Биография
Венедикт (Венечка) Ерофеев – большой талант с печальной судьбой, «человек, напуганный счастьем». Писатель, автор популярной в народе поэмы в прозе «Москва-Петушки», которой в Москве установлен памятник с надписью
«Нельзя доверять мнению человека, который ещё не успел похмелиться».
Детство и юность
Венедикт Васильевич Ерофеев родился в Мурманской области, в поселке Нива-2 в пригороде Кандалакши. В семье Ерофеевых было 5 детей, Венечка – младший. Мать Анна Андреевна Гущина вела хозяйство, отец Василий Васильевич работал начальником железнодорожной станции. В архивах сохранились фото родителей будущего писателя.
В начале войны Ерофеевы переехали из Чупы на станцию Хибины Кировской ветки. Через месяц их эвакуировали в село Нижняя Тойма Архангельской области. Из-за нехватки продуктов Анна Андреевна с детьми вернулась на родину.
Вскоре в стране начались репрессии, в конце 1941 года забрали деда Василия Константиновича Ерофеева за то, что отказался запрягать лошадь в офицерскую коляску. Через 3 месяца он умер в тюрьме. В 1945 году арестовали отца Венедикта, за вредительство и антисоветскую пропаганду он отбывал срок в лагере для заключенных.
Детство Венечки прошло в голоде и холоде. К 6 годам мальчик умел читать и писать, он все время проводил, царапая что-то на обрывках бумаги. Когда спрашивали, что он пишет, отвечал: «Записки сумасшедшего».1 сентября 1945 года Борис и Венедикт Ерофеевы пошли в первый класс школы на станции Хибины, имея один портфель на двоих.
К 1947 году Анна Андреевна с детьми осталась без средств к существованию. Она поехала в Москву на заработки, а младших отдала в детский дом. Венечка хорошо учился, однажды его наградили поездкой в пионерский лагерь в Рыбинске.
В 1951 году вернулся из заключения отец, мать приехала из столицы, семья воссоединилась. Правда, через 2 года Василия Васильевича снова арестовали за опоздание на работу и осудили на 3 года, которые он провел в тюрьме Оленегорска. В 1956 году, проведя 2 года на свободе, он умер.
Венедикт Ерофеев окончил школу с золотой медалью и в 1955 году без экзаменов поступил в Московский государственный университет, на факультет филологии. Он жил в общежитии, где познакомился с интересными людьми, в их числе — советский филолог, литературовед и переводчик Владимир Муравьев, оказавший влияние на литературные взгляды будущего писателя.
В 1957 году Венечку отчислили из университета за неуспеваемость и систематические прогулы. Он устроился подсобником в строительное управление «Ремстройтрест». В общежитии будущий писатель организовал литературный кружок, где молодые рабочие читали стихи, а Венедикт — отрывки из классической литературы. Из-за этих собраний Ерофеева уволили с работы.
Следующие 2 года Веня провел на Украине, а в 1959 году вернулся в столицу и поступил на филологический факультет Орехово-Зуевского педагогического института, где начал выпускать литературный альманах. В 1960 году студента Ерофеева отчислили.
В течение следующих лет Венедикт менял работу как перчатки. Пытался продолжить образование, поступал во Владимирский и Коломенский педагогические институты, хорошо учился, получал повышенную стипендию. Но дисциплина страдала, и его выгоняли.
Друзья, могила венедикта ерофеева в странном состоянии. может, съездим, приберемся?
Если буду в это время в Москве, присоединюсь обязательно.
Инфляция чемоданчика
В поэме «Москва—Петушки» с присущей Венедикту Ерофееву педантичностью перечислено, какая выпивка лежала в чемоданчике главного героя:
«Во-первых, две бутылки кубанской по два шестьдесят две каждая, итого пять двадцать четыре. Дальше: две четвертинки российской, по рупь шестьдесят четыре, итого пять двадцать четыре плюс три двадцать восемь. Восемь рублей пятьдесят две копейки. И еще какое-то красное. Сейчас вспомню. Да — розовое крепкое за рупь тридцать семь». Итого 9 руб. 89 коп.
