кустарники, что на треть уже покорили последнее людское пристанище.
Трудно сказать, как долго. Но этого времени вполне хватило на то, что бы дойти к силуэту, разбавленному в лунных тонах.
Это состояние больше напоминало шок, или опьянение. Я был зол, и мое жалкое тело незнающее нормального отдыха с каждым шагом растворялось в лунном свете.
Почему я не выходил раньше? Я боялся! И сейчас боюсь, но с каждым следующим шагом преодолеваю ужас наполняющий меня, а моя душа, все быстрей убегает в пятки, в надежде скрыться из этого кошмара как можно скорее. С каждым шагом, на голове, появляется новая седая прядь. Не знаю, что тянет меня, что движет мной, но я не могу упираться.
Удар.
Еще удар, и еще один удар.
Удар за ударом. Сердце бешено стучит, в груди словно играют на барабанах тысячи музыкантов. Вены на висках вздулись. Я вглядываюсь, стараясь не оступится. Небо было пустое, облака исчезли, дав место космосу, самой вселенной созерцать сие представление. Звёзды как маленькие маяки указывали дорогу, может даже что-то предвещали. Задумавшись, я оступился и упал лицом в грязь.
Падение привело меня в чувство, но сворачивать поздно. Почва столь мягкая, что я на мгновение удивился как смог преодолеть такое расстояние и не упасть. Но вот, мои ноги начинают подкашиваться. Тело прибивает озноб. На горизонте все четче выписывается силуэт.
Мои глаза были направлены в сторону гробовой плиты с почти незаметной гравировкой имени и эпитафии, которая смотрела на меня. Немного покарабкавшись в грязи, оставленной вчерашней грозой поднялся на колени, продолжая пытаться встать. Вскоре все же смог победить грязь, ну пока только на время, ибо на лучшее, мне как хроническому неудачнику, рассчитывать не приходилось
Подбираясь ближе, запачкан и покорен грязью, узрел, девушку.
Облаченную в белое платье что в лунных лучах выигрывало тысячами оттенков нежности. Столь изысканная фигура, платье, жесты — все это, если не считать место действия, писало картину превосходства, да так что, как мне показалось, у меня, на время, отвисла челюсть. Возле нее покоилась скрипка, слегка опертая на гробовую плиту. Скрипка так же совершенна как и сама девушка, изысканный инструмент. 
И вот, словно не чувствуя моего присутствия или просто не придав необходимости повернутся ко мне, создание света мягко, подняло сей божественный инструмент, так нежно и ласково, будто новорожденного держит в руках матерь. В ее жестах читалась всепоглощающая любовь, но как только смычек взошел на струну, как тут же мир будто был погружен в скорбь. Печальная музыка наполнила кладбище, подобно бочку, но вот тут дно было как внизу, так же и вверху. Всепоглощающая скорбь.
Я продолжал стоять. Внимательно следил за девушкой. Я внемлел каждой горькой ноте. По моих щеках потекли тоненькими ручейками слезы. В душе, уже не пожар, не страх, теперь мой храм наполнен холодом, чувством безысходности, скорби, жалости. В очередной раз я пожалел, что пришел в этот страшный мир.
Она не обращала на меня никакого внимания, пока дивная мелодия не закончилась, а мир не переполнился ее скорбью.
Возможно, многие скажут, то не так должен поступить человек, сознание которого переполнено огнем мщения, так как во всех своих несчастьях я винил именно ее. Но сейчас, все стало не важно, абсолютно все. Мир замер.
Как я уже заметил, на ней было одето платье, снежно белое, я еще тогда удивился, как она смогла холодной осенней ночью добраться до могилы в незапачканном белом платье.
Когда чарующие звуки скрипки стихли, я осмелился потревожить девушку.
Моя рука медленно, но уверенно легла девушке на плечо, и смог развеять странное чувство окаменения, ступор впрочем который сопровождал меня все это время. Странно, но с ее стороны никаких действий не было предпринято, она даже не соизволила повернутся или заговорить.
— Кто Вы? Что вы тут делаете? – Настоятельно и немного грубо спросил я, всё еще находясь у нее за спиной.
