PSYLIB® – Л. Хьелл, Д. Зиглер. ТЕОРИИ ЛИЧНОСТИ

PSYLIB® – Л. Хьелл, Д. Зиглер. ТЕОРИИ ЛИЧНОСТИ Женщине

Эрик эриксон: эго-теория личности

Многие исследователи после Фрейда пытались пересмотреть психоанализ, чтобы показать значение связанных с Я процессов и проследить их развитие. Наиболее выдающимся из так называемых эго-психологов был Эрик Эриксон. Как и для других постфрейдистов, для Эриксона наибольшее значение имело Я и его адаптивные способности в связи с проблемой развития индивидуума. Однако из этого не следует, что в своей теории он пренебрег биологическими или социальными факторами. По сути дела, Эриксон настаивал на том, что любой психологический феномен может быть понят в контексте согласованного взаимодействия биологических, поведенческих, эмпирических и социальных факторов. К другим особенностям теоретической ориентации Эриксона относятся следующие: 1) акцент на изменениях, происходящих в процессе развития на протяжении всей жизни человека; 2) упор на «нормальном», или «здоровом», а не на патологическом; 3) особое значение, придаваемое им достижению ощущения самотождественности, своеобразия; 4) попытки сочетать клинические наблюдения с изучением культурных и исторических факторов в объяснении структуры личности. Описанные Эриксоном «восемь возрастных периодов человека» представляют его наиболее оригинальный и важный вклад в теорию личности. Его попытка показать влияние культуры на развитие личности явилась стимулом для всех, кто изучает поведение человека, разрабатывать новые подходы в изучении главных психологических проблем, с которыми сталкивается сегодня человечество.

Биографический очерк
Сын отца-датчанина и матери-еврейки, Эрик Эриксон (Erik Erikson) родился в 1902 году в Германии, недалеко от Франкфурта. Его родители развелись еще до его рождения, и мать затем вышла замуж за д-ра Теодора Гомбургера. Маленькому Эрику в течение нескольких лет не говорили о том, что д-р Гомбургер приходился ему отчимом. Позже, подписываясь под своими первыми психоаналитическими статьями, Эриксон использовал фамилию отчима, хотя, когда он натурализовался как американский гражданин в 1939 году, он выбрал отцовскую фамилию.

В отличие от других персонологов, упомянутых в этой книге, Эриксон не получил формального высшего образования после окончания школы. Он учился в «гуманистической гимназии» в Германии и, несмотря на то, что был посредственным студентом, преуспевал в изучении истории и искусства. Вскоре после окончания гимназии, в пику настояниям отчима выбрать профессию врача, Эриксон отправился в путешествие по Центральной Европе. Годом позже он поступил в художественную школу, однако скоро он не смог усидеть на месте и отправился в Мюнхен для обучения в известной Академии художеств. Спустя два года, Эриксон путешествует по Италии, посещает Флоренцию, загорает и бродит по художественным галереям.

В 1927 году «мораторий» на работу закончился, и он был принят по рекомендации школьного товарища Петера Блоса преподавателем в маленькую экспериментальную американскую школу в Вене. Школа была основана Анной Фрейд для детей, чьи родители обучались психоанализу. Некоторые из молодых студентов Эриксона сами подвергались психоанализу, и «герр Эрик», как его нежно называли, присоединился к ним.

Эриксон начал изучать психоанализ на горном курорте вблизи Вены. Там он, будучи младшим преподавателем, впервые познакомился с семейством Фрейда, а потом был принят кандидатом для занятий в Венском психоаналитическом институте. С 1927 по 1933 годы Эриксон продолжал изучать психоанализ под руководством Анны Фрейд. Это было его единственное формальное академическое образование, не считая свидетельства, выданного Ассоциацией учителей им. Марии Монтессори в Вене.

В Вене Эриксон женился на канадке Джоан Серсон, которая тоже посещала экспериментальную школу Анны Фрейд. В 1933 году семья Эриксона (включая двоих сыновей) отправилась в Копенгаген, где Эриксон попытался получить гражданство и помочь созданию в этой стране центра обучения психоанализу. Когда стало ясно, что эта идея неосуществима, семья эмигрировала в Соединенные Штаты и поселилась в Бостоне, где годом раньше было основано психоаналитическое общество. Следующие два года Эриксон практиковал в Бостоне, специализируясь в лечении детей. Он также был штатным сотрудником клиники Генри Мюррея в Гарварде и занимал должность научного сотрудника по психологии в отделении нейропсихиатрии Гарвардской медицинской школы. Эриксона даже зачислили кандидатом на соискание степени доктора по психологии в Гарварде, но он отказался от этой научной программы после неудач на первом курсе.

В 1936 году Эриксона приняли на должность преподавателя в медицинскую школу Йельского университета. В 1938 году он предпринял экспедиционную поездку в резервацию Пайн-Ридж в Южной Дакоте с целью наблюдения за воспитанием детей у индейцев племени сиу. С этого исследования начался интерес Эриксона к изучению влияния культуры на развитие ребенка – тема, которой он уделял много внимания в дальнейшей профессиональной работе.

В 1939 году Эриксон направился в Калифорнию, где подвел итоги своей аналитической работы с детьми и углубился в антропологию и историю. С 1942 года он – профессор психологии в Университете Беркли, Калифорния. С этого времени начался интенсивный период глубоких клинических наблюдений и размышлений; Эриксон становится главной фигурой в области психоанализа. Однако его деятельность в должности профессора в Беркли закончилась, когда он отказался присягнуть на лояльность во время антикоммунистической кампании. Позднее он был восстановлен в должности как политически благонадежный гражданин, но предпочел отказаться из солидарности с теми, кто обвинялся в этом же «преступлении». Свою первую книгу «Детство и общество» он опубликовал в 1950 году (она была переработана и переиздана в 1963 году).

Благодаря этой работе он скоро получил мировое признание как ведущий представитель эго-психологии.

В 1951 году Эриксон поступил в Центр Остен Риггс в Стокбридже, штат Массачусетс, – частный центр восстановительной терапии для подростков с психическими нарушениями. Эту работу он совмещал с преподаванием в должности профессора в разных университетах США. В течение следующего десятилетия его труды и исследования вылились в теорию психосоциального развития, первоначально сформулированную в книге «Детство и общество».

