Отчаяние и рассказ: истории из жизни, советы, новости, юмор — горячее | пикабу
В разделочном цехе стоял резкий, тяжелый запах крови. На металлических никелированных столах лежали разрезанные пополам свиные туши. Люминесцентный свет ярких ламп освещал выложенные мелкоузорчатой керамической плиткой пол и стены. Выкрашенный в оливково-зеленый цвет потолок оплетала сеть вентиляционных труб.
Из дверей склада вышел Валерий: молодой парень в рабочем комбинезоне и кожаном мясницком фартуке, запачканном кровью. Он толкал перед собой тележку с крупной тушей свиньи, которую только предстояло разделать. Переложив тушу на свободный стол, Валерий надел защитные кольчужные перчатки, включил циркулярную пилу и вонзил быстро крутящееся лезвие в выпотрошенную свинью.
Разрезав тушу на равных размеров куски, Валерий вооружился острым ножом и стал срезать мясо с костей ловкими, отточенными взмахами. Он проделывал операции по разделке туш десятки раз в день и достиг в этом немалого мастерства.
Управившись с разделкой, Валерий загрузил куски свиной туши в раструб большой мясорубки и нажал на кнопку включения. Машина не запустилась. Он нажал снова. Безрезультатно. “Забилась, — подумал Валерий. — Что-то блокирует привод”. Он попытался вычистить раструб, но делать это в перчатках оказалось неудобно.
Сняв перчатки, Валерий легко извлек куски мяса из раструба. Последний кусок застрял под шнеком. Валерий просунул туда пальцы и попытался подцепить застрявший кусок. Вращение шнека он ощутил слишком поздно. Руку зажало в раструбе. Валерий услышал треск и хруст перемалываемых костей. Его костей. Боли он не почувствовал.
***
Управляющий супермаркетом “Щедрая нива” сидел в своем кабинете и изучал отчет о происшествии в разделочном цехе. Александр Венедиктов был мужчиной пятидесяти лет, сухопарым и поджарым как гончая. Он носил короткую бородку, уже начавшую седеть, и стал бриться гораздо реже, чем раньше. Седая бородка и небритые щеки делали его похожим на постаревшего Тимоти Далтона.
Кабинет Александра был обставлен без шика. В небольшой комнате поместились офисный стол, шкаф для документов и небольшой напольный сейф. Окно кабинета выходило на грязный, замусоренный дворик, окруженный развалинами бывшего жилого дома из красно-бурого кирпича, современным торговым центром и маленьким кафе-пекарней.
Дочитав отчет, Александр повернулся к окну и долгое время смотрел на дымящую вдалеке трубу конфетной фабрики. Он размышлял, как выпутаться из непростой ситуации. В мясорубке, отсекшей руку Валерию, была обнаружена неисправность пускового механизма. Виновного в неисправности уже уволили. Но травмированный работник — дело серьезное и чреватое неприятными последствиями. С ним стоило разобраться как можно скорее.
Александр снял телефонную трубку и позвонил менеджеру по персоналу.
— Валентина Петровна! — отрывисто пролаял он в трубку. — Срочно зайдите ко мне!
Буквально спустя пять минут в кабинет управляющего впорхнула миниатюрная шатенка в желтой юбке-клеш и цветастой блузке. Разменяв четвертый десяток, Валентина Петровна стремилась выглядеть как девушка-школьница из выпускного класса. Она накручивала себе моложавые прически, накладывала яркий, дерзкий макияж и носила исключительно пеструю одежду, от которой рябило в глазах.
— Здравствуйте, Александр Константинович, — сказала она, улыбнувшись напомаженными губами. Улыбка вышла слишком дежурной и неискренней.
Александр жестом предложил ей присесть и сказал:
— Я ознакомился с отчетом о несчастном случае с Климовым. Ситуация для нас скверная. Вы говорили с ним?
— Говорила, — произнесла Валентина Петровна с кислой миной, будто откусила горький фрукт. — Валерий Климов решительно настроен на конфликт. Мне известно, что он консультировался с адвокатом и намерен получить от нас солидную денежную компенсацию за причиненное увечье.
— Я не заплачу ему ни копейки! — свирепо гаркнул управляющий. Его лицо побагровело. — Этот инцидент нужно немедленно замять! Пресса ни о чем еще не пронюхала?
— Мы приняли меры предосторожности против утечки. Персоналу приказано не болтать под угрозой увольнения.