— А разве вы не видите? – Ответила она смотря на звёзды при этом не оборачиваясь ко мне лицом, добавила – играю, неужели вы не поняли?
Трудно сказать, но мне показалось что она хихикнула. Это предположение вселило в меня немножко упорства.
— А как же! Как же тут не понять, ваша игра по ночам меня сначала приятно удивляла.
— А что же теперь? – Мягко спросила она, поворачиваясь и плавным жестом руки показывая на довольно сухое место возле себя.
Я мягко побарахтавшись в грязи, которой тут было не меньше чем на подступе к могиле, перевалился и уселся. В мгновенье она озарила меня ослепительной улыбкой, которая сияла, признаюсь вам не хуже самой луны.
— Ваша музыка меня пугает. Да к тому же, какого черта вы играете на кладбище да и еще по ночах? – Мне показалось что довольно резковато ответил, но увы, сказанное уже не вернуть. Стараясь выправится добавил: — У вас горе?
— Может быть. Какое вам дело? – Улыбка мгновенно сошла с ее лица, дав место маске злости.
— Фактически никакого, если не считать бессонницу как следствие вашей музыки. Честно говоря, я все больше злился, и вся эта злость будто приобретала физическую форму, она оплетала меня паутиной ярости, все сильнее сжимая.
— Простите, но мне пора. Поверьте, мы с вами обязательно продолжим беседу.
Вслед за сказанным ее личико вновь обрело нежнейший вид, она хихикнула. После этого, как мне страшно себе в этом признаваться, я не могу вспомнить как вернулся домой. Я не понимаю, что тогда со мной случилось. Я будто пал в беспамятстве. Да и нужно ли вспоминать? О стороны все выглядит будто я попал в кошмар, но странным стечениям обстоятельств остался цел и невредим.
По-моему это был всего лишь кошмар, сон, и это вполне реально ибо если бессонница правит моим миром то вполне возможно, что и происходящее не имело место в моей реальной жизни, а лишь плод моего больного сознания.
Все мое нутро словно противится происходящему.
Проснулся я где-то по обеду. Удивительно, но впервые за последнее время я чувствовал себя хорошо. Но странно и еще раз странно, я не помню, как пришел домой. Проснувшись я обнаружил, что спал на кровати, не раздевшись и вся она перепачкана грязью, так же как и я, собственно я ее и принес к себе в дом а потом и на постель, так как спал я одетым. Грязь пожалуй единственно что указывало на реальность пережитого мной.
Странно. Ничего не помню после ее слов, разве что выражение ее лица, но все же. Я не понимал, что происходит, но тогда я думал зачем мне что либо предполагать, если все это может быть просто глупым и немного странным сном.
Но грязь? Для этого конечно же нашлось объяснение — бессонница.
Так или иначе я не стал искать ничего. В последующие дни мой сон полностью восстановился, а кошмарные воспоминания того времени позабылись, встреча как простой сон была вытеснена сознанием в глубины подсознания, а странная музыка, режущая меня каждую ночь и вовсе позабылась мной, как нечто неприятное, что собственно и свойственно человеческой психике – просто избавляться от ненужных или вовсе неприятных воспоминаний.
В конце, дождливой и угрюмой осени, меня все чаще стали преследовать сначала просто странные сны, а потом и вовсе ужасные и невообразимо кошмарные сновидения, с участием все той же прекрасной скрипачки.  Но в снах проявилась одна деталь, хотя лучше сказать исчезла, в каждом сне я не мог рассмотреть ее лицо. Лишь контуры, очертания, и нечего, краски были смазаны, словно с холста оставленного под осенней грозой. Но каждый раз я желал лишь одного – убить ее, погасить свет жизни! Сейчас мне трудно что либо говорить, но поверьте, тогда, я начал испытывать невыразимый до глубины души, ужас.

ІІІ

Поздно ночью, когда бушевала гроза разбрасывая молнии как гонцов дабы сообщить о своем прибытии, я проснулся, опутанный липким потом. Я воистину страшился сомкнуть глаза. Она преследовала меня пускай даже во снах! Теперь, в этих снах, она изменила свое амплуа! Из милой скрипачки она выросла в садистку, разрушая мою и без этого слабую психику.