В 1960 году, после года работы в Центре передовых исследований в области бихевиоральных наук в Пало-Альто, штат Калифорния, Эриксон снова возвратился в Гарвард, где проработал до 1970 года.

После ухода из Гарварда Эриксон продолжал уделять много времени применению своей схемы жизненного цикла человека к изучению известных исторических личностей и американских детей, преимущественно из групп социальных меньшинств. Его великолепное психобиографическое исследование истоков идеи Ганди о непротивлении злу насилием «Истина Ганди» (1969) получило Пулитцеровскую премию и Национальную книжную премию в области философии и религии. Кроме этого, он опубликовал еще три важных книги: «Молодость Лютера: психоаналитическое и историческое исследование» (1958), «Инсайт и ответственность» (1964а); «Самотождественность: кризис юности» (1968а), а также второе издание «Юность: изменение и вызов» (1963b). Роберт Коулз, психиатр из Гарварда и студент Эриксона, подтвердил признание достижений своего наставника в области теории и практики психоанализа в монографии «Эрик Эриксон: плоды трудов» (Coles, 1970). Несмотря на уже немолодой возраст, Эриксон до своей смерти (в 1994 году) продолжал активную деятельность в Центре Эриксона в Кембридже, штат Массачусетс. В число его недавних публикаций вошли: «В поисках общей почвы» (1973); «История жизни и исторический момент» (1975); «Игрушки и рассуждения: стадии ритуализации опыта» (1977); «Самотождественность и жизненный цикл» (1979); «Зрелость» (1978); «Целостный жизненный цикл» (1982); «Жизненная вовлеченность в старости» (1986).

Эго-психология: результат развития психоанализа
Теоретические формулировки Эриксона касаются исключительно развития Я (эго). Хотя он неизменно настаивал на том, что его идеи не более, чем дальнейшее систематическое развитие концепции Фрейда о психосексуальном развитии в свете новых открытий в социальных и биологических науках, Эриксон решительно отошел от классического психоанализа по четырем важным пунктам. Во-первых, в его работе отчетливо виден решительный сдвиг акцента от Оно к Я, что сам Фрейд лишь частично признавал в последние годы своей деятельности. С позиции Эриксона, скорее именно Я составляет основу поведения и функционирования человека. Он рассматривал Я как самостоятельную структуру личности, основным направлением развития которой является социальная адаптация; параллельно идет развитие Оно и инстинктов. Подобный взгляд на природу человека, названный эго-психологией, радикально отличается от раннего психодинамического мышления тем, что эго-психология описывает людей как более рациональных и поэтому принимающих осознанные решения и сознательно решающих жизненные проблемы. В то время как Фрейд считал, что Я борется, пытаясь разрешить конфликт между инстинктивными побуждениями и моральными ограничениями, Эриксон доказывал, что Я – это автономная система, взаимодействующая с реальностью при помощи восприятия, мышления, внимания и памяти. Уделяя особое внимание адаптивным функциям Я, Эриксон считал, что человек, взаимодействуя с окружением в процессе своего развития, становится все более и более компетентным.

Во-вторых, Эриксон развивает новый взгляд относительно индивидуального взаимоотношения с родителями и культурным контекстом, в котором существует семья. Если Фрейда интересовало влияние родителей на становление личности ребенка, то Эриксон подчеркивает исторические условия, в которых формируется Я у ребенка. Он основывается на результатах наблюдений за людьми, принадлежащими к различным культурам, чтобы показать: развитие Я неизбежно и тесно связано с меняющимися особенностями социальных предписаний и системой ценностей.

В-третьих, теория развития Я охватывает все жизненное пространство индивидуума (то есть от младенчества до зрелости и старости). Фрейд, напротив, ограничился влиянием ранних детских переживаний и не уделял внимания вопросам развития за пределами генитальной стадии.

И наконец, в-четвертых, у Фрейда и Эриксона различные взгляды на природу и разрешение психосексуальных конфликтов. Целью Фрейда было раскрытие сущности и особенностей влияния на личность неосознаваемой психической жизни, а также объяснение того, как ранняя травма может привести к психопатологии в зрелости. Эриксон, наоборот, видел свою задачу в том, чтобы привлечь внимание к способности человека преодолевать жизненные трудности психосоциального характера. Его теория ставит во главу угла качества Я, то есть его достоинства, раскрывающиеся в различные периоды развития. Возможно, это последнее различие является ключевым для понимания концепции Эриксона об организации и развитии личности. Фрейдовскому фаталистическому предупреждению о том, что люди обречены на социальное угасание, если отдадутся своим инстинктивным стремлениям, противостоит оптимистическое положение о том, что каждый личный и социальный кризис представляет собой своего рода вызов, приводящий индивидуума к личностному росту и преодолению жизненных препятствий. Знание того, как человек справлялся с каждой из значимых жизненных проблем или как неадекватное разрешение ранних проблем лишило его возможности справляться с дальнейшими проблемами, составляет, по мнению Эриксона, единственный ключ к пониманию его жизни.

Пока мы касались только основных теоретических расхождений между Эриксоном и Фрейдом. Однако стоит отметить, что существуют и вопросы, по которым между ними существует согласие. Например, оба теоретика сходятся в том, что стадии развития личности предопределены, и порядок их прохождения является неизменным. Эриксон также признает биологические и половые основы всех более поздних мотивационных и личностных диспозиций, а также принимает фрейдовскую структурную модель личности (Оно, Я, Сверх-Я). Однако, несмотря на наличие сходных положений, многие персонологи считают, что теоретические посылки Эриксона отличаются от таковых в классическом психоанализе.

Эпигенетический принцип
Центральным для созданной Эриксоном теории развития Я является положение о том, что человек в течение жизни проходит через несколько универсальных для всего человечества стадий. Процесс развертывания этих стадий регулируется в соответствии с эпигенетическим принципом созревания. Под этим Эриксон понимает следующее:

«1) в принципе, личность развивается ступенчато, переход от одной ступени к другой предрешен готовностью личности двигаться в направлении дальнейшего роста, расширения сознаваемого социального кругозора и радиуса социального взаимодействия;

2) общество, в принципе, устроено так, что развитие социальных возможностей человека принимается одобрительно, общество пытается способствовать сохранению этой тенденции, а также поддерживать как надлежащий темп, так и правильную последовательность развития» (Erikson, 1963a, р. 270).

