Что такое духовность?. Живые мысли

Алек­сей Ильич Осипов,
про­фес­сор Мос­ков­ской Духов­ной Ака­де­мии

Мы должны пони­мать и раз­ли­чать между собой нрав­ствен­ное и духов­ное. Эти вещи совсем разные – нрав­ствен­ность и духов­ность. Они вза­и­мо­свя­заны между собой, да, конечно, и они часто опре­де­ляют друг друга, но это просто разные вещи.

В чем же раз­ли­чие между ними? Нрав­ствен­ность – это верное наше отно­ше­ние к окру­жа­ю­щему миру, в первую оче­редь – к окру­жа­ю­щему миру, при­роде, ко всему тво­ре­нию Божию. Каково оно, это пра­виль­ное отно­ше­ние? Укла­ды­ва­ется в золо­том пра­виле: не делай дру­гому того, чего не жела­ешь себе.

Нрав­ствен­ность свя­зана с опре­де­лен­ными дей­стви­ями чело­века. Ведь меня же никто не назо­вет без­нрав­ствен­ным оттого, что у меня бывают кое-какие мысли, ну, не совсем нрав­ствен­ные. А кто знает, какие у меня мысли? Никто не знает. Я вот скажу только о нрав­ствен­ных мыслях, а о без­нрав­ствен­ных не скажу. Когда мы пыта­емся оце­нить те или иные про­яв­ле­ния чело­века, т.е. харак­тер, пове­де­ние, мы оце­ни­ваем их по его дей­ствиям. И мы назы­ваем нрав­ствен­ным какого чело­века? Того, кото­рый не обма­ны­вает, не пре­лю­бо­дей­ствует, не уби­вает и т.д. Как видите, мы оце­ни­ваем дея­тель­ность, пове­де­ние, твор­че­ство чело­века с точки зрения тех норм, кото­рые оче­видны. Кото­рые можем уви­деть, услы­шать, заме­тить, и, в зави­си­мо­сти от этого, назы­ваем чело­века нрав­ствен­ным или без­нрав­ствен­ным. Напри­мер, нахо­дят у него соот­вет­ству­ю­щие открытки и гово­рят: ну, понятно, какая тут нрав­ствен­ность! Или какие фильмы он смот­рит, какие книги читает. То есть оценка его нрав­ствен­но­сти осно­вы­ва­ется на том, чем он инте­ре­су­ется. Это то, что отно­сится к нрав­ствен­но­сти.

Но вы уже поняли, что это не отно­сится к духов­но­сти. Я могу внешне быть чело­ве­ком очень нище­лю­би­вым, чело­ве­ко­лю­би­вым, я могу пода­вать деньги нищим, когда просят, я могу делать бла­го­тво­ри­тель­ные акции или пере­во­дить деньги через банк, и т.д., и т.п. Вопрос: что же я делаю – добро или зло? С точки зрения морали – бес­спор­ное добро. Вот тут-то мы и увидим, что такое духов­ность. Никто не знает, зачем я это делаю, а мне нужно это для того, чтобы мне в Думу пройти. Я направо и налево пере­чис­ляю деньги: надо при­дать вес своей лич­но­сти, гля­дишь – по теле­ви­зору пока­жут. Никто не знает, что во мне и что руко­во­дит мною – тще­сла­вие, расчет или  гор­дыня. Мною могут руко­во­дить мотивы совсем не чело­ве­ко­лю­бия, совсем не испол­не­ния Запо­ве­дей Божиих о любви к ближ­нему, совсем не мило­сер­дие, а вещи, не только им про­ти­во­по­лож­ные, а подчас и без­об­раз­ные, отвра­ти­тель­ные. Но никто об этом не знает. Это во мне, в моем духе. Ведь внешне я могу быть просто святым чело­ве­ком, внутри же – испол­нен­ным гор­дыни, испол­нен тще­сла­вия, пре­зре­ния к людям. Более чем доста­точно встре­ча­ется у нас таких фактов, когда мы с удив­ле­нием гово­рим: «Такой чело­век, такой чело­век! Как он мог это сде­лать?» Про­ры­ва­ется, про­ры­ва­ется иногда, когда этот «святой сатана» вдруг пока­зы­вает свой рог. Троньте вы этого «нрав­ствен­ного» чело­века, попро­буйте покри­ти­ко­вать его – и он вам пока­жет, «где раки зимуют»!