Я сбросив одеяло, поспешно приподнялся на кровати. Комната, которой я все же сумел придать более-менее домашний комфорт, сейчас выглядела на удивление пустой, холодной и необычайно мрачной. Комната освещалась частыми вспышками молний, что само по себе уже взывало к первородному страху.
Спешно осмотрев комнату, как это позволяли всплески небесных мечей, я нашел в себе силы выйти из комнаты в одночасье надев довольно истрепанный халат. Я решительно не желал сегодня спать. Голова болела, из-за этих снов я недостаточно спал, что в моем случае чревато головными болями, недомоганиями, и после встречи с девушкой на кладбище, той которая пленила меня во снах, врачи поспешно уверили меня, что теперь я повержен еще и галлюцинациям. Иногда я и сам так думал, ведь так ведь проще!
В некоторых частях дома, спускаясь по ступеням, я отчетливо слышал падение капель на старый деревянный пол или другую поверхность. Я несколько был этому рад, ибо это хоть какие-то звуки, нежели кладбищенское безмолвие, если конечно не обращать внимание на разрывающий тишину гром.
Остановившись на последний ступеньке, всматриваясь во мрак, пытался отыскать очередной кошмар, последовавший за мной из неистовых кошмаров. Но попытки отыскать что-то были тщетны, удовлетворительно вздохнув, я спустился и зашагал на кухню.
Гроза, пошла на упад, я немного успокоился. Сварил кофе, и усевшись в гостиной начал с нескрываемым удовольствием наполнять кровь громадной дозой кофеина. Сон как рукой сняло.
Керосиновая лампа, которою я перед этим зажег мирно освещала большую половину гостиной. Как говорится делать было нечего и я пошел в тетушкин кабинет, где она некогда со своим мужем занималась чтением редких книг, я решил ознакомится с одним из таких томиков.
Где-то через пол часа рассматривая пустых для меня формул о использовании «первичных солей» я забросил его. Как по мне, так чушь. Но взяв другую книгу, я тут же выронил ее. О это была жуткая книга, «Некрономикон» авторство принадлежало арабу Аль Хазреду, что и говорить, на полке я обнаружил еще ряд книг как например кошмарный «Saducimus Triumphatis» Джозефа Глэнвиля. После этого я пообещал себе что больше мои руки не возьмут столь ужасные книги.
Еще постояв и немного поразмыслив я ощутил, что хочу писать и уже, держа в руках лампу, направился в сторону лестницы, за которой собственно и находился туалет.
Но где-то из темноты, из мрака куда не доставал свет моей старой лампы, вырвался крик. И в то ж мгновенье молния, как я полагал давно ушедшей бури, вновь мечом рассекла мрак, вырвав с него ТУ САМУЮ!
Черт побери, я был так напуган что в тот же час попятившись с лампой, зацепился халатом о что-то и с грохотом упал. Лампа погасла… Я ощутил, что теперь я не нуждаюсь в кратковременном посещении туалета.
Мне трудно вспоминать то ужасное чувство, когда ты целиком и полностью поглощен мраком и кажется, что ничто не сможет тебя спасти. Жестокое чувство безысходности…
Резко вскочив, в страхе я даже не пытался поднять лампу. Что-то непонятное и до ужаса холодное скользнуло по моей лодыжке.
Резко отпрянув я побежал. Первой моей мыслью было просто бросить проклятый дом, но на улице опять разразилась буря. Небо то и дело грохотало, словно обещая рано ли поздно сжечь мир.
И снова мрак был поражен молнией. Комната была пустой.
Но в следующие мгновенье я слушал нечто очень похожее на шепот. Это голос сыграл на всех струнах моей души, музыка была симфонией невыразимого ужаса…
Взбежав на второй этаж, с необычайной для меня прытью, я закрыл дверь на засов.