В книге «Детство и общество» (1963а) Эриксон разделил жизнь человека на восемь отдельных стадий психосоциального развития Я (как говорят, на «восемь возрастов человека»). Согласно его утверждению, эти стадии являются результатом эпигенетически развертывающегося «плана личности», который наследуется генетически. Эпигенетическая концепция развития (по-гречески «???» означает «после», a «???????» – «рождение, происхождение») базируется на представлении о том, что каждая стадия жизненного цикла наступает в определенное для нее время («критический период»), а также о том, что полноценно функционирующая личность формируется только путем прохождения в своем развитии последовательно всех стадий. Кроме того, согласно Эриксону, каждая психосоциальная стадия сопровождается кризисом – поворотным моментом в жизни индивидуума, который возникает как следствие достижения определенного уровня психологической зрелости и социальных требований, предъявляемых к индивидууму на этой стадии. Иначе говоря, каждая из восьми фаз жизненного цикла человека характеризуется специфичной именно для данной фазы («фазо-специфической») эволюционной задачей – проблемой в социальном развитии, которая в свое время предъявляется индивидууму, но не обязательно находит свое разрешение. Характерные для индивидуума модели поведения обусловлены тем, каким образом в конце концов разрешается каждая из этих задач или как преодолевается кризис. Конфликты играют жизненно важную роль в теории Эриксона, потому что рост и расширение сферы межличностных отношений связаны с растущей уязвимостью функций Я на каждой стадии. В то же время он отмечает, что кризис означает «не угрозу катастрофы, а поворотный пункт, и тем самым онтогенетический источник как силы, так и недостаточной адаптации» (Erikson, 1968, р. 286).

Каждый психосоциальный кризис, если рассматривать его с точки зрения оценки, содержит и позитивный, и негативный компоненты. Если конфликт разрешен удовлетворительно (то есть на предыдущей стадии Я обогатилось новыми положительными качествами), то теперь Я вбирает в себя новый позитивный компонент (например, базальное доверие и самостоятельность), и это гарантирует здоровое развитие личности в дальнейшем. Напротив, если конфликт остается неразрешенным или получает неудовлетворительное разрешение, развивающемуся Я тем самым наносится вред, и в него встраивается негативный компонент (например, базальное недоверие, стыд и сомнения). Хотя на пути развития личности возникают теоретически предсказуемые и вполне определенные конфликты, из этого не следует, что на предшествующих стадиях успехи и неудачи обязательно одни и те же. Качества, которые Я приобретает на каждой стадии, не снижают его восприимчивости к новым внутренним конфликтам или меняющимся условиям (Erikson, 1964a). Задача состоит в том, чтобы человек адекватно разрешал каждый кризис, и тогда у него будет возможность подойти к следующей стадии развития более адаптивной и зрелой личностью.

Все восемь стадий развития в психологической теории Эриксона представлены в нижеприведенной таблице. В крайнем левом столбце перечислены стадии; во втором столбце указан приблизительный возраст их наступления; в третьем противопоставлены позитивные и негативные компоненты каждой стадии; в крайнем столбце справа перечислены сильные стороны Я или его достоинства, приобретаемые благодаря успешному разрешению каждого кризиса. В соответствии с принципом эпигенезиса, каждая стадия основывается на разрешении и осмыслении предшествовавших психосоциальных конфликтов. Эриксон выдвинул предположение, согласно которому все кризисы в той или иной степени имеют место с самого начала постнатального периода жизни человека и для каждого из них есть приоритетное время наступления в генетически обусловленной последовательности развития.

Восемь стадий психосоциального развития

СтадияВозрастПсихосоциальный кризисСильная сторона
Младенчество (орально-сенсорная)Рождение — 1 годБазальное доверие –базальное недовериеНадежда
Раннее детство (мышечно-анальная)1 — 3 года Автономия – стыд и сомнение Сила воли
Возраст игры (локо- моторно-генитальная) 3 — 6 лет Инициативность – вина Цель
Школьный возраст (латентная) 6 — 12 лет Трудолюбие – неполноценностьКомпетентность
Юность (подростковая)12 — 19 лет Эго-идентичность – ролевое смешение Верность
Ранняя зрелость 20 — 25 лет Интимность – изоляция Любовь
Средняя зрелость 26 — 64 года Продуктивность – застой Забота
Поздняя зрелость 65 лет — смерть Эго-интеграция – отчаяние Мудрость

Полагая, что перечисленные восемь стадий представляют собой универсальную особенность человеческого развития, Эриксон указывает при этом на культурные различия в способах разрешения проблем, присущих каждой стадии. Например, ритуал посвящения в юноши существует во всех культурах, но очень широко варьирует и по форме проведения, и по влиянию на человека. Более того, Эриксон считает, что в каждой культуре наличествует «решающая координация» между развитием индивидуума и его социальным окружением. Речь идет о координации, называемой им «зубчатым колесом жизненных циклов» – законе согласованного развития, согласно которому развивающейся личности общество оказывает помощь и поддерживает ее именно тогда, когда она особенно в этом нуждается. Таким образом, с точки зрения Эриксона, потребности и возможности поколений переплетаются. Эта сложная модель обоюдной зависимости между поколениями отражена в его концепции взаимозависимости.

Развитие личности: психосоциальные стадии
Как отмечалось ранее, Эриксон считает, что развитие личности происходит на протяжении всей жизни человека. Его анализ социализации лучше всего представить с помощью описания отличительных особенностей восьми стадий психосоциального развития.

1. Младенчество: базальное доверие – базальное недоверие
Первая психосоциальная стадия соответствует оральной стадии по Фрейду и охватывает первый год жизни. По Эриксону, в этот период краеугольным камнем формирования здоровой личности является общее чувство доверия ; другие ученые называют ту же самую характеристику «уверенностью». Младенец, имеющий базальное чувство «внутренней определенности», воспринимает социальный мир как безопасное, стабильное место, а людей как заботливых и надежных. Это чувство определенности лишь частично сознается в период младенчества.

Согласно Эриксону, степень развития у ребенка чувства доверия к другим людям и миру зависит от качества получаемой им материнской заботы.