Духов­ность же – это то, что сокрыто для внеш­него взора, что нахо­дится в самом духе чело­века и что может внешне почти не выра­жаться или выра­жаться почти неза­метно и для взора неопыт­ного может быть неви­ди­мым совсем. Поэтому духов­ные цен­но­сти каковы? В Еван­ге­лии их назы­вают, напри­мер: любовь, мило­сер­дие, но это совсем не озна­чает, что тот, кто испол­нен любви и мило­сер­дия, обя­за­тельно будет выра­жать их внешне, так что всем это будет оче­видно. Напро­тив, чем бо́льшие цен­но­сти духов­ные при­сут­ствуют в чело­веке, тем больше он их скры­вает.

Вы обра­тите вни­ма­ние на пора­зи­тель­ный факт, сово­куп­ность фактов, кото­рые мы нахо­дим в Еван­ге­лии. Вы заме­чали когда-нибудь, что Хри­стос, когда совер­шает чудо, часто при­ка­зы­вает никому об этом не рас­ска­зы­вать? Это же пора­зи­тель­ная вещь! В чем дело? Это, дума­ете, идет от ума? Или еще от чего-нибудь? Да нет, духов­ная цен­ность – она всегда цело­муд­ренна, цело­муд­ренна! Не «ущерб­но­муд­ренна», а именно «целост­но­муд­ренна». Мы знаем, что такое цело­муд­рие. Мы знаем, оно пря­чется, оно скры­вает себя. Истин­ная доб­ро­де­тель, истин­ная духов­ная цен­ность всегда себя скры­вает. Неслу­чайно Хри­стос сказал: «Если хочешь помо­литься – затво­рись, затво­рись». (Кстати, мне это не нра­вится, очень не нра­вится. Я пред­по­чел, чтобы меня сфо­то­гра­фи­ро­вали, когда я молюсь. А эти раз­бой­ники-сту­денты нико­гда меня не фото­гра­фи­руют, когда я молюсь. Всё одни митры фото­гра­фи­руют, одно без­об­ра­зие!:)))

Так вот, духов­ность и нрав­ствен­ность. Мы начи­наем пони­мать раз­ли­чие между ними. Можно быть очень нрав­ствен­ным поэтом, но совер­шенно без­ду­хов­ным, т.е. иметь про­ти­во­по­лож­ную духов­ность. Дух-то всегда есть – тот или иной, поло­жи­тель­ный или отри­ца­тель­ный, темный или свет­лый. И когда я говорю: «без­ду­хов­ный», это значит, что нрав­ствен­ность сама по себе не опре­де­ляет духов­ное содер­жа­ние. Нрав­ствен­ность тогда начи­нает опре­де­лять, поло­жи­тельно опре­де­лять духов­ность, когда она нахо­дится в опре­де­лен­ном ключе, т.е. когда чело­век стре­мится к испол­не­нию Еван­ге­лия в своей жизни. Вот тогда его нрав­ствен­ные поступки могут иметь эту поло­жи­тель­ную направ­лен­ность и посте­пенно при­во­дить чело­века к тем духов­ным цен­но­стям, без кото­рых вся нрав­ствен­ность сама по себе ничего не стоит. Напри­мер, если я раздам все имение мое, отдам тело мое на сожже­ние, а любви не имею – нет мне в этом ника­кой пользы. Помните заме­ча­тель­ные слова Апо­стола Павла в его зна­ме­ни­том гимне о любви? Так оно и есть. Поэтому, когда хри­сти­ан­ство пред­став­ляют как какую-то, знаете, мораль­ную систему, когда в хри­сти­ан­стве ничего боль­шего не видят, кроме вот этих неко­то­рых мораль­ных правил, – это урод­ство, это кари­ка­тура на хри­сти­ан­ство. Пра­вило «не делай другим того, чего не жела­ешь себе», в исто­рии рели­гии оно повто­ря­лось и раньше, его знает Кон­фу­ций, знает Будда, это пра­вило знали все фило­софы до Христа, ничего тут нового нет, это есте­ствен­ная вещь. Не в этом суть и вели­чие хри­сти­ан­ской нрав­ствен­но­сти, а в том, что она дает соот­вет­ству­ю­щий ключ, в кото­ром эта нрав­ствен­ность порож­дает истин­ную духов­ность, нет этого ключа  – что такая  нрав­ствен­ность порож­дает? Безум­ство, гор­дыню, лже­пра­вед­ность. кото­рые затем нена­ви­дят Христа и рас­пи­нают Его.