Несколько секунд я просто стоял у двери, прислонившись к ним, пытался угадать звуки шагов, но их… не было, неужели мой разум вновь играет со мной в эти ужасные игры? Может мне показалось? Может это были всего лишь галлюцинации? Нет — не может быть. Спустя несколько секунд я снова, и на это раз достаточно отчетливо, слышал шепот. Ладони жутко вспотели. На лбу появилась испарина. Меня пленил леденящий ужас. Во мраке, там, за дверью, кто-то был!
Тяжело сказать сколько прошло времени, я помню лишь то что небо пронзали три молнии или даже четыре. Шепот стих, но успокоится я не смог. Отойдя от двери, в кармане куртки я нашарил перочинный нож, а в старом комоде Библию, не правда ли смешно? Перочинный нож и Библия?
Я не переставал надеется, что это лишь игра моего воображения, может быть даже последствия морфия, что лишь теперь проявились? Не знаю, но я пытался силой разума понять, что тут творится, но опять же, неудачникам не суждено что либо понять. Сила бури иссякла, и снова тьма сгущалась. Молний не было, а следовательно мрак снова заполнил комнату, мои глаза довольно быстро привыкли к мраку, но…
Единственное о чем сейчас мечтал было дождаться восхода солнца. Во тьме, мои чувства обостренные до придела, уловили скрип половиц. В комнате ощущалась сильная влажность и холод, со лба капля за каплей растекался холодный пот. Половицы скрипели возле двери — шаги?
Может я обезумел? Мои губы тихо нашептывали молитву, а в руках до боли сжат ножик, да так что костяшки побели, я так думаю.
Я все еще стоял напротив двери, все мои ожидания были направлены на открывающуюся дверь, и на то что в них войдет. Я собрал все свое мужество, я был готов ко встречи, но как только прозвучал стук в дверь, оно тут же развеялось…
В дверь снова постучали. О как это было ужасно!
Тихонько подойдя к окну, я еще раз взглянув на дверь и на засов который, при ударе тут же рассыплется, решил убегать. Путь побега, был до безобразия прост: сначала, через открытое окно спрыгиваю на пристройку, что находилась под моим окном, это не должно составить труда. Далее моя дорога, проходила вдоль старого кладбища но можно сократить если прямиком через него бежать, за которым находиться дорога – путь к спасению. Это был мой путь спасения, возможно даже от собственных кошмаров, ибо мне сложно сказать, является ли все это жуткое представление плодом моего воспаленного сознания…
Руки нервно скользили по оконной раме, но окно поддалось не сразу, и как только мои усилия принесли пользу, в комнату ворвался неукротимый ветер заполнивший яростным воем невыносимую тишину. Перебросив одну ногу за окно придерживаясь руками медленно перебросил и вторую, постепенно повиснув держась за деревянные ставни, благодаря дождю не смог удержаться — мои руки сползли и я упал на пристройку, крыша которой была, как я заметил при ремонте из дерева, но несчастья на этом не закончилось, падая я не смог удержаться (да и как там удержишься, тем более в такую непогоду?) и скользнув, упал прямиком в лужу, в грязь. Несколько секунд я просто лежал, наверное кратковременно потерял сознание, но благодарил всех святых что, не смотря на боль, ничего не сломал, но продолжал на это надеяться, так как боль была невыносима.
За мной будто гонится сами исчадья проклятого ада!
Сквозь дождь я смог уловить как дверь в комнату с грохотом разбивают. Поспешно поднявшись, я побежал прочь. Лишь один раз, заставил себя повернуться, взглянул на дом, в окне, из которого я так нелепо вывалился подобно птенцу из гнезда, на меня смотрела все та же девушка в белом платье! Она смеялась при этом кокетливо прикрывая свою улыбку ручкой, будто бы так все должно и быть! Эта картина: мрачный дом, настежь открытое окно в котором смеяться сам дьявол под аккомпанемент грома и молний, что где-то там, далеко, взрывали небо! О бог мой, как же мне это вынести! Вот теперь, я понимаю, что это не сон, а если и так, то насколько больной мой рассудок?! Боль ведь настоящая… Но реально ли все остальное, или меня преследуют воображаемые демоны, гонимые непонятным мне до этого чувством?