«Я полагаю, что матери формируют чувство доверия у своих детей благодаря такому обращению, которое по своей сути состоит из чуткой заботы об индивидуальных потребностях ребенка и отчетливого ощущения того, что она сама – тот человек, которому можно доверять, в том понимании слова «доверие», которое существует в данной культуре применительно к данному стилю жизни. Благодаря этому у ребенка закладывается основа для чувства «все хорошо»; для появления чувства тождества; для становления тем, кем он станет, согласно надеждам других» (Erikson, 1963a, р. 249).

Таким образом, чувство доверия не зависит от количества пищи или от проявлений родительской нежности; скорее оно связано со способностью матери передать своему ребенку чувство узнаваемости, постоянства и тождества переживаний. Эриксон также подчеркивает: младенцы должны доверять не только внешнему миру, но также и миру внутреннему, они должны научиться доверять себе и в особенности должны приобрести способность к тому, чтобы их органы эффективно справлялись с биологическими побуждениями. Подобное поведение мы наблюдаем тогда, когда младенец может переносить отсутствие матери без чрезмерного страдания и тревоги по поводу «отделения» от нее.

Вопрос о том, что является причиной первого важного психологического кризиса, глубоко проанализирован Эриксоном. Он связывает этот кризис с качеством материнского ухода за ребенком – причиной кризиса является ненадежность, несостоятельность матери и отвергание ею ребенка. Это способствует появлению у него психосоциальной установки страха, подозрительности и опасений за свое благополучие. Данная установка направлена как на мир в целом, так и на отдельных людей; она будет проявляться во всей своей полноте на более поздних стадиях личностного развития. Эриксон также считает, что чувство недоверия может усилиться тогда, когда ребенок перестает быть для матери главным центром внимания; когда она возвращается к тем занятиям, которые оставила на время беременности (скажем, возобновляет прерванную карьеру), или рожает следующего ребенка. Наконец, родители, придерживающиеся противоположных принципов и методов воспитания, или чувствующие себя неуверенно в роли родителей, или те, чья система ценностей находится в противоречии с общепринятым в данной культуре стилем жизни, могут создавать для ребенка атмосферу неопределенности, двусмысленности, в результате чего у него появляется чувство недоверия. Согласно Эриксону, поведенческими последствиями подобного неблагополучного развития являются острая депрессия у младенцев и паранойя у взрослых.

Основная предпосылка психосоциальной теории состоит в том, что кризис «доверие – недоверие» (или любой другой последующий кризис) не всегда находит разрешение в течение первого или второго года жизни. В соответствии с эпигенетическим принципом, дилемма доверие-недоверие будет проявляться снова и снова на каждой последующей стадии развития, хотя она и является центральной для периода младенчества. Адекватное разрешение кризиса доверия имеет важные последствия для развития личности ребенка в дальнейшем. Укрепление доверия к себе и к матери дает возможность ребенку переносить состояния фрустрации, которые он неизбежно будет переживать на протяжении следующих стадий своего развития.

Как отмечает Эриксон, здоровое развитие младенца не является результатом исключительно чувства доверия, но скорее обусловлено благоприятным соотношением доверия и недоверия. Понять, чему не следует доверять, так же важно, как и понять, чему доверять необходимо. Эта способность предвидеть опасность и дискомфорт также важна для совладания с окружающей реальностью и для эффективного принятия решений; поэтому базальное доверие не стоит трактовать в контексте шкалы достижений. Эриксон заявлял, что животные обладают почти инстинктивной готовностью к приобретению психосоциальных навыков, а у людей психосоциальные способности приобретаются в процессе научения. Кроме того, он утверждал, что в различных культурах и социальных классах матери учат доверию и недоверию по-разному. Но путь приобретения базального доверия по самой сути своей универсален; человек доверяет социуму подобно тому, как он доверяет собственной матери, словно она вот-вот вернется и накормит его в подходящее время подходящей пищей.

Как быть Леди:  Вопрос 66. О воровстве и грабеже, Сумма Теологии. Том VIII

Положительное психосоциальное качество, приобретаемое в результате успешного разрешения конфликта «доверие-недоверие», Эриксон обозначает термином надежда. Иначе говоря, доверие переходит в способность младенца надеяться, что, в свою очередь, у взрослого может составлять основу веры в соответствии с какой-либо официальной формой религии. Надежда, это первое положительное качество Я, поддерживает убежденность человека в значимости и надежности общего культурного пространства. Эриксон подчеркивает: когда институт религии утрачивает для индивидуума свое ощутимое значение, он становится неуместным, устаревает и, возможно, на смену ему даже приходят другие, более значимые источники веры и уверенности в будущем (например, достижения науки, искусства и общественной жизни).

2. Раннее детство: самостоятельность – стыд и сомнение
Приобретение чувства базального доверия подготавливает почву для достижения определенной самостоятельности и самоконтроля, избегания чувств стыда, сомнения и унижения. Этот период соответствует анальной стадии, по Фрейду, и продолжается в течение второго и третьего годов жизни. Согласно Эриксону, ребенок, взаимодействуя с родителями в процессе обучения туалетному поведению, обнаруживает, что родительский контроль бывает разным: с одной стороны, он может проявляться как форма заботы, с другой – как деструктивная форма обуздания и мера пресечения. Ребенок также научается различать предоставление свободы типа «пусть попробует» и, напротив, попустительство как деструктивную форму избавления от хлопот. Эта стадия становится решающей для установления соотношения между добровольностью и упрямством. Чувство самоконтроля без потери самооценки является онтогенетическим источником уверенности в свободном выборе; чувство чрезмерного постороннего контроля и одновременная потеря самоконтроля может послужить толчком для постоянной склонности к сомнениям и стыду (Erikson, 1968b).

До наступления этой стадии дети почти полностью зависят от заботящихся о них людей. Однако, поскольку у них быстро развивается нервно-мышечная система, речь и социальная избирательность, они начинают исследовать свое окружение и взаимодействовать с ним более независимо. В особенности они гордятся своими только что обнаруженными локомоторными навыками и все хотят делать сами (например, умываться, одеваться и есть). Мы наблюдаем у них огромное желание исследовать предметы и манипулировать ими, а также установку по отношению к родителям: «Я сам» и «Я – то, что я могу».