— Предусмотрительно. Но этого недостаточно. Рано или поздно у кого-нибудь развяжется язык. Если Климов и сотоварищи сговорятся и напишут на нас жалобу в инспекцию по труду, нам всем придется туго. Проклятые чинуши вцепятся в нас и разденут до нитки штрафами.
— Согласна, — сказала Валентина Петровна. — Что вы придумали?
— Соберите коллектив. Запугайте. Пусть помалкивают и дальше, — Александр закрыл папку с отчетом и убрал ее в ящик стола. — Донесите до всех: Климов никогда у нас не работал. Здесь его никто не знает и никогда не видел.
— Не слишком ли туго мы закручиваем гайки? — засомневалась Валентина Петровна. — Перегнем — потеряем работников.
— Незаменимых нет, — пренебрежительно произнес Александр. — Вступившиеся за Климова вмиг вылетят на улицу без выходного пособия и с волчьим билетом. Я лично прослежу, чтобы они никуда больше не устроились.
***
Валерий развалился в кресле перед включенным телевизором. Из открытой двери на балкон в полутемный зал проникал душный летний воздух. За распахнутым окном виднелись окруженные зелеными насаждениями многоэтажки. Солнце уже заходило и город накрыл пыльный, ржавый закат.
Впервые в жизни Валерий был вдрызг пьян. Ослабевшей рукой он сжимал полупустую бутылку водку и изредка отхлебывал из горла, не прислушиваясь к болтовне по телевизору. Правая рука Валерия была забинтована. Происшествие в цехе лишило его всех пальцев, а рука превратилась в жалкую, обрубленную культю.
Уходящий день прошел на редкость паршиво. Дела пошли наперекосяк еще в адвокатской конторе, куда Валерий обратился за правовой помощью. Адвокат, взявшийся вести его дело, пригласил Валерия в свой кабинет и сказал: — «Я обзвонил всех ваших коллег из супермаркета. Никто не согласился дать показания, что вы работали в «Щедрой ниве». У нас нет доказательств в вашу пользу. Нет свидетелей, готовых подтвердить место вашей работы. Не буду вас обнадеживать: подавать исковое заявление в сложившейся ситуации бессмысленно. Вы проиграете, а рассмотрение дел судами не бесплатное и недешевое».
Из адвокатской конторы Валерий поехал в районное управление полиции. С намерением написать заявление на непорядочного работодателя, выкинувшего его с работы без выплаты заработанных денег и отказавшего в возмещении за потерю руки. В полиции заявление принимать отказались, сославшись на отсутствие доказательств нарушения. Изувеченная рука никого не убедила. Валерию пришлось пригрозить обращением в суд и подключением к делу знакомых блогеров и журналистов, известных нелюбовью к полиции. Тогда его провели в кабинет начальника управления, который без обиняков заявил: — «Господин Венедиктов — уважаемый в городе бизнесмен. Никто не станет портить с ним отношения из-за ротозея, неосторожно засунувшего руку в мясорубку. Напоследок начальник управления посоветовал Валерию “прекратить метаться по инстанциям и поднимать пустую шумиху”, пространно намекнув на то, что город маленький, все всех знают, и “напрасный поклеп на уважаемого бизнесмена аукнется ему большими неприятностями”.
Домой Валерий вернулся ни с чем. Теперь он не знал, что делать. Будущее рисовалось ему исключительно в мрачных красках. Ни один наниматель не возьмет на работу однорукого. Без денег он не сможет прожить и окажется на улице, где и погибнет. Не лучше ли уйти сейчас, пока все не рухнуло, погребая его под обломками жизни.
Валерий с трудом поднялся и на нетвердых ногах поплелся на кухню. Дверь за собой он захлопнул с грохотом.
“Инвалид! — с ненавистью и злостью думал Валерий. — В двадцать два года! Как мне жить?!”.
Он сделал последний глоток, поставил пустую бутылку на стол, подошел к плите и открыл газ.
***
Охранник Сергей вышел на ежечасный обход супермаркета “Щедрая нива”. Магазин закрылся до утра следующего дня. Опустел торговый зал. Погасли печи пекарни. Затихла разгрузочно-погрузочная зона с примыкающим к ней складом. Только в подсобных помещениях размеренно гудели мощные промышленные холодильники. Вентиляция прокачивала воздух с мерным, глухим шумом, напоминающим дыхание тяжелобольного человека.