Я бежал сломя голову, несколько раз проскальзывая на грязи – падал, и тут же поднимался, гонимый страхом я почти не заметил, как уже бежал по кладбищу! Страх придавал силы, чувство было будто всю свою сознательную и несознательную жизнь копил силы только для этого рывка! Но бежав возле могил, по-уши в грязи, в голове мелькнула мысль, а правильный ли я выбрал маршрут? Я мог побежать совсем в другом направлении, через поля к ближайшим соседям… Пробежав еще немного, я в очередной раз поскользнулся и упал, прямиком в грязь лицом. Поднявшись как дикий зверь в бешенстве, осматривал кладбищенские просторы. И тут, как я вскоре понял… мои волосы навсегда окрасились в седой цвет…
На краю этого чертового последнего пристанища, я увидел земляную насыпь, и лопату воткнутую в нее. Неужели вырыта могила? Я уже не бежал, а не спеша подходил к этой проклятой яме, в которой мне возможно придется найти последнюю обитель. Где-то в стороне, звучала скрипка, ее необычайно грустный мотив разрывал меня. Я больше не боялся преследования.
Поверьте, сейчас я действительно не знаю, что сказать… Я полностью разбит, надломлен! Вдали послышался лай собак, крики, мне показалось что даже выстрел услышал! Я продолжал стоять, смотрел на вырытую яму, странное чувство пронзило меня изнутри.
Потом я рассмотрел бежавших со всех сторон полицейских. Все они что выкрикивали, кое-кто даже выстрелил у воздух, некоторые как я падали в грязь и тут же вскакивая проклиная все что только можно. Я их не замечал. Все смешалось, крики полицейских, лай собак, гром, и все также манящая меня музыка которою я пытался ненавидеть.
Через миг я был полностью окружен, на их лица читалось недоумение, отвращение и ярость. Мрак был полностью рассеян слепящим светом фонарей, а на меня было нацелено по меньшей мере восемь пистолетов, которые, сделав я шаг, тут же разредились бы в мою сторону. Кольцо сжималось. На лице у меня застыла маска недоумения, я не понимал что происходит, но что-то во мне противилось правде.
— Дегенерат – выругался один и з копов, защелкивая на запястьях наручники и попытался оттянуть от могилы – как ты мог убить бедную девочку?!
— Ну что, чертов маньяк, думал не найдут?!
Это не я, это мог быть я!
Один из офицеров, с явным отвращением зачитал мне мои права.
— Сволочь, Кларисса, бедная Кларисса, совсем юная, девочка же, совсем недавно заняла первое место на конкурсе талантов игрой на скрипке, чертов извращенец! – полицейский прислонившись поближе, шепнул на ухо: «Если не в камере тебя разорвут, то на электрическом стуле расплатишься.»
— Думал не раскусим?! – кричал третий осматривая могилу.
Теперь я все понял. Я тот убийца, я! Я растерзал бедную Клариссу! Теперь я осмыслил, что терзало мою душу, я все вспомнил… О боже, как мне это вынести?! Как мои руки помели погубить столь юное дитя?.. Неужели все тем же демоном моей души была она, чей образ был порожден бессонницей? 
— Уводите. – Кто-то приказал из-за моей спины. Я не видел его, так как мои глаза уже устилали слезы. Одного из офицеров это так взбесило что он всей своей немалой силой пнул меня в живот и выругался, блаженно взирая на мои муки и как меня покидают силы. Собаки, вновь взорвались рычанием и лаем, полицейские тщетно пытались их успокоить. Мой разум помутнел, единственное что я слышал перед забвением была музыка…

IV

Моя жизнь – мой кошмар. Суждено мне жить между двух миров и нельзя понять где настоящий, а где порождения больного сознания, и лишь одно теперь мне наказание вечное преследования Демоном, что переполнял теперь меня тоской, унынием и сожалением, он терзает меня, прядая праведному гневу мой разум. И по ночам, меж палат разносится мое рыдание, плачу ибо муки столь невыносимы, сколь и совершенное мной преступление.
Мечтаю о скорейшей смерти…