С точки зрения Эриксона, удовлетворительное разрешение психосоциального кризиса на этой стадии зависит прежде всего от готовности родителей постепенно предоставлять детям свободу самим осуществлять контроль над своими действиями. В то же время он подчеркивает, что родители должны ненавязчиво, но четко ограничивать ребенка в тех сферах жизни, которые потенциально или актуально представляются опасными как для самих детей, так и для окружающих. Самостоятельность не означает, что ребенок получает неограниченную свободу. Скорее она означает, что родители должны удерживать возрастающую способность ребенка делать выбор в пределах определенных «степеней свободы».

Эриксон рассматривает переживание стыда у ребенка как нечто родственное гневу, направленному на самого себя, когда ребенку не разрешается развивать свою самостоятельность и самоконтроль. Стыд может появиться, если родители нетерпеливо, раздраженно и настойчиво делают за детей что-то, что те могут сделать сами; или, наоборот, когда родители ожидают, что дети сделают то, чего они еще сами сделать не в состоянии. Разумеется, каждый родитель хотя бы однажды подталкивал своего ребенка к действиям, которые на самом деле лежат за пределами разумных ожиданий. Но только в тех случаях, когда родители постоянно чрезмерно опекают ребенка или остаются глухими к его потребностям, у него появляется либо преобладающее чувство стыда перед другими, либо сомнения в своей способности контролировать окружающий мир и владеть собой. Вместо того, чтобы быть уверенными в себе и ладить с окружением, такие дети думают, что другие пристально их рассматривают, относятся с подозрением и неодобрением; или же они считают себя совершенно несчастными. У них слабая «сила воли» – они пасуют перед теми, кто над ними главенствует или их эксплуатирует. В результате формируются такие черты, как неуверенность в себе, приниженность и слабоволие.

По убеждению Эриксона, приобретение ребенком постоянного чувства самостоятельности в значительной степени укрепляет у него чувство доверия. Эта взаимозависимость доверия и самостоятельности может иногда замедлять будущее психическое развитие. Например, дети с неустойчивым чувством доверия могут на стадии самостоятельности стать нерешительными, робкими, могут бояться отстаивать свои права, так что будут искать помощи и поддержки у окружающих. В зрелости у таких людей наиболее вероятно проявится обсессивно-компульсивная симптоматика (что обеспечивает им необходимый контроль) или паранойяльный страх преследования.

Социальное дополнение самостоятельности – система правопорядка. Эриксон использует термины «право» и «порядок», невзирая на возможные эмоциональные коннотации. Согласно его теории, родители должны быть всегда справедливыми и уважать права и привилегии других, если они хотят, чтобы их дети были готовы в зрелом возрасте принять ограничения самостоятельности.

«Сила воли означает постоянное осуществление свободного выбора, так же как и самоограничения, невзирая на неизбежные переживания стыда, сомнений и раздражения из-за того, что кто-то вас контролирует. Источник доброжелательства коренится в рассудительности родителей, руководствующихся уважением к духу закона» (Erikson, 1968b, p. 288).

3. Возраст игры: инициативность – вина
Конфликт между инициативой и виной – последний психосоциальный конфликт в дошкольном периоде, который Эриксон называл «возрастом игры». Он соответствует фаллической стадии в теории Фрейда и длится от четырех лет до поступления ребенка в школу. В это время социальный мир ребенка требует от него активности, решения новых задач и приобретения новых навыков; похвала является наградой за успехи. Кроме того, у детей появляется дополнительная ответственность за себя и за то, что составляет их мир (игрушки, домашние животные и, возможно, братья и сестры). Они начинают интересоваться трудом других, пробовать новое и допускать, что и на других людях в их окружении лежит определенная ответственность. Успехи в освоении речи и развитие моторики дают возможность контактировать со сверстниками и более старшими детьми за пределами дома, что позволяет им участвовать в разнообразных общественных играх. Это возраст, когда дети начинают чувствовать, что их воспринимают как людей и считаются с ними и что жизнь для них имеет цель. «Я – тот, кем я буду» – становится у ребенка главным ощущением самотождественности во время периода игры. Процитируем Эриксона:

«Инициатива добавляет к самостоятельности способность принимать на себя обязательства, планировать, энергично браться за какие-нибудь дела или задачи, чтобы продвигаться вперед; если же раньше появится своеволие, поведение скорее воодушевляется неповиновением или, во всяком случае, протестующей независимостью» (Erikson, 1963a, р. 155).

Будет ли у ребенка после прохождения этой стадии чувство инициативы благополучно превосходить чувство вины, в значительной степени зависит от того, как родители относятся к проявлению у него собственного волеизъявления. Дети, чьи самостоятельные действия поощряются, чувствуют поддержку своей инициативы. Дальнейшему проявлению инициативы способствует и признание родителями права ребенка на любознательность и творчество, когда они не высмеивают и не тормозят фантазию ребенка. Эриксон указывает на то, что дети на данной стадии, начиная отождествлять себя с людьми, чью работу и характер они в состоянии понимать и высоко ценить, все больше ориентируются на цель. Они энергично обучаются и начинают строить планы.

Согласно психосоциальной теории, чувство вины у детей вызывают родители, не позволяющие им действовать самостоятельно. Появлению чувства вины также способствуют родители, чрезмерно наказывающие детей в ответ на их потребность любить и получать любовь от родителей противоположного пола. Эриксон разделяет мнение Фрейда о половой природе кризиса развития (то есть о сексуально-ролевом отождествлении и комплексах Эдипа и Электры), но его теория, бесспорно, охватывает более широкую социальную сферу. В любом случае, когда ребенок скован чувством вины, он чувствует покинутость и собственную никчемность. Такие дети боятся постоять за себя, они обычно ведомые в группе сверстников и чрезмерно зависят от взрослых. Им не хватает целеустремленности или решимости, чтобы ставить перед собой реальные цели и добиваться их. Кроме того, как полагает Эриксон, постоянное чувство вины может впоследствии стать причиной патологии, в том числе общей пассивности, импотенции или фригидности, а также психопатического поведения.

Наконец, степень инициативности, приобретаемой ребенком на этой стадии развития, Эриксон увязывает с экономической системой общества. Он утверждает, что потенциальные способности ребенка трудиться продуктивно в будущем, его самодостаточность в контексте данной социально-экономической системы существенно зависят от его способности разрешить кризис вышеописанной фазы.