Я встре­чался с таким явле­нием. Я жил в Гжат­ске, теперь это город Гага­рин. Там был хирург, заме­ча­тель­ный хирург. Чело­век, кото­рый никому ни в чем не отка­зы­вал. Просят его, он бро­сает обед и тут же идет и т.д. Вот он скон­чался. Пришла его жена к свя­щен­нику, и вдруг свя­щен­ник стал ей гово­рить такие стран­ные вещи, что она не смогла выне­сти. Она пришла к свя­щен­нику с тем, чтобы он… про­сла­вил ее мужа, одним словом. А он стал ей зада­вать кое-какие вопросы – и в резуль­тате пока­зал ей, каково было на самом деле его пове­де­ние, кото­рое вызы­вало у всех вос­торг. Ока­зы­ва­ется, вот это его пове­де­ние было сопря­жено с уди­ви­тельно (т.е. неуди­ви­тельно) высо­ким-пре­вы­со­ким мне­нием о себе, с гор­до­стью. Чело­век этот был пре­ис­пол­нен гор­до­сти. Такой тип людей очень часто встре­ча­ется на Западе. Без­упреч­ная нрав­ствен­ность, он свят, он дово­лен самим собой, он всегда ставит себя в пример.

Кстати, почи­тайте И.В. Кире­ев­ского, где он пишет о раз­ли­чии между запад­ным чело­ве­ком и рус­ским. В част­но­сти он там дает такую харак­те­ри­стику: «Запад­ный чело­век всегда дово­лен собой, он всегда ставит себя в пример. Есте­ственно, чем он недо­во­лен, это теми обсто­я­тель­ствами, кото­рые не дают ему про­явить себя. Поэтому он всегда ставит себя в пример. Рус­ский чело­век, напро­тив, всегда чув­ствует свою недо­ста­точ­ность, свое несо­вер­шен­ство». Поэтому запад­ный моло­дой чело­век легко высту­пает, ему ничего не стоит гово­рить, хотя и несет ахинею, но как смело: «Слушай, весь мир!» Наш чело­век стес­ня­ется. Один мит­ро­по­лит воз­глав­лял деле­га­цию и одному из наших моло­дых деле­га­тов сказал: «Ты высту­па­ешь сейчас». «Я посмот­рел, – гово­рит мит­ро­по­лит, – бедный, что с ним было, весь в краску уда­рился, потом уж спро­сил, как он высту­пал, у него память, у бед­ного, всю отшибло, не знал, что и гово­рить». А они совер­шенно запро­сто все высту­пают.

В рус­ском чело­веке от при­роды есть ощу­ще­ние, инту­и­тив­ное виде­ние, чув­ство­ва­ние той свя­тыни и нормы, перед кото­рой «я что-то не то». И.В. Кире­ев­ский хорошо все это пока­зал. А доб­ро­де­тель­ность и без­упреч­ность без вот этого хри­сти­ан­ского ключа, когда люди гово­рят: «я вижу что посту­паю исклю­чи­тельно доб­ро­де­тельно» – это самое страш­ное дело (хотя, может, исклю­че­ния какие-то есть, я не знаю). Это нужно понять и попы­таться дове­сти до их све­де­ния. Я скажу вам золо­тые слова, кото­рые могут быть ключом для нашего с вами пони­ма­ния, а потом и для объ­яс­не­ния им. И мы поймем, что такое духов­ность. В отли­чие от нрав­ствен­но­сти. Золо­тые слова, кото­рые нужно всем знать и без кото­рых мы вообще не поймем, что такое духов­ная жизнь. Цити­рую точно: «Святые опла­ки­вали свои доб­ро­де­тели, как грехи». Всем понятно? Что такое духов­ность и что такое нрав­ствен­ность?