Сергей включил ручной фонарь и пошел вдоль секций, просвечивая пустые ряды. Ночное дежурство было ему не в радость. С наступлением темноты супермаркет представлялся Сергею лабиринтом, в котором легко затеряться, а вот выбраться совсем непросто. Знакомые и привычные предметы приобретали ночью зловещие очертания. Сергей невольно шарахнулся в сторону от манекена красного ореха из рекламы «Эм-энд-Эмс», внезапно выплывшего из темноты, когда проехавшая мимо супермаркета машина осветила торговый зал яркими лучами фар. Сегодня у него было первое дежурство, и на новом месте он пока не освоился.
— Спокойно, — сказал себе Сергей, глубоко вдохнул и выдохнул. — Спокойно.
Он продолжил обход. Дойдя до конца торгового зала, где находился вход в подсобные помещения и производственные цеха супермаркета, Сергей услышал непонятный скрежет. Сначала тихий, он понемногу становился громче и отчетливей. Звук был таким словно по кафелю тащили что-то большое, тяжелое и царапающее пол.
Сергей пошарил лучом фонаря по ближайшим торговым рядам. Ничего необычного он не заметил. Но тут ближайший к нему стеллаж с товарами резко поехал по полу и врезался в огромный аквариум, в раздельных отсеках которого вяло плавали живые рыбы. Захрустело, затрещало разбившиеся стекло. На пол потоком выплеснулась вода.
Сергей застыл на месте.
По торговому залу пронесся холодный сквозняк. Загремели падающие на пол жестяные банки. Звук шел из секции, где продавались консервы. Сергей очнулся от ступора и побежал туда, неуклюже перепрыгивая через бьющихся в лужах воды рыб. Он увидел, как банки с консервами сметало с полок и расшвыривало куда попало. Разбросав жестяные банки, неизвестная сила перекинулась на банки из стекла, и вскоре пол между стеллажами усеяли осколки разбитых банок вперемешку с их содержимым.
Сергей впал в шоковое состояние. Данные ему инструкции не предусматривали действий на случай проявления в супермаркете аномальных явлений, к которым несомненно относилась крушащая магазин сила. Он встал столбом и не сдвинулся даже когда истошно завыла пожарная сигнализация и оросители аварийной системы пожаротушения начали разбрызгивать по всему залу струи воды.
Невидимый погромщик между тем исчез, оставив Сергея один на один с учиненным им хаосом.
Читать
Куда же теперь? Витки лестницы полностью перекрывали пространство между внутренней и внешней стенами, не позволяя, таким образом, увидеть, как далеко вверх и вниз тянется эта «резьба». Обычный опыт, не затронутый амнезией, подсказывал, что выход из здания, каким бы причудливым оно ни было, должен быть внизу, и человек уже сделал несколько уверенных шагов по ступенькам, но затем остановился. Что, если весь этот комплекс находится под землей? Отсутствие окон как раз наводило на такую мысль… особенно если речь о каком-то опасном и секретном проекте…
Он остановился, в нерешительности повернулся. И увидел на первой из ступеней, ведущих от площадки наверх, очередную кровавую надпись:
«НЕ ХОДИ ТУДА!»
Теперь у него уже не было прежней уверенности, что эти надписи оставляет некто, враждебный ему. Скорее всего – такие же жертвы неведомых экспериментаторов или же постигшей их катастрофы… что, впрочем, логично напомнил он себе, еще отнюдь не означает, что им следует безоговорочно доверять. Эти люди (жив ли кто-нибудь из них до сих пор?) могли ошибаться, могли, наконец, быть просто безумны… кто-то ведь крушил с остервенелой яростью приборы? И что там, кстати, было написано в разгромленной лаборатории – какая-то явная бессмыслица на тему тьмы и света…
Тем не менее он вновь развернулся и пошел вниз. Чуть было не побежал, тем более что лестница была достаточно крутой, но решил, что здесь надо все делать с осторожностью.
Лестница была такой же грязной и заброшенной, как и все в этом жутком месте. Может быть, даже еще грязнее – скорее всего в те времена, когда здесь все работало, персонал пользовался лифтом, а лестница предназначалась лишь для аварийных случаев. Оттого и освещение имело такой оттенок.