4. Школьный возраст: трудолюбие – неполноценность
Четвертый психосоциальный период продолжается от шести до 12 лет («школьный возраст») и соответствует латентному периоду в теории Фрейда. Предполагается, что в начале этого периода ребенок осваивает элементарные культурные навыки, обучаясь в школе. Этот период жизни характеризуется возрастающими способностями ребенка к логическому мышлению и самодисциплине, а также способностью взаимодействовать со сверстниками в соответствии с предписанными правилами (Piaget, 1983). Любовь ребенка к родителю противоположного пола и соперничество с родителем своего пола обычно в этом возрасте уже сублимировались и выражаются во внутреннем стремлении к приобретению новых навыков и успеху.

Эриксон отмечает, что в примитивных культурах образование детей не слишком усложнено и социально прагматично. Умение обращаться с посудой и хозяйственными принадлежностями, инструментами, оружием и другими вещами в этих культурах напрямую связано с будущей ролью взрослого. Наоборот, в тех культурах, где имеется своя письменность, детей прежде всего учат грамоте, которая в свое время поможет им приобретать сложные умения и навыки, необходимые в различных профессиях и видах деятельности. В результате, хотя в каждой культуре детей обучают по-разному, они становятся повышенно восприимчивыми к технологическому этосу* своей культуры и своему тождеству с ним.

* Этос (от греч. «????» – «обычай», «нрав», «характер») – совокупность стабильных черт. (Прим. перев.)

Согласно Эриксону, у детей развивается чувство трудолюбия, когда они начинают постигать технологию своей культуры, обучаясь в школе. Термин «трудолюбие» отражает в себе основную тему данного периода развития, поскольку дети в это время поглощены тем, что стремятся узнать, что из чего получается и как оно действует. Интерес этот подкрепляется и удовлетворяется окружающими людьми и школой, где им дают первоначальные знания о «технологических элементах» социального мира, обучая их и трудясь вместе с ними. Самотождественность ребенка теперь выражается так: «Я – то, чему я научился».

Опасность на этой стадии кроется в возможности появления чувства неполноценности, или некомпетентности. Например, если дети сомневаются в своих способностях или статусе в среде сверстников, это может отбить у них охоту учиться дальше (в этом периоде постепенно приобретаются установки по отношению к учителям и учению). Чувство неполноценности может также развиться в том случае, если дети обнаруживают, что их пол, раса, религия или социально-экономическое положение, а вовсе не уровень знаний и мотивация, определяют их личностную значимость и достоинство. В результате они могут утратить уверенность в своей способности эффективно функционировать в существующем мире.

Как упоминалось выше, чувство компетентности и трудолюбие у ребенка сильно зависят от школьной успеваемости (по крайней мере, в тех культурах, где есть письменность). Эриксон усматривает в этом ограниченном определении успеха возможные негативные последствия. А именно, если дети воспринимают школьные достижения или работу как единственный критерий, в соответствии с которым можно судить об их достоинствах, они могут стать простой рабочей силой в установленной обществом ролевой иерархии. (Карл Маркс писал, что такие люди подчиняются «ремесленной тупости».) Следовательно, истинное трудолюбие означает не просто стремление быть хорошим работником. Для Эриксона трудолюбие включает в себя чувство межличностной компетентности – уверенность в том, что в поисках важных индивидуальных и общественных целей индивид может оказывать положительное влияние на общество. Таким образом, психосоциальная сила компетентности является основой для эффективного участия в социальной, экономической и политической жизни.

5. Юность: самотождественность Я – ролевое смешение
Юность, на которую приходится пятая стадия в схеме жизненного цикла Эриксона, считается очень важным периодом в психосоциальном развитии человека. Уже не ребенок, но еще и не взрослый (от 12-13 до примерно 19-20 лет в американском обществе), подросток сталкивается с различными социальными требованиями и новыми ролями, что и составляет существо задачи, которая предъявляется человеку в этом возрастном периоде. Теоретический интерес Эриксона к подростковому возрасту и характерным для него проблемам побудил его проанализировать эту фазу более глубоко, чем другие стадии развития Я.

Новый психосоциальный параметр, появляющийся в юности, на положительном полюсе предстает в виде самотождественности Я, на отрицательном полюсе – в виде ролевого смешения. Задача, с которой встречаются подростки, состоит в том, чтобы собрать воедино все имеющиеся к этому времени знания о самих себе (какие они сыновья или дочери, студенты, спортсмены, музыканты, девушки-скауты, хористы и т.д.) и объединить, включить эти многочисленные образы себя в свою самотождественность, которая представляет осознание как прошлого, так и будущего, которое логически следует из него. Эриксон (Erikson, 1982) подчеркивает психосоциальную сущность ощущения самотождественности Я, обращая пристальное внимание не на конфликты между психологическими структурами, а скорее на конфликт внутри самого Я – то есть на конфликт самотождественности и ролевого смешения. Основной упор делается на Я и на то, как на него влияет общество, в особенности группы сверстников. Следовательно, самотождественность Я можно определить следующим образом.

«Растущая и развивающаяся молодежь, переживающая внутреннюю физиологическую революцию, прежде всего пытается укрепить свои социальные роли. Молодые люди иногда болезненно, часто из любопытства проявляют озабоченность тем, как они выглядят в глазах других по сравнению с тем, что они сами думают о себе; а также тем, как сочетать те роли и навыки, которые они культивировали в себе раньше, с идеальными прототипами сегодняшнего дня… Появляющаяся внутренняя цельность в форме ощущения самотождественности Я – это больше, чем сумма отождествлений, приобретенных в детстве. Это сумма опыта, приобретенного на всех предшествующих стадиях, когда успешное отождествление приводило к успешному уравновешиванию базисных потребностей индивидуума с его возможностями и талантами. Таким образом, ощущение самотождественности Я представляет собой возросшую уверенность индивида в том, что его способность сохранять внутреннюю тождественность и цельность (психологическое значение Я) согласуется с оценкой его тождественности и цельности, дваемой другими людьми» (Erikson, 1963а, р. 261).