Этого совер­шенно не знают мир­ские люди. Они совер­шенно этого не знают. Ладно бы мир­ские, этого, увы, к вели­чай­шему сожа­ле­нию, не знает запад­ный хри­сти­ан­ский мир. Като­ли­цизм, он весь построен на чем? Заслуги, заслуги. Вот дал я кому-то, про­ходя в воро­тах, – «Слава Тебе, Гос­поди, есть! В банке счет­чик при­ба­вил». Туда дал, сюда дал… А вот обра­тите вни­ма­ние к себе: нико­гда не заме­чали, что, когда сде­ла­ешь что-то дей­стви­тельно доброе, кому-то помо­жешь, – чув­ству­ешь что «я уже…ну, в общем-то, Гос­подь Бог в долгу мне, одним словом». Весь като­ли­цизм откуда исхо­дит? Из вет­хого чело­века. Из непо­ни­ма­ния того, что сами доб­ро­де­тели наши осквер­нены, бывает, тще­сла­вием, гор­ды­ней, рас­че­том, само­мне­нием, чело­ве­ко­уго­дием. Сколько мы чело­ве­ко­угод­ни­чаем! И совер­шаем доб­ро­де­тель нашу почему? Не ради добра, а ради чело­ве­ко­уго­дия, осо­бенно перед началь­ством. Вот так друзья мои. Кант вообще сводил суть рели­гии вообще и хри­сти­ан­ства в част­но­сти к чему? К морали. Вы про­хо­дили на первом курсе основ­ное бого­сло­вие, вы помните точку зрения Канта на рели­гию: он все свел к морали. Ну, он же немец, это люди порядка. Все по полоч­кам, все по поря­дочку. Мораль, нрав­ствен­ность – вот и вся духов­ность.

Я помню, как на одном из собе­се­до­ва­ний с нем­цами в Одессе о духов­ной жизни, когда с нашей сто­роны был про­чи­тан доклад о святых, о свя­то­сти, о пра­во­слав­ном ее пони­ма­нии… До сих пор помню, какая реак­ция после­до­вала со сто­роны немцев. Они ска­зали: «Мы думали, что это пото­лок – и все, а ока­за­лось что за потол­ком еще целый мир». Причем учтите, что на этих собе­се­до­ва­ниях встре­ча­ются про­фес­сора.

Я наде­юсь, теперь всем понятно, какое раз­ли­чие между духов­но­стью и нрав­ствен­но­стью в хри­сти­ан­стве. Все наце­лено и все суще­ствует в ключе именно духов­но­сти. Сами нрав­ствен­ные прин­ципы под­чи­нены духов­но­сти, более того, хри­сти­ан­ство впер­вые в исто­рии рели­гии совер­шило акт не зна­ю­щего ана­ло­гов кощун­ства. Знаете, что оно сде­лало? За одно это хри­сти­ан­ство нужно сте­реть в поро­шок с лица земли, как я отца Матфея, напри­мер, стираю. Знаете, что оно сде­лало, кто вошел в рай первым? Раз­бой­ник, него­дяй, попро­сту говоря. За что? За какие нрав­ствен­ные поступки? За какие заслуги? Ника­ких, вот вам и нрав­ствен­ность и духов­ность. Вы поду­майте, это же акт потря­са­ю­щий, най­дите, какая рели­гия может святым счи­тать него­дяя, только за то, что он сказал: «Ах, верно, пра­вильно меня осу­дили». Ничего себе, есть за что во святые воз­во­дить, то есть ну во святые уж ладно, но за что спа­се­ние-то полу­чить: за то, что согла­сился? Так тут и согла­шаться нечего: сколько людей убил да огра­бил! Но этим самым хри­сти­ан­ство пока­зало, в чем суще­ство всей рели­ги­оз­ной про­блемы. В исправ­ле­нии духа, духа чело­ве­че­ского, в при­об­ре­те­нии пра­виль­ной духов­но­сти, слы­шите, не пра­виль­ной нрав­ствен­но­сти, а пра­виль­ной духов­но­сти! Чем же явля­ется нрав­ствен­ность в таком случае? Нрав­ствен­ность явля­ется одним из необ­хо­ди­мых, но не доста­точ­ных усло­вий. Одним из средств.  Даже слово «необ­хо­ди­мых» в случае с раз­бой­ни­ком для духов­ного совер­шен­ства чело­века не под­хо­дит. И здесь я был бы даже еще более скром­ным: даже не нрав­ствен­ность, потому что это что-то поверх­ност­ное. Испол­не­ние запо­веди, вот что явля­ется сред­ством при­об­ре­те­ния пра­виль­ного духа, свя­того духа в чело­веке.