Он миновал несколько площадок с выходами (каждый раз замирая и прислушиваясь, прежде чем пройти мимо очередной двери), но решил дойти до самого низа. Если внизу окажется подвал, тогда он поднимется на уровень выше… Откуда-то возникла дурацкая мысль, что этот спуск неведомо куда по грязной лестнице сквозь зловещий красный полумрак напоминает сошествие в ад. Да, стало быть, концепцию ада он тоже вспомнил. Как, впрочем, и то, что никогда в нее не верил. «Чушь, – сказал он себе и на этот раз. – Здесь все совершенно материально. Даже эти чертовы твари-мутанты». М-да, «чертовы»… Впрочем, для адских демонов и неправильные членистоногие, и даже поселяющиеся в кишках членистые черви как-то мелковаты.
Наконец он достиг самого низа. Последняя площадка упиралась в полуоткрытые створки высокой раздвижной двери, ведшей не внутрь цилиндра, а вовне. Должно быть, дверной механизм заклинило в таком положении, или же дело было опять-таки в дефиците энергии. Однако оставшаяся щель была достаточно широкой, чтобы в нее пролезть. За дверью было абсолютно темно.
А на правой половине двери красовалась еще одна надпись, сделанная тем же способом в той же манере: «НЕ ДУМАЙ». О чем именно предлагалось не думать, осталось загадкой, так как часть двери ушла в стену. Человек попробовал сдвинуть с места тяжелую створку, но с тем же успехом он мог бы дергать скалу. Ладно. В конце концов, как известно, призывы не думать о чем-то конкретном на практике ведут к прямо противоположному результату.
Он постоял, прислушиваясь, потянул носом – никакого свежего дуновения, та же затхлая мерзость запустения, что и повсюду здесь. Наконец, набравшись храбрости и сжимая в руке свое единственное оружие – табличку с острым углом, – он протиснулся во тьму.
Слабая надежда на то, что какая-нибудь автоматика включит свет, не оправдалась. Если такая автоматика здесь и была, то не работала. Вернуться и поискать другого пути наружу? Но кто сказал, что такой путь есть или что он более безопасен?
Он постоял еще немного, слыша в темноте лишь быстрые испуганные удары собственного сердца, а затем, вытянув левую руку и ощупывая пол босыми ногами, все-таки двинулся вперед.
Через несколько… мгновений? минут? он не поручился бы, что правильно определяет время в таких условиях, хотя уже понял, что оказался в действительно большом помещении – пальцы его руки коснулись стены. Стена была пыльной, но под пылью чувствовалась гладкость пластика или какого-то подобного материала. Он двинулся вправо, ведя по стене рукой, наткнулся на какую-то вертикальную металлическую штангу, обошел ее, и рука снова провалилась в пустоту. Он пошел туда, пока не уперся в очередное препятствие…
Поначалу ему казалось, что он соблюдает направление, но, в какой-то момент обернувшись, он не увидел щели в дверях, через которую должен был сочиться свет с лестницы. Ни там, где рассчитывал увидеть, ни вообще где-либо. С растущим ужасом он понял, что блуждает по лабиринту и забрел уже далеко от входа… а может быть, теперь окончательно погасло и аварийное освещение. Да что ж это за проклятое место?! Кому понадобилось строить здесь еще и лабиринт?!
Он снова попытался усилием воли задавить панику. Из любого лабиринта можно найти выход, нужно лишь все время идти вдоль правой стены… или вдоль левой, главное – раз решив, уже не менять это решение. Но стоило ему попытаться последовать этому принципу, как он убедился, что ходит вокруг огромного куба. Принцип работает только для топологически связного лабиринта… если он верно вспомнил, что такое топологическая связность…
В отчаянии он рванулся вперед, налетел в темноте на очередную стену и принялся бить по ней кулаком. Судя по звуку, стена была совсем тонкой (она даже слегка прогибалась под ударами), а за ней было пусто. Он попытался взрезать стенку углом таблички, но преграда, хотя и тонкая, оказалась слишком прочной.
«Это не лабиринт, – сообразил он. – Это какой-то склад, а я блуждаю между контейнерами!»