Посмотрим, сколько бы стоил подобный набор в 2021 году. Водка «Кубанская»: две бутылки по 225 руб. каждая, итого 450 руб. Водка «Российская» не выпускается, похожий дизайн этикетки имеет водка «Русская». Пол-литра этой водки, произведенной в Костроме, стоят 234 руб.
За четыре десятилетия содержимое чемоданчика для путешествия по маршруту «Москва—Петушки» подорожало в 93 раза.
Книги
Библиография Венедикта Ерофеева насчитывает всего 5 завершенных произведений. Еще в молодости Веня начал сочинять «Записки психопата». Это дневник, отразивший поток сознания автора, сочетающий в себе высокие идеи, низменные мысли и полный бред. Книгу впервые издали в 2000 году в урезанном варианте. Полная версия вошла в собрание сочинений в 2004 году.
С 1960 года Ерофеев работал над повестью «Благая весть», которая сохранилась отрывочно. Произведение пропитано духом немецкого философа Фридриха Ницше, которого увлеченно изучал Веня. У этого сочинения загадочная судьба. Рукопись, содержавшую 13 глав, писатель отдал на хранение друзьям.
Личная жизнь
Первую любовь Антонину Музыкантскую Ерофеев встретил в общежитии Московского университета. Романтические свидания продолжались в течение года. Потом осенью 1959 года Веня познакомился с Юлией Руновой, ухаживал за ней, предлагал вместе поехать на Кольский полуостров.
В 1964 году у Венедикта были отношения с Валентиной Зимаковой, уроженкой Петушинского района, которую он представил матери как жену. 3 января 1966 года у молодых родился сын Венедикт Венедиктович, они расписались в феврале того же года и поселились в деревне Мышлино Владимирской области. Ерофеев почти не виделся с женой и сыном, скитался по квартирам друзей и знакомых, много пил. В 1975 году семья распалась.
Второй женой писателя стала его подруга Галина Носова, брак был заключен 21 февраля 1976 года. Через год молодые получили 2-комнатную квартиру в Москве. Однако Ерофеев не разорвал отношений с Юлей Руновой.
В 1979 году они гостили в Кировске у брата Вени Юрия. Злоупотребление спиртным привело к тому, что на Рождество 1979 года писатель попал в больницу с диагнозом «белая горячка». Судя по дневникам, Венедикт пил каждый день с утра до вечера то «красненькую», то «имбирную». Ерофеев лечился от алкоголизма в 1982 году в клинике в Москве. Казалось, что личная жизнь после этого наладится.
После выписки Венедикт с другом Николаем Мельниковым отправился в плавание по северным рекам и озерам к Белому морю. Во время путешествия писатель тосковал по Юлии, писал ей письма, признавался в любви. По возвращении атмосфера в семье накалилась, супруги собирались развестись и разменять квартиру. Помимо Юлии Руновой, у Ерофеева были другие женщины.
Ребенок от первого брака в это время учился в Москве, в школе-интернате. Венедикт-старший старался его навещать, присутствовал на 17-летии сына.
В 1983 году писатель вновь попал на лечение от алкогольной интоксикации в подмосковный пансионат. А весной того же года жена определила его в психиатрическую больницу.
Перрон — музей
Электропоезда из Москвы в направлении Владимира быстрые, красивые, современные и трезвые. Они просто транспорт. Не то что четыре десятилетия назад. Если сойти с такого поезда на перрон станции Петушки — тот самый перрон, до которого так и не доехал Венечка из поэмы, а потом перейти через железнодорожные пути по мосту, то на глаза сразу попадется вывеска ресторана.
Как может называться ресторан в таком месте? «Ерофеев», «Венедикт», «Электричка»? Не угадали. Ресторан называется «Огни Баку». Я не заходил внутрь, но готов спорить, что коктейля «Поцелуй тети Клавы» в винной карте ресторана нет.
А если выйти на центральную площадь Петушков, то перед вами окажется памятник Венечке с чемоданчиком? Как бы не так. Владимиру Ильичу Ленину. Но зато если пойти верной дорогой в ту сторону, в которую памятник указывает, то уже через пять минут можно оказаться рядом с многоэтажным зданием бывшей школы-интерната.
«Петушки — это место, где не умолкают птицы ни днем, ни ночью, где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин». Вот он — растет перед зданием бывшей школы-интерната тот самый жасмин. Петушинский жасмин. Сейчас осень, и, увы, он не цветет. Надо было приезжать летом.