В определении самотождественности, данном Эриксоном, можно выделить три элемента. Первое: молодые люди и девушки должны постоянно воспринимать себя «внутренне тождественными самим себе». В этом случае у индивидуума должен сформироваться образ себя, сложившийся в прошлом и смыкающийся с будущим. Второе: значимые другие люди тоже должны видеть «тождественность и цельность» в индивидууме. Это значит, что юным нужна уверенность в том, что выработанная ими раньше внутренняя цельность будет принята другими людьми, значимыми для них. В той степени, в какой они могут не осознавать как свои Я-концепции, так и свои социальные образы, их появляющемуся ощущению самотождественности своего Я могут противостоять сомнения, робость и апатия. Третье: молодые люди должны достичь «возросшей уверенности» в том, что внутренние и внешние планы этой цельности согласуются между собой. Их восприятие себя должно подтверждаться опытом межличностного общения посредством обратной связи.

В социальном и эмоциональном отношении созревание подростков заключает в себе новые пути оценки мира и своего отношения к нему. Они могут придумывать идеальные семьи, религии, философские системы, общественные устройства, а потом сравнивать и сопоставлять задуманное с весьма несовершенными личностями и организациями, знания о которых они почерпнули из собственного ограниченного опыта. Согласно Эриксону, «ум подростка в поисках вдохновляющего единства идеалов становится умом идеологическим» (Erikson, 1968b, p. 290). Таким образом, «размытость идеалов» является следствием того, что индивидуум не может принять ценности и идеологию, носителями которой выступают родители, церковь и другие источники авторитета. Индивидуум, страдающий от размытости самотождественности, никогда не пересматривает своих прошлых представлений о себе и о мире, так же как и не приходит к решению, которое ведет к более широкому и, возможно, более «подходящему» взгляду на жизнь. Таким образом, кризис самотождественности становится психосоциальной проблемой, требующей немедленного разрешения.

Согласно Эриксону, основа для благополучной юности и обретения целостного ощущения самотождественности Я закладывается в детстве. Однако за пределами того, что подростки выносят из своего детства, развитие их самотождественности происходит под сильным влиянием социальных групп, с которыми они себя отождествляют. Например, Эриксон обращал внимание на то, что чрезмерное отождествление с популярными героями (кинозвездами, суператлетами, рок-музыкантами) или представителями контркультуры (революционные лидеры, «бритоголовые», делинквентные личности) вырывает «расцветающую самотождественность» из наличной социальной среды, подавляя тем самым личность и ограничивая рост ее самотождественности. Кроме того, поиск самотождественности может быть более трудным процессом для определенных групп людей. Например, молодой женщине труднее достичь ясного ощущения самотождественности в обществе, которое рассматривает женщин как людей «второго сорта». С точки зрения Эриксона, феминистское движение потому получило большую поддержку, что общество до недавнего времени препятствовало усилиям женщин достичь позитивной самотождественности (то есть общество неохотно предоставляло женщинам новые социальные роли и новые позиции в сфере занятости). Группы социальных меньшинств тоже постоянно сталкиваются с трудностями в достижении четкого и согласованного ощущения самотождественности (Erikson, 1964b).

Уязвимость подростков для стрессов, сопровождающих резкие социальные, политические и технологические изменения, Эриксон рассматривает как фактор, который также может серьезно мешать развитию самотождественности. Подобные изменения, в совокупности с современным информационным взрывом способствуют возникновению чувства неопределенности, тревоги и разрыва связей с миром. Они представляют угрозу и для многих традиционных и привычных ценностей, которые подростки усвоили еще в детстве. По крайней мере, некоторые проявления этой неудовлетворенности общепринятыми социальными ценностями находят свое выражение в пропасти между поколениями. Лучшей иллюстрацией тому является недобросовестность крупных политических фигур и ответственных лиц в прошлом десятилетии: коррумпированность национальных лидеров превратила правду одного поколения в мифы для следующего. Поэтому Эриксон объясняет социальный протест молодежи ее попыткой построить собственную систему ценностей, чтобы найти те цели и принципы, которые придадут смысл и направленность жизни их поколения.

Неспособность юных достичь своей самотождественности приводит к тому, что Эриксон назвал кризисом самотождественности. Кризис самотождественности, или ролевое смешение, чаще всего характеризуется неспособностью выбрать карьеру или продолжить образование. Многие подростки, страдающие от специфичного для этого возраста конфликта, испытывают пронзительное чувство своей бесполезности, душевного разлада и бесцельности. Они ощущают свою неприспособленность, деперсонализацию, отчужденность и иногда кидаются в сторону «негативной» самотождественности – противоположной той, что настойчиво предлагают им родители и сверстники. В этом ключе Эриксон интерпретирует некоторые виды делинквентного поведения. Однако неудачи в достижении своей самотождественности не обязательно обрекают подростка на нескончаемые поражения в жизни. Возможно, даже в большей степени, чем другие представленные здесь персонологи, Эриксон подчеркивал, что жизнь – это постоянные изменения. Благополучное разрешение проблем на одной жизненной стадии не дает гарантии, что они не появятся вновь на следующих стадиях или что не будет найдено новое решение старых проблем. Самотождественность Я – это борьба «на всю жизнь».

Во многих, а может быть и во всех обществах определенной части подростковой популяции разрешены и законодательно закреплены определенные отсрочки в принятии ими ролей взрослых. Для обозначения этих интервалов между подростковостью и взрослостью Эриксон ввел термин психосоциальный мораторий. В США и других технологически развитых странах психосоциальный мораторий институционализирован в форме системы высшего образования, что дает возможность молодым людям попробовать определенное количество различных социальных и профессиональных ролей до того, как они решат, что им нужно на самом деле. Есть и другие примеры: многие молодые люди бродяжничают, обращаются к различным религиозным системам или пробуют альтернативные формы брака и семьи до того, как найдут свое место в обществе.

Положительное качество, связанное с успешным выходом из кризиса периода юности, – это верность. Эриксон использует термин верность в значении «способности подростка быть верным своим привязанностям и обещаниям, несмотря на неизбежные противоречия в его системе ценностей» (Erikson, 1968b, p. 290). Верность – краеугольный камень самотождественности, она представляет собой способность юных принимать и придерживаться морали, этики и идеологии общества. Здесь следует внести ясность в значение термина «идеология». Согласно Эриксону, идеология – это неосознанный набор ценностей и посылок, отражающий религиозное, научное и политическое мышление культуры; цель идеологии – «создание образа мира, достаточно убедительного для поддержания коллективного и индивидуального чувства самотождественности» (Erikson, 1958, р. 22). Идеология предоставляет молодым людям упрощенные, но четкие ответы на главные вопросы, связанные с конфликтом самотождественности: «Кто я?», «Куда я иду?», «Кем я хочу стать?» Воодушевленные идеологией молодые люди вовлекаются в разного рода деятельность, бросающую вызов устоявшимся традициям культуры – акции протеста, бунты и революции. В более широком смысле, считает Эриксон, утрата доверия к идеологической системе может обернуться всеобщей неразберихой и неуважением к тем, кто регулирует совокупность социальных правил.