Впрочем, это открытие не сильно облегчило его положение. Он по-прежнему не имел понятия, как выбраться отсюда в полной темноте – хотя бы снова на лестницу, не говоря уже о том, чтобы наружу. Он попытался сдвинуть очередной контейнер, вставший у него на пути, но тот, конечно, оказался слишком тяжелым. А может, дело было в металлических штангах, на которые он периодически натыкался – кажется, они служили для того, чтобы фиксировать контейнеры на месте… Сообразил он это или вспомнил? Неважно! Штанги! Склад явно был заставлен не под завязку, причем контейнеры, судя по всему, не были размещены в строгом порядке – но вот штанги должны идти через равные промежутки и, скорее всего, образуют прямоугольную сетку. Значит, если идти от одной штанги до другой, отсчитывая их при этом…
Внезапно что-то круглое подвернулось ему под ногу, и он едва не упал. Было слышно, как этот предмет, вывернувшись из-под ноги, покатился по полу в противоположную сторону. Что это было? Какой-то небольшой цилиндр… может быть, просто мусор… Все же человек сделал несколько шагов туда, куда ему подсказывал звук, затем опустился на четвереньки, положил на миг свою табличку и принялся шарить руками по полу – осторожно, чтобы снова не отфутболить эту штуку. Да куда ж ты, гад, закатился… ага, вот!
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
§
Да, это он, верхний предел, апофеоз отчаянья!
Что, если, доверчиво блуждая в темных подземельях мироздания, вы обнаружите истины столь ужасные и отвратительные, что знание их обратит все ваше существование в бесконечный кошмар?
Вначале была тошнота. Не резкая тошнота отравления, подступающая к горлу рвотными спазмами, но и дающая в то же время надежду на последующее облегчение, а вязкая, муторная тошнота слабости после долгого тяжелого сна в душном помещении. Наполняющая едкой ватой грудь, сухой гадостью – рот и пульсирующим свинцом – голову. С одной стороны, меньше всего в таком состоянии хочется вставать и вообще шевелиться. С другой – понимаешь, что, если продолжать лежать, голова разболится уже по-настоящему. Так что надо все-таки пересилить себя и встать. И неплохо бы открыть форточку, даже если на улице зима…
Это были его первые осознанные мысли. Вслед за осознанием пришло удивление: он понял, что действительно не помнит, какое сейчас время года. Пока удивление превращалось в беспокойство, а беспокойство – в страх, он обнаружил, что не помнит, что было накануне… или до этого… или… он тщетно пытался выхватить из памяти хоть какой-то фрагмент своей жизни, но натыкался лишь на пустоту. Или (это ощущение пришло чуть позже) на глухую стену, отсекшую его прошлое. Впрочем, с настоящим дело обстояло не лучше. Он не знал, где он находится и как здесь оказался.
Не знал, кто он и как его зовут.
Усилием воли он придавил растущую панику. Надо проанализировать, сказал он себе. Он может мыслить, это уже хорошо. Я мыслю, следовательно, я существую… Фраза пришла откуда-то издалека, скорее всего, она не сама родилась в его мозгу. Значит, в стене существуют трещинки, через которые что-то просачивается, и если последовательно их расширять… расковыривать… раздирать…
Он открыл глаза.
Зрение подтвердило то, о чем уже информировало осязание: он лежал на довольно-таки жесткой койке, где не было ни простыни, ни одеяла, ни подушки. Только что-то типа клеенки… грязной и липкой клеенки под его голым телом. Впрочем, не совсем голым… кое-где на нем какие-то тряпки и лоскуты, но это непохоже на одежду. Рассмотреть подробнее было сложно – приходилось пригибать подбородок к груди, отчего сразу начинало ломить шею и затылок, и к тому же свет в помещении был слишком тусклым. Свет исходил из покрытого пылью прямоугольного плафона на потолке, горевшего явно вполсилы и к тому же неровно: дрожащее, агонизирующее освещение. «Аккумуляторы на последнем издыхании», – пришла еще одна чужая, «застенная» мысль. Аккумуляторы? Почему аккумуляторы? Разве дом не должен быть подключен к общей электросети?
Все же даже такое освещение позволяло разобрать, что комната совсем невелика. За исключением койки в ней были лишь шкаф у противоположной стены и столик у стены между ними. В четвертой стене находилась дверь, и еще одна – справа от шкафа. Окон не было вовсе. Пахло затхлостью, словно здесь никто не жил уже много лет.
Он наконец сел на койке (в висках и затылке сразу тяжело запульсировало), а затем встал на пол, с неудовольствием ощутив пыль и грязь под босыми ногами. Хуже того – стоило ему сделать шаг, как под пяткой что-то мерзко и влажно хрустнуло. Что-то, похоже, живое… точнее, бывшее живым за миг до того, как он на это наступил. Таракан? Очень может быть, что и таракан… бр-р-р, мерзость! Он брезгливо проволок пятку по грязному полу, стараясь счистить останки этой твари. Затем подошел к шкафу и открыл дверцу. Внутри обнаружилось несколько пластмассовых вешалок, но никакой одежды.