Хотя в параллельной Ерофеевской вселенной он, конечно же, цветет и сейчас, в небывало теплом октябре 2021 года. И усыпанные белыми цветами кусты источают аромат архидефицитного китайского жасминового чая в желтых жестяных коробках из продуктовых наборов для номенклатуры ЦК КПСС.
В школе-интернате когда-то учился Венедикт Венедиктович Ерофеев, сын писателя, тот самый младенец, с ранних лет знавший букву «ю». Когда-то два Венедикта встречались в яблоневом саду рядом со школой-интернатом. А школу по соседству недавно закончили внуки Венедикта Ерофеева-старшего.
Сейчас в здании бывшей школы-интерната находятся картинная галерея города Петушки, различные организации и две комнаты занимает музей Венедикта Ерофеева.
В Англии в разговоре с образованным человеком можно не указывать, откуда цитата, если она из Библии или из одной из двух «Алис» Льюиса Кэрролла. Предполагается, что эти книги должен знать каждый. Для образованных людей, выросших в СССР, подобная книга — поэма Венедикта Ерофеева «Москва—Петушки».
«О, самое бессильное и позорное время в жизни моего народа — время от рассвета до открытия магазинов!» «Стошнить-то уже ни за что не стошнит, а вот сблевать — сблюю». «И немедленно выпил…»
А вот еще цитата, не такая знаменитая. «Всю жизнь довлеет надо мной этот кошмар — кошмар, заключающийся в том, что понимают тебя не превратно, нет — «превратно» бы еще ничего! — но именно строго наоборот, то есть совершенно по-свински, то есть антиномично».
Увы, есть немало людей, понимающих великую книгу Венедикта Ерофеева совершенно превратно — как рассказ о жизни алкоголика, написанный алкоголиком же. А какие у пьяницы, алкаша, бухарика, пропойцы, синяка могут быть мысли и интересы?
Вот такой разброс мнений.
Венедикт Ерофеев, между прочим, знал Библию чуть ли не наизусть и, будучи студентом, хранил томик Священного Писания в тумбочке в общежитии. Для той поры — не просто необычно, а даже опасно. И в «Москве—Петушки» огромное количество цитат из Библии и евангельских мотивов.
Впрочем, не только евангельских. По этому произведению написано такое количество литературоведческих работ, что в нем найдены какие угодно мотивы: Карлоса Кастанеды, Джеймса Джойса, Гоголя («Мертвые души» тоже поэма), Рабле, Ильфа и Петрова, Чехова, Сартра, Радищева, Жуковского, «Тибетской книги мертвых»…
В музее хранится несколько книг из домашней библиотеки писателя: «Популярный политический словарь», «Руководство фельдшера», «Анархизм в России». На три литературоведческих работы точно хватит. А вот это уже серьезнее. Венедикт Ерофеев очень любил систематизацию, списки.
В экспозиции есть несколько списков, написанных его рукой. «Русская поэзия»: «Слово о полку Игореве», «Русские народные песни», «Песни крестьянских праздников», «Русский народ: политическая сатира», «Былины», «Малая историческая песня», силлабическая поэзия, Тредьяковский, Кантемир, Ломоносов, Сумароков… Следующий список, «Русская проза»:
«Повесть временных лет», «Книга хожений: записки русских путешественников XI–XV вв.», «Древнерусские предания XI–XVI вв.», Екатерина II, Новиков, Фонвизин, Радищев, Карамзин… Что с зарубежной литературой? «Одиссея» Гомера (в переводе Жуковского), Софокл, Еврипид… Это круг интересов алкоголика?
Слушать классическую музыку Ерофеев любил так же сильно, как читать. Посмотрим музыкальные списки. На одном из первых мест — Мусоргский. Ага. «А Модест-то Мусоргский!.. Вы знаете, как он писал свою бессмертную оперу «Хованщина»? Это смех и горе. Модест Мусоргский лежит в канаве с перепою, а мимо проходит Николай Римский-Корсаков, в смокинге и с бамбуковой тростью.