Вот только при каком усло­вии чело­век при­об­ре­тает истин­ное состо­я­ние духа, кото­рое делает его спо­соб­ным к вос­при­я­тию Бога. Не Бог нас при­ни­мает или не при­ни­мает, а мы ста­но­вимся спо­соб­ными к при­ня­тию Бога. Пока мы посту­паем, как гово­рится, гре­ховно, мы не спо­собны при­нять Бога. Запом­ните, Бог есть Любовь. И Он готов в каждый момент нашей жизни дать нам все, что только может дать. Почему же не дает? Нельзя, нельзя. Надень на меня митру сейчас, я потом никого не под­пущу к себе – вы недо­стойны. Дай мне дар чудо­тво­ре­ния – сейчас такие чудеса наде­лаю, что весь мир пере­вер­нется. Пони­ма­ете, нельзя. Я весь испор­чен внутри, хотя этого не вижу, до вре­мени. Неда­ром гово­рят: хотите узнать чело­века, дайте ему власть.

Нельзя мне ничего дать, пока я испор­чен, пока я не очи­стился или, лучше ска­зать, пока я не увидел своей испор­чен­но­сти, вот в чем дело, поэтому от нас зави­сит, от нас самих зави­сит: будет Бог в нас дей­ство­вать или нет, ибо Бог есть Любовь. И Он делал все, что можно было сде­лать, слы­шите, все уже сде­лано, все, оста­лось послед­нее, слы­шите, Он стоит и стучит, помните Апо­ка­лип­сис? «Вот, стою при дверях, и стучу, кто откроет Мне, – помните? – К тому мы войдем, и сотво­рим у него пир». От нас зави­сит. Этим ключом, кото­рым мы можем открыть дверь Богу, явля­ется вот то состо­я­ние, на кото­рое Гос­подь указал в Еван­ге­лии, – состо­я­ние раз­бой­ника, ска­зав­шего: «Достой­ное по делам нашим при­няли». Состо­я­ние того мытаря, о кото­ром Гос­подь сказал, что он вышел «более оправ­дан­ным», чем фари­сей.

Очень многие не видят раз­ли­чия между нрав­ствен­но­стью и духов­но­стью, многие сводят все поря­доч­ность чело­века и свя­тость его, к одной морали. Увы, это беда, совсем не о морали гово­рит хри­сти­ан­ство, оно гово­рит о духов­но­сти. И мы должны об этом гово­рить. Не стес­няй­тесь, если вас будут поно­сить: вот мол, греш­ные такие, еще смеете гово­рить о духов­но­сти. Не стес­няй­тесь, по одной про­стой при­чине: у кого что болит, тот о том и гово­рит. И когда у чело­века болит зуб, он же не стес­ня­ется гово­рить об этом, правда? Тот, кто чув­ствует себя боль­ным, тот, есте­ственно, будет гово­рить о здо­ро­вье. Но тот, кто чув­ствует себя здо­ро­вым, тому нечего раз­го­ва­ри­вать о болез­нях. Поэтому, когда чело­век чув­ствует себя боль­ным, он будет гово­рить о духов­но­сти, а что такое духов­ность? Это здра­вость. Тому, кто не чув­ствует себя боль­ным, духов­ность, конечно, не нужна. А.С. Пушкин хорошо сказал, лучше не при­ду­ма­ешь: «Всегда дово­лен сам собой, своим обедом и женой».