Он направился к двери возле шкафа; интуиция подсказывала, что за ней – не коридор, а туалет. Когда он открыл дверь, свет автоматически зажегся с громким щелчком, заставившим его вздрогнуть. Действительно, там оказался совмещенный санузел – совсем крохотный, но освещавшийся несколько ярче, чем комната. Слева был унитаз, справа умывальник, а прямо – задернутая непрозрачной голубой занавеской ванна. Когда-то все это, должно быть, сверкало фаянсом и хромом, но те времена давно миновали. Кафеля не было, его заменял какой-то пластик. В более ярком, хотя и здесь тоже неустойчивом свете еще яснее видна была грязь на полу и подозрительные пятна на стенах. Пахло плесенью.
Он повернулся к унитазу и поморщился: сиденье и дно были в бурых потеках, давно, впрочем, засохших. Почему-то мелькнула ассоциация между отверстым унитазом и нижней челюстью черепа. Некоторое время он стоял, ожидая свершения обычного физиологического ритуала, но из него так и не вышло ни капли. Просто не хотелось. А вот пить хотелось. Точнее, не столько даже пить, сколько избавиться от мерзкого привкуса во рту.
Он развернулся к раковине. Она была не в лучшем состоянии, чем унитаз; на дне – не то песок, не то чешуйки ржавчины, и кран заляпан какой-то засохшей дрянью. Да, пить из-под этого крана он точно не будет. Но хотя бы ополоснуть лицо и руки… Он повернул ручку смесителя. Послышалось сдавленное сипение, словно из горла умирающего астматика, но воды не было. Вместо нее из крана посыпалась серая пыль. Затем звук изменился, словно воздух встретил дополнительное препятствие. Человек уже протянул руку, чтобы вернуть смеситель в исходное положение, но тут кран фыркнул и выплюнул целую пригоршню тараканов. Ударившись о дно раковины, они бросились врассыпную; некоторые, впрочем, бестолково заметались и закружились на месте.
Его первой, рефлекторной реакцией было отскочить, пока хлынувшие через край раковины насекомые не начали падать ему на ноги, однако он тут же сообразил, что надо закрыть кран, откуда уже лезли новые тараканы. Едва он успел это сделать, как почувствовал мерзкое щекочущее прикосновение – несколько насекомых, упавших на пол, карабкались на его лодыжки. Он исполнил нечто вроде судорожного танца на месте, стряхивая их, и отпрыгнул к унитазу, с отвращением глядя на разбегавшихся по полу тварей. Будь он в обуви, непременно передавил бы всех – но сейчас мог лишь попятиться, насколько это было возможно в крохотной каморке, и надеяться, что они не полезут на него снова.
«Смешно, – подумалось ему. – Я, человек, загнан в угол какими-то жуками. Они ведь даже не ядовитые». Тем не менее он не мог превозмочь свою брезгливость. Эти твари всегда вызывали у него непреодолимое омерзение. Всегда? Кажется, это еще одно воспоминание, прорвавшееся из его неведомого прошлого…
Но тараканы, видимо, тоже боялись человека. Вскоре они разбежались – какие-то прошмыгнули в комнату, какие-то – под занавеску; куда делись прочие, он не уследил. Он поднял взгляд от пола и посмотрел в зеркало над умывальником. Оно тоже было пыльным и грязным, но посередине красовался неправильный овал более чистого стекла (если это было стекло), словно кто-то торопливо протер себе окошко. Человек взглянул на себя издали, затем шагнул ближе, с неудовольствием изучая незнакомое нездорово-бледное помятое лицо с глубокими тенями под глазами и неопрятными клочьями торчащих над повязкой волос. Повязкой, да. Его голова на уровне лба была неряшливо обмотана чем-то вроде несвежего бинта. Впрочем, нет – он еще более приблизил лицо к зеркалу, – это был не бинт с подобающей ему ажурно-нитяной фактурой, а какая-то сплошная, плотная серовато-желтоватая ткань с рваными бахромчатыми краями. И такие же повязки и просто каким-то образом державшиеся – должно быть, присохшие – лоскуты были у него много где – на шее, на правом плече, на левом предплечье, на груди слева, на животе… а пальцы были в шрамах, словно в следах от колец…
Кажется, что-то проясняется. Он попал в аварию, получил травму головы (и не только), поэтому ничего и не помнит. Но где он в таком случае? В больнице? Архитектура здания явно отдавала чем-то казенным. Но если это и больница, то закрытая и заброшенная лет пятьдесят назад…
§
Крови на повязках не было. Боли под ними (он потрогал, сперва осторожно, потом сильнее) тоже. Однако попытка оторвать хотя бы длинный лоскут, сверху вниз пересекавший его живот, успехом не увенчалась. Сперва он просто потянул, увеличивая усилие до тех пор, пока не почувствовал боль, затем резко подергал, каждый раз расплачиваясь новым импульсом боли, – но повязка держалась намертво. Словно… словно вросла в его тело. Да нет, глупости, сказал он себе. Надо будет просто чем-нибудь ее отмочить… должна же здесь где-нибудь быть вода.