Остановится Николай Римский-Корсаков, пощекочет Модеста своей тростью и говорит: «Вставай! Иди умойся и садись дописывать свою божественную оперу «Хованщина»!»» Итальянцы — Перголези, Вивальди, Альбинони… Обухова, Вертинский (первые два диска), Высоцкий (шесть дисков)
, Окуджава (два первых) диска, «Новелла Матвеева поет свои песни». Месса си-минор Баха, Глюк, «Лоэнгрин» Вагнера. Точно, это в поэме есть: «Председатель у нас был… Лоэнгрин его звали, строгий такой… и весь в чирьях… и каждый вечер на моторной лодке катался. Сядет в лодку и по речке плывет… плывет и чирья из себя выдавливает…»
А вот листок собеседования с поступающим на филфак МГУ:
«Поступающий товарищ Ерофеев производит самое хорошее впечатление. Его знания по русскому языку и литературе отличаются прочностью. Ответы лаконичны, четки и хорошо построены. По русской грамматике знания не уступают литературным. По-моему, это один из наиболее достойных кандидатов для приема на русское отделение. Знания товарища Ерофеева можно оценить как высокие».
С высокими знаниями товарищ Ерофеев учился в четырех институтах, но не закончил ни один, работал кем попало. И однажды попал на кабельные работы в Лобне. Возвращаясь из Лобни на Савеловский вокзал, он должен был добраться до Курского вокзала, чтобы уехать в Петушки. Это был путь и автора, и героя поэмы.
При Ерофееве электричка до Петушков отправлялась с Курского вокзала в 8 часов 16 минут. В одиннадцать главного героя поэмы его любимая ждала на перроне в Петушках. Сейчас ветка электрифицирована аж до Владимира. Владимирская электричка отправляется в путь раньше, чем в классике — в 8:06. Первые остановки также не совпадают, но хотя бы, как и сорок лет назад, «наш поезд в Есино не останавливается».
В коллекции музея много изданий ерофеевских книг «Москва—Петушки», «Вальпургиева ночь», «Записки психопата». Журнал «Трезвость и культура», первым напечатавший поэму после долгих лет ее существования только в самиздате и тамиздате. Самиздатовский экземпляр с автографом «самиздателя».
Есть два легендарных издания поэмы «Москва—Петушки». Первое — по завещанной автором цене 3 руб. 62 коп. И рядом другой вариант, продававшийся уже по цене 4 руб. 12 коп. Почему-то в СССР никто не знал, от чего умер Пушкин, но все знали, какой товар стоит «три-шестьдесят-две» и «четыре-двенадцать». Пол-литра водки. Пустая бутылка имела залоговую стоимость 12 коп., отсюда неровные, но культовые цифры.
Ерофеев хотел, чтобы книга «Москва—Петушки» всегда стоила столько же, что и пол-литра. Увы, как это часто бывает с духовными завещаниями, потомки не уважают просьбу гения. Интернет-магазины продают сегодня великую книгу по демпинговой цене 112 руб., по цене самой дешевой четвертинки, а не пол-литры.
Есть зарубежные издания. Польша, Великобритания, Япония, Венгрия, Испания, Эстония, Словения, Румыния, Франция. За рубежами СССР слово «Петушки» многим читателям было бы непонятно, так что издатели по-разному коверкали название. «Московские станции», «От Москвы до конца ветки», «Московские круги», «Москва на водке».
Не только Венедикта Ерофеева вдохновляли Петушки и приходившие на местный вокзал электрички из Москвы. Поэт-аноним, подписавшийся из скромности буквой «И», 60 лет назад опубликовал в газете «Ленинское знамя» стихи «Электропоезд в Петушках»:
«Скорей на станцию, сестричка,—
Ведь в Петушках-то — электричка!» —
Я слышу, мальчик говорит.
И с девочкой-сестрой спешит.
Что?.. Электричка!.. Это — диво!
Как изумительно красиво
Бегут электропоезда!..
Конечно, я бегу туда,
К вокзалу тороплюсь… Картина:
Из проводов здесь паутина;
Переходной налево мост,
Бетонный, и хорош, и прост!
…Вот электричка подкатила,
Сирена звонко протрубила;
Вагоны яркие блестят!..
Приветствия вокруг звучат.
Ударили аплодисменты!
Такие не забыть моменты!..
Да, это не мечта, не сон:
Электропоезд!..— это он,
Виновник радости народной!..