И еще об одном я хотел бы ска­зать  – о невер­ном пони­ма­нии хри­сти­ан­ства. Пони­ма­ние, кото­рое, в общем-то, если и не всегда при­сут­ство­вало, то обо­зна­чаться стало уже давно, а в наше время при­об­рело широ­кий размах. Речь идет о пони­ма­нии хри­сти­ан­ства, на первый взгляд, необыч­ном, но вылив­шемся тем не менее уже в целое бого­слов­ское направ­ле­ние, док­трину. Речь идет о соци­ально-поли­ти­че­ском пони­ма­нии хри­сти­ан­ства. Кон­крет­нее – речь идет о том, что хри­сти­ан­ство яви­лось той рели­гией, в задачу кото­рой входит такое пре­об­ра­зо­ва­ние чело­ве­че­ского обще­ства, в кото­ром оно дей­стви­тельно станет обще­ством бла­го­дей­ству­ю­щих на земле. И все те основ­ные нрав­ствен­ные прин­ципы, кото­рые воз­ве­щены Хри­стом, – и они, и дог­ма­ти­че­ские истины, все они направ­лены именно к этому. А что Бог – Любовь, есть ясно, конечно. Вот хри­сти­ан­ство как раз и явля­ется такой док­три­ной, если хотите, систе­мой мысли, учения, кото­рая направ­лена на реше­ние этой задачи.

В послед­нее время уже как-то немно­жечко замол­чали, а вот в 60‑е – 70‑е годы, даже в 80‑е, осо­бенно громко о себе заго­во­рило т.н. бого­сло­вие рево­лю­ции, затем – бого­сло­вие осво­бож­де­ния. Под осво­бож­де­нием разу­ме­ется осво­бож­де­ние людей от раб­ства, от экс­плу­а­та­ции, от неспра­вед­ли­во­сти вот в этих, земных, усло­виях чело­ве­че­ского суще­ство­ва­ния. В бого­сло­вии рево­лю­ции прямо утвер­жда­ется, что хри­сти­ан­ство при­зы­вает чело­века бороться с неспра­вед­ли­во­стью. При­зы­вает? Кто скажет, что не при­зы­вает? А вот какими такими сред­ствами – ну, это изви­ните! Какими сред­ствами? Вплоть до рево­лю­ции. Хри­стос изгнал бичом из Храма, при­ме­нил наси­лие? При­ме­нил. Сле­до­ва­тельно, воз­можна рево­лю­ция. То есть борьба за соци­аль­ную спра­вед­ли­вость и мате­ри­аль­ные блага допус­кает все сред­ства, если целью явля­ется спра­вед­ли­вость и блага чело­века. Правда же, док­трина доста­точно ори­ги­наль­ная? Она офор­ми­лась в таком виде, срав­ни­тельно недавно, как я вам гово­рил.

На самом деле под­спудно эти идеи очень давно уже воз­никли, да и неуди­ви­тельно, удив­ляться нечего, поскольку мы посто­янно пыта­емся все Запо­веди Божии, само хри­сти­ан­ство, при­спо­со­бить к чему? К жизни нашего вет­хого чело­века. Посмот­рите, как про­те­станты вели­ко­лепно при­спо­со­би­лись. Веру­ю­щему – грех не вме­ня­ется во грех. Что лучше можно при­ду­мать, най­дите, что лучше: я и веру­ю­щий хри­сти­а­нин, и Библию читаю. Грешу – ну и что, а веру­ю­щим грех не вме­ня­ется в грех. Потому что я верю, что Хри­стос постра­дал за всех нас 2000 лет назад и принес полное удо­вле­тво­ре­ние за все грехи каж­дого веру­ю­щего чело­века. Вели­ко­лепно! Соб­ственно, само бого­сло­вие рево­лю­ции, если хотите, оно своими кор­нями, своей базой имеет вот этот про­те­стант­ский тезис, хотя, нужно ска­зать, это бого­сло­вие рево­лю­ции яви­лось даже, по-моему, пер­во­на­чально в лоне кажется Като­ли­че­ской Церкви. Я, по край­ней мере, знаю о том, что Вати­кан очень неодоб­ри­тельно отнесся к этому, да, и какие-то там были санк­ции, это было в Латин­ской Аме­рике, но они плю­нули на Вати­кан – и все. Через океан не так страшно, океан боль­шой, Папа – далеко.