Он вновь поднял глаза к отраженному в зеркале лицу и вдруг отпрянул: по зеркалу (как ему показалось на краткий миг – прямо по его лицу) снизу вверх пробежал здоровенный таракан. На сей раз – в считаных сантиметрах от его глаз. И теперь он ясно увидел, что с этим насекомым что-то не так. Во-первых, таракан был не рыжим и не черным, а каким-то бледным, тошнотворно-белесым. Во-вторых, он был слишком большим для домашнего таракана. И, главное, у него было семь ног. Не шесть, как у всех насекомых, и даже не восемь, как у паукообразных, а семь. Три слева и четыре справа.
Мерзкая тварь вдруг замерла посреди зеркала, словно специально давая изучить себя и убедиться, что никому ничего не мерещится. Превозмогая себя, человек некоторое время смотрел на выродка. Нога не была оторвана – конечности действительно росли асимметрично и, кажется, даже были разной длины. Человек беспомощно огляделся по сторонам в поисках предмета, которым можно пришибить уродца, затем сердито напомнил себе, что имеются и куда более важные проблемы. Он повернулся к еще не обследованной ванне. После всего уже увиденного особых надежд на работающий душ он не питал, но все-таки отдернул занавеску.
И замер. Стену над ванной пересекала размашистая надпись, явно сделанная пальцем, щедро обмакиваемым во что-то темно-красное. Только одно слово: «ОТЧАЯНИЕ».
От неряшливых букв вниз тянулись давно засохшие потеки. Невольно проследив их направление, он опустил взгляд в ванну – и вот тут ему впервые захотелось закричать.
На дне ванны, красно-буром от засохшей крови (да, он больше не мог трусливо убеждать себя, что это вовсе не кровь), лежал вниз лицом голый мертвец. Мужчина, судя по всему не старый и в неплохой физической форме, хотя это его не спасло. В том, что это именно мертвец, и притом не первой свежести, сомневаться не приходилось; синевато-бледную кожу покрывали пятна белесой плесени. В то же время трупной вони почему-то не ощущалось. Не видно было и каких-либо ран с задней стороны тела – но лишившийся памяти не сомневался, что спереди они есть, и еще какие. Похоже было, что этого несчастного в буквальном смысле утопили в его собственной крови (слив был заткнут пробкой). Сколько крови во взрослом человеке – кажется, около пяти литров? Не так много, но захлебнуться можно и в тарелке супа… или же он раньше умер от кровопотери? Впрочем, смертельными могли быть и сами раны, из которых вытекло столько крови…
Отсутствие смрада, однако, вызвало мысль, что труп на самом деле может быть вовсе не трупом. А, скажем, манекеном. И вообще все это – какой-то идиотский розыгрыш, устроенный не в меру разошедшимися друзьями. Напоили, отвезли в какой-то заброшенный дом (но почему в заброшенном доме есть электричество и в какую эпоху строили дома без окон?), вымазали тут все краской, засунули куклу в ванну… А тараканы-мутанты? Что, среди его друзей есть специалисты по генной инженерии?
Однако даже это не объясняет потерю памяти. Человек, которого напоили, может напрочь не помнить, где и с кем он пил, – но ведь не всю свою предыдущую жизнь! Кстати, пил ли он вообще в той жизни? Может, он был идейным трезвенником? Он не мог вспомнить даже этого.
Все же он наклонился и неуверенно толкнул лежащее тело. Холодная скользкая кожа, покрытая редкими волосками, слегка поддалась под пальцами. Нет, это точно не резина или что-то подобное! Он брезгливо отдернул руку и, оглянувшись, вытер ее о занавеску – которая, впрочем, тоже отнюдь не производила впечатления стерильной.