В порыве страсти благородной
С призывами: «За мир!» «Вперед!»
Творит советский наш народ.
Петушки — петушки
Те, кто очень хорошо знает поэму Венедикта Ерофеева, в курсе, что маршрут ее героя не заканчивался Петушками. Герой, да и автор поэмы тоже, ехал в одну из деревень Петушинского района — Мышлино. Названия этой деревни в тексте нет, зато в главках «Орехово-Зуево—Крутое» и «Крутое—Воиново» присутствуют названия соседних деревень и сел, хорошо знакомые автору.
Если свернуть с автодороги «Волга» чуть дальше Петушков, то попадешь на местную дорогу, которая делает петлю, проходя и через Мышлино, и через все упомянутые в книги населенные пункты, в которых проходила описанная в поэме октябрьская революция.
«Все началось с того, что Тихонов прибил к воротам елисейковского сельсовета свои четырнадцать тезисов. Вернее, не прибил их к воротам, а написал на заборе мелом, и это скорее были слова, а не тезисы, четкие, лапидарные слова, а не тезисы, и было их всего два, а не четырнадцать,— но, как бы то ни было, с этого все началось».
А вот и Елисейково. Интересно, сохранился ли бывший сельсовет? Непонятно, и спросить не у кого. Единственное здание, более-менее похожее внешне, находится за забором, в котором нет ни открытой калитки, ни дырки. Приходится ехать дальше. Скотный двор, у которого собирались участники революции, находился между деревнями Елисейково и Таратино (в поэме — Тартино). Скотного двора нет.
Село Андреевское. «Все жизненные центры петушинского уезда — от магазина в Поломах, до андреевского склада сельпо — все заняты были силами восставших». Чтобы попасть в село, нужно въехать в ворота явно дореволюционной постройки. Ого! Церковь и рядом громадная старинная усадьба, явно построенные одним архитектором.
И это в Андреевском? Это точно то самое Андреевское? «Кто раньше откроет магазин, тетя Маша в Андреевском или тетя Шура в Поломах?» Позднее Google и Википедия объяснили мне, что это усадьба графини Воронцовой-Дашковой. Графиня в свое время успела сбежать из молодой Советской республики и умереть в Ницце, а теперь ее бывшая усадьба, по словам сидевшего рядом со зданием мужика, принадлежит «культуре».
Но прямо рядом с усадьбой — здание явно советской постройки. И на нем надпись «Продукты». Увы, на двери продуктового магазина висит замок. Судя по траве, которой заросло крыльцо, висит давно. Соседняя дверь — почта. Раньше почтамт был в Ларионово, оттуда Владик Ц-ский посылал письма (королю Норвегии, генералу Франко, премьеру Британской Империи Гарольду Вильсону и главному польскому коммунисту Владиславу Гомулке)
Я уже было собрался было послать из Андреевского весточку Терезе Мэй, Анджею Дуде и Биньямину Нетаньяху, но, увы, план умер, не родившись. В селе было отключено электричество.
Зато почтмейстерша оказалась, как и положено представителям этой профессии, человеком знающим. «Москву—Петушки» она не читала, зато знала, что автор ходил за водкой не в соседнюю дверь, а в другой магазин, который до сих пор работает!
Другой магазин нашелся легко. В магазине продавались товары первой необходимости. Продавщицу звали Ира. Со своей легендарной предшественницей тетей Машей Ира знакома не была. «Сама я не местная, из Пахомово». Поэму Ерофеева Ира не читала, о нем самом что-то слышала, но было сразу видно, что она, по определению классика, хорошая баба.
— А пьет народ в Андреевском? — спросил я с надеждой.
— Еще бы,— успокоила меня Ира.
В этот момент в магазин вошел представитель народа, местный таксист. Взял пакет напитка, позиционируемого как «вино».
–- А вы хоть читали «Москву—Петушки»? — спросил я народ.
–- Нет.
–- А Венедикта Ерофеева знаете?
–- Конечно. Я его недавно возил.
–- Что? А, понял. Сына? Венедикта Венедиктовича?
–- Конечно.
Мне явно не нравилось, что продавцы и покупатели не знали, в каком историческом месте они находятся. Пришлось зачитать вслух.