А вот сам вопрос, вопрос-то по суще­ству постав­лен:  насколько хри­сти­ан­ство может оправ­дать подоб­ного рода идеи? Друзья мои, первое, на что мы должны обра­тить вни­ма­ние, ни в Еван­ге­лии, ни во всем Новом Завете мы нигде не найдем, к вели­чай­шему удив­ле­нию, ни слова, ни мысли, осуж­да­ю­щих тот строй, рабо­вла­дель­че­ский строй, в эпоху кото­рого воз­никло хри­сти­ан­ство. Но не только не нахо­дим осуж­де­ние, но нахо­дим – с этой точки зрения, кото­рую я только что пред­ста­вил, – худшее, ужас­ное. «Рабы – пови­нуй­тесь своим гос­по­дам. Нет власти, кото­рая не от Бога, поэтому каждый, про­ти­вя­щийся власти, Богу про­ти­вится. Рабы, слу­шай­тесь господ! Не за страх, а за совесть». То есть нет не только какого-нибудь при­зыва к соци­аль­ным пере­во­ро­там, нет даже осуж­де­ния той соци­аль­ной неспра­вед­ли­во­сти, кото­рая была вопи­ю­щим фактом того вре­мени. Ну, вы сами пони­ма­ете, что такое рабо­вла­дель­че­ский строй и кто такой раб. Подчас раб рас­смат­ри­вался как вещь, даже ниже этого. Гибель обыч­ного раба – это ничто. А гибель какой-нибудь вещи – о! За это могли каз­нить много рабов! Вот это первый момент, кото­рый сразу вызы­вает, удив­ле­ние и, по край­ней мере, удив­ле­ние в сопо­став­ле­нии с данной точкой зрения.

Еще боль­шее, пожа­луй, недо­уме­ние с соци­аль­ной, поли­ти­че­ской точки зрения, вызы­вает другой момент. Хри­стос очень реши­тельно заявил, помните, совер­шенно реши­тельно: «Не ищите что есть, что пить и во что одеться, не ищите, посмот­рите на птиц небес­ных, взгля­ните на лилии поле­вые». Уж не к туне­яд­ству ли Он при­зы­вает? Ока­зы­ва­ется, нет, там стоит гре­че­ский глагол «мерим­нао», озна­ча­ю­щий «тер­заться». То есть не тер­зай­тесь душой, не отда­вайте всю душу на это. А к чему же Он при­зы­вает? Ищите, прежде всего, Цар­ство Божие и правду его. Апо­стол пишет: «Не имеем зде пре­бы­ва­ю­щего града, но гря­ду­щего взыс­куем». Вы поду­майте, он реши­тельно отме­же­вы­ва­ется от того, чтобы зани­маться этими вещами, не с этой целью создана Цер­ковь, не с этой целью, ока­зы­ва­ется, цель совер­шенно другая.