От толчка правая рука мертвеца немного повернулась, и теперь ясно было видно, что ее пальцы в крови, особенно указательный – но не сплошь, а главным образом кончики. Видимо, зажатая между боком и стенкой ванны, рука не искупалась в кровавой луже на дне… тогда что получается – он специально макал ее в свои раны? Макал, чтобы сделать эту надпись? Если у умирающего есть шанс оставить последнее послание, хотя бы и таким способом, логичнее ожидать, что он напишет имя убийцы или что-то в этом роде…
Тот, в чьем сознании пронеслись теперь эти мысли, не решился вновь прикасаться к трупу и уж тем более переворачивать его. Ему явственно представилось, что он может увидеть: кожа, сплошь покрытая кровью, жуткие резаные раны – судя по количеству крови, бедолагу буквально кромсали, – возможно, внутренние органы, вываливающиеся через эти разрезы… Нет, нет! Что бы здесь ни случилось, отсюда надо убираться как можно скорей, пока он не стал следующим!
Он выскочил обратно в комнату и рванул ручку двери, ведшей, по его представлениям, в коридор. Мелькнула ледянящая мысль, что дверь окажется заперта, – и точно: она не пожелала открываться ни наружу, ни внутрь. Но прежде, чем паника окончательно захлестнула его, он присмотрелся к двери повнимательней и сообразил, что та просто сдвигается вправо. С новой попытки трудностей не возникло. За дверью действительно оказался коридор, скупо освещенный все такими же тускло мерцающими плафонами. Окон не было и там.
Тут он вспомнил, в каком виде выскочил из комнаты, и решил все-таки найти хоть какую-то замену одежде. Выбор был невелик – пытаться что-то соорудить либо из клеенки на койке, либо из занавески в ванной. Ситуация осложнялась тем, что ничего режущего у него не было, а рвать синтетический материал было бы непросто. Однако клеенку, как оказалось, кто-то уже уполовинил. Неужели с той же самой целью? Так или иначе, он свернул себе из оставшейся половины что-то вроде юбки. Не слишком надежно – если придется бежать, наверняка размотается и свалится… впрочем, если ему действительно придется бежать, у него будут проблемы посерьезней голой задницы.
Уже есть. Он пытался гнать от себя эту мысль, но та лишь накатывалась сильнее. Добром это не кончится, не кончится, это не может кончиться добром… «Отчаяние». Отчаяние, тоска и страх… да, вся атмосфера здесь (где?) к этому располагала. Но было еще что-то, помимо осознания того, что он проснулся (очнулся!) черт знает где, ничего не помня, по соседству с захлебнувшимся в собственной крови мертвецом… Покопавшись в куцем обрывке своей памяти, он с удивлением понял, что этим чем-то была мелькнувшая мысль о генной инженерии. Словно… словно он случайно задел больной зуб, до этого успокоившийся и не дававший о себе знать. Почему? Почему эта мысль вызывает у него такой страх? Может быть, эти повязки – результат не аварии, а биологических экспериментов? Каких-то операций, сделанных против его воли? Хотя при чем тут генная инженерия? Генетики… насколько он мог вспомнить, генетики никого не кромсают, они оперируют на микроскопическом уровне… Или дело было даже не в генной инженерии как таковой, а в чем-то, частью чего она являлась? В чем-то, чего (нет! нет! не надо!) он не мог вспомнить. Он снова попробовал, несмотря на разлившийся липким холодом страх. Нет. Не вспомнить. Пустота.
Он подошел к столику, до сих пор почему-то не удостоившемуся его пристального внимания, и обнаружил, что это не просто столик. Половину его занимал встроенный экран, а возможно, и еще какие-то устройства. Были ли там средства связи? Сейчас это уже трудно было сказать: все это было уничтожено, выломано и раскурочено с каким-то диким остервенением. Лишь сиротливо торчал из крошева оборванный световод…
Человек всмотрелся, насколько позволял тусклый свет. В оставшейся от экрана нише среди обломков электроники (фотоники, прорвалось из пустоты, электроника – устаревший термин) валялось нечто, что не походило на элемент схемотехники. Он поднял этот маленький, скругленный с одного конца предмет и поднес его к глазам. В следующий миг он с отвращением понял, что разглядывает сорванный человеческий ноготь; внутренняя сторона была в засохших кровавых лохмотьях. Неужели тот, кто здесь все ломал, орудовал ногтями? И дикая боль вырываемого с мясом ногтя его не остановила?