«Или, например, декрет о земле: передать народу всю землю уезда со всеми угодьями и со всякой движимостью, со всеми спиртными напитками и без всякого выкупа? Или так: передвинуть стрелку часов на два часа вперед или на полтора назад, все равно, лишь бы передвинуть. Потом: слово «черт» надо принудить снова писать через «о», а какую-нибудь букву вообще упразднить, только надо подумать, какую. И, наконец, заставить тетю Машу в Андреевском открывать магазин в пять тридцать, а не в девять…»
Земляки гения рассмеялись. Ира заметила, что сейчас магазин открывается в восемь, но водку тоже начинают продавать не сразу. Я зачитал еще одну цитату.
«Например, такой декрет: обязать тетю Шуру в Поломах открывать магазин в шесть утра».
— Нет больше в Поломах магазина,— заметила Ира.
Купив на прощание сувенир (чекушку водки «Царь»), я поехал дальше.
Поломы. Увы. Реинкарнировавшаяся в Иру тетя Маша не обманула. В Поломах нет магазина. Нет вообще ничего интересного. «Чешем без остановки».
Мышлино. По данным официальной статистики, в деревне проживает 7 (семь) человек. Того дома, где распускался «самый пухлый и самый кроткий из всех младенцев», больше нет. Участок зарос бурьяном. Большинство других домов или закрыты, или совсем заброшены. В деревне есть колодец, есть родник, все очень красиво — классическая сельская Россия.
Только 7 (семи) человек не было нигде видно. Из-за заборов с табличкой «Осторожно, злая собака!» не раздавалось лая — ни злого, ни доброго. Не мелькали тени за занавесками. Деревня Мышлино была похожа на легендарную шхуну «Мария-Целеста». Вроде бы люди и были здесь совсем недавно — но куда-то все исчезли. Деревня-призрак.
И тут я услышал механический шум. Пойдя на звук, я обнаружил бетономешалку. И, ура, в деревне все-таки нашлись жители — 2 (два) человека. И собака, вроде не злая. Месивший бетон Виктор, пенсионер из Москвы, переселившийся в Мышлино вместе с женой, увы, не знал, где стоял когда-то дом Зимаковых.
— А пьяницы-то у вас в деревне остались? — спросил я у Виктора. И услышал рассказ, который хорошо подошел бы для разговора в легендарной электричке. Да, жил один мужик. Дом второй справа, при въезде в деревню. Пил много и по пьянке как-то застрелил двух человек — женщину и мужчину, соседа Виктора. Суд с учетом каких-то смягчающих обстоятельств дал убийце шесть лет. Но и те он не просидел, умер на зоне от туберкулеза.
Следующим за Мышлино пунктом, имеющим историко-литературный интерес, было Караваево. По некоторым сведениям, в Караваево проживал Венедикт Венедиктович Ерофеев. Подросший младенец, знавший букву «ю». Сын. У меня не было желания сваливаться на голову человеку, которого и без того успели достать мои коллеги.
Просто было интересно, что это за Караваево такое, какие люди здесь обитают. Во благо они пьют или во зло? А местные жители тем временем подсказали, что Венедикт Венедиктович живет еще дальше, там, куда не каждый джип проедет. Видимо, из нежелания общаться с поклонниками творчества отца.
И я поехал дальше, по дорожной петле, ведущей в Петушки. Там все-таки жасмин. А в зеркале заднего вида на прощанье мелькнули два алкаша, мужчина и женщина, словно заключительный кадр плохого документального фильма. Алкаши что-то обсуждали. Вряд ли Евангелие от Матфея. Хотя кто знает.
Автор благодарит за помощь в подготовке статьи сотрудников картинной галереи и музея Венедикта Ерофеева в Петушках.
Цитаты
«Надо чтить, повторяю, потемки чужой души, надо смотреть в них, пусть даже там и нет ничего, пусть там дрянь одна — все равно: смотри и чти, смотри и не плюй…» («Москва-Петушки»)«О, самое бессильное и позорное время в жизни моего народа — время от рассвета до открытия магазинов!» («Москва-Петушки»)«Жизнь дается человеку один раз, и прожить ее надо так, чтобы не ошибиться в рецептах.» («Москва-Петушки»)«…совершенно необязательно быть тонким психологом, чтобы прослыть им…» («Записки психопата»)