Есть один вопрос, на кото­рый нам с вами надо бы отве­тить. Если хри­сти­ан­ство цен­траль­ным пунк­том своего учения, нрав­ствен­ного учения, назы­вает любовь, то как же все-таки воз­можно осу­ще­ствить любовь без нис­про­вер­же­ния соци­аль­ной неспра­вед­ли­во­сти? Вопрос, конечно заслу­жи­ва­ю­щий вни­ма­ния. И как вообще понять, что же тогда хри­сти­ан­ство про­по­ве­дует? Что оно пол­но­стью отре­ка­ется от этого мира? Ока­зы­ва­ется, хри­сти­ан­ство осуж­дает тех, кто – вы, навер­ное, помните из Посла­ний апо­столь­ских, – кто забро­сил все свои дела, так назы­ва­е­мые  мир­ские, и уже ждут только Вто­рого При­ше­ствия, отло­жив все дела. Апо­стол, помните, как строго сказал (я вот долго никак не мог вспом­нить, кто же первый это сказал: Ленин или апо­стол все-таки: «Кто не рабо­тает, тот да не ест»): «Если кто не рабо­тает, пусть не ест». И еще: «Если кто не забо­тится о своих, а тем более о своих ближ­них, тот хуже невер­ного, и отрекся от веры». Так что повто­ряю еще раз: когда Хри­стос гово­рит: «Не заботь­тесь…», речь идет о том, чтобы не тер­зайться душой, душу не отда­вать. Это все, что нужно. «Отче наш, хлеб наш насущ­ный дашь нам днесь» значит не с неба, конечно, дай, а помоги нам, в наших делах.

Почему хри­сти­ан­ство не боро­лось с соци­аль­ной неспра­вед­ли­во­стью? С рабо­вла­дель­че­ским строем? В чем дело? Это вопрос серьез­ный, друзья мои, вам при­дется на него отве­тить. А дело вот в чем. Хри­сти­ан­ство обра­щает свой взор на источ­ник чело­ве­че­ской неспра­вед­ли­во­сти, это самое глав­ное. Что явля­ется этим источ­ни­ком? Отсут­ствие любви в чело­веке. Этот источ­ник – отсут­ствие любви в чело­веке – порож­дает все неспра­вед­ли­во­сти, как в плане личном, так и в плане соци­аль­ном. Вот на это хри­сти­ан­ство и напра­вило все острие своего учения.

Помните, что пишет апо­стол Павел Фили­мону: «Прими Ани­сима, бег­лого раба, как брата воз­люб­лен­ного». Вы слы­шите? Хри­стос гово­рит уче­ни­кам: «Не назы­ваю вас рабами, назы­ваю вас дру­зьями». Хри­сти­ан­ство утвер­ждает уди­ви­тель­ные вещи: «Кто хочет быть первым, да будет всем слугой, да будет послед­ним, кто будет гос­по­ди­ном, да будет всем слугой». То есть, оно уста­нав­ли­вает прин­цип вот этого уди­ви­тель­ного нрав­ствен­ного равен­ства. Это не каса­ется дис­ци­плины жизни, это каса­ется нрав­ствен­ных отно­ше­ний.

И поду­майте теперь: если рабо­вла­де­лец и раб, поме­щик и кре­стья­нин про­стой, капи­та­лист и рабо­чий, если они дей­стви­тельно, по суще­ству явля­ются бра­тьями, – не все ли равно, какой будет строй? Рабо­вла­дель­че­ский строй будет не рабо­вла­дель­че­ский, хотя бы и назы­вался тако­вым, и, хотя бы этот раб и был рабом, на каком он будет поло­же­нии? На поло­же­нии брата воз­люб­лен­ного. Хри­сти­ан­ство смот­рит на сердце чело­века и вос­пи­ты­вает сердце, и это именно про­по­ве­дует.

Без любви нет хри­сти­ан­ства. И если ты хри­сти­а­нин, ты должен в каждом чело­веке видеть рав­ного себе, брата своего, а не раба. Этим самым под­се­ка­ется основа, база, фун­да­мент всякой соци­аль­ной неспра­вед­ли­во­сти, не по дис­ци­плине жизни, когда есть началь­ник и есть  под­чи­нен­ный, а по соци­аль­ной неспра­вед­ли­во­сти. Вот почему хри­сти­ан­ство имеет совер­шенно другую функ­цию – вос­пи­та­ние чело­века, чело­ве­че­ского сердца, а не соци­аль­ные пере­во­роты и поли­ти­че­ские кру­жева. Поэтому попытка све­де­ния хри­сти­ан­ства к какой-то соци­аль­ной или поли­ти­че­ской док­трине не выдер­жи­вает ника­кой кри­тики.

фраг­мент лекции «Иска­же­ния хри­сти­ан­ства»