Как быть Леди:  Как понять, что мужчина Весы влюблен: признаки поведения

6. Ранняя зрелость: близость – изоляция
Шестая психосоциальная стадия обозначает формальное начало взрослой жизни. В целом, это период ухаживания, раннего брака и начала семейной жизни. Он продолжается от поздней юности до ранней зрелости (от 20 до 25 лет). В течение этого времени молодые люди обычно ориентируются на получение профессии и «устройство». Эриксон, так же как и Фрейд, утверждает, что только теперь человек по-настоящему готов к близким отношениям с другим человеком как в социальном, так и в половом плане. До этого времени большинство проявлений полового поведения индивидуума были мотивированы поиском самотождественности Я. Напротив, раннее достижение своей самотождественности и начало продуктивной работы – то, что знаменует собой период ранней зрелости – дают толчок к новым межличностным отношениям. На одном полюсе этого измерения находится близость, а на противоположном – изоляция.

Эриксон использует термин «близость» как многоплановый и по значению, и по широте охвата. Прежде всего, он имеет в виду близость как сокровенное чувство, которое мы испытываем к супругам, друзьям, братьям и сестрам, родителям или другим родственникам. Однако он говорит и о собственно близости, то есть способности «слить воедино вашу самотождественность с самотождественностью другого человека без опасения, что вы теряете нечто в себе» (Evans, 1967, р. 48). Именно этот аспект близости (то есть слияние вашей собственной самотождественности с самотождественностью другого человека) Эриксон рассматривает как необходимое условие прочного брака. Однако, заявляет он, настоящее чувство близости невозможно испытать до тех пор, пока не достигнута стабильная самотождественность. Иными словами, для того, чтобы находиться в истинно близких отношениях с другим человеком, необходимо, чтобы к этому времени у индивидуума было определенное осознание того, кто он и что собой представляет. Напротив, подростковая «любовь» может оказаться ничем иным, как попыткой проверить собственную самотождественность, используя для этой цели другого человека. Это подтверждается следующим фактом: юношеские браки (в возрасте от 16 до 19 лет) не такие продолжительные (по статистике разводов), как браки среди тех, кому за двадцать. Эриксон усматривает в данном факте доказательство того, что многие, особенно женщины, вступают в брак с целью обрести собственную самотождественность в другом человеке и благодаря ему. С его точки зрения, невозможно построить здоровые близкие отношения, стремясь к самотождественности таким путем. Определение способности к близким отношениям, данное Эриксоном, похоже на фрейдовское определение здорового индивидуума, то есть способного любить и заниматься общественно полезной работой. Хотя Эриксон не предполагает расширить эту формулу, все-таки интересно было бы понять в рамках его схемы, способен ли человек, давший обет безбрачия (священник, например), к истинному чувству близости. Ответ на этот вопрос – «да», поскольку Эриксон усматривает в близости нечто большее, чем просто половую близость, она может также включать эмпатию и открытость между друзьями или, в более широком смысле, способность вверять себя кому-либо.

Главная опасность на этой психосоциальной стадии заключается в излишней поглощенности собой или в избегании межличностных отношений. Неспособность устанавливать спокойные и доверительные личные отношения ведет к чувству одиночества, социального вакуума и изоляции (Peplau, Perlman, 1982). Погруженные в себя люди могут вступать в совершенно формальное личностное взаимодействие (работодатель-работник) и устанавливать поверхностные контакты (клубы здоровья). Эти люди ограждают себя от любого проявления настоящей вовлеченности в отношения, потому что повышенные требования и риск, связанные с близостью, представляют для них угрозу. Им также свойственно занимать позицию отчужденности и незаинтересованности в отношениях с сослуживцами. Наконец, как утверждает Эриксон, социальные условия могут задержать становление чувства близости – например, препятствуют близости условия урбанизированного, мобильного, обезличенного технологического общества. Он приводит примеры антисоциальных, или психопатических типов личности (то есть людей, у которых отсутствует нравственное чувство), встречающихся в условиях экстремальной изоляции: они манипулируют другими и эксплуатируют их без всякого сожаления. Это молодые люди, чья неспособность разделить свою самотождественность с другими лишает их возможности вступать в глубокие доверительные отношения.

Положительное качество, которое связано с нормальным выходом из кризиса близость-изоляция, – это любовь. В дополнение к ее романтическому и эротическому смыслу Эриксон рассматривает любовь как способность вверять себя другому человеку и оставаться верным этим отношениям, даже если они потребуют уступок или самоотречения. Этот тип любви проявляется в отношениях взаимной заботы, уважения и ответственности за другого человека.

Социальным установлением, связанным с этой стадией, является этика. По Эриксону, нравственное чувство возникает тогда, когда мы осознаем ценность продолжительной дружбы и социальных обязательств, равно как и дорожим подобными отношениями, даже если они требуют личной жертвы. Люди с недостаточно развитым нравственным чувством плохо подготовлены к вступлению в следующую стадию психосоциального развития.

7. Средняя зрелость: продуктивность – инертность
Седьмая стадия приходится на средние годы жизни (от 26 до 64 лет); ее основная проблема – выбор между продуктивностью и инертностью. Продуктивность появляется вместе с озабоченностью человека не только благополучием следующего поколения, но также и состоянием общества, в котором будет жить и работать это будущее поколение. Каждый взрослый, по утверждению Эриксона, должен или принять, или отвергнуть мысль о своей ответственности за возобновление и улучшение всего, что могло бы способствовать сохранению и совершенствованию нашей культуры. Это утверждение Эриксона основано на его убежденности в том, что эволюционное развитие «сделало человека в равной степени обучающим и обучающимся животным» (Erikson, 1968, р. 291). Таким образом, продуктивность выступает как забота более старшего поколения о тех, кто придет им на смену – о том, как помочь им упрочиться в жизни и выбрать верное направление. Хороший пример в данном случае – чувство само-осуществления, возникающее у человека в связи с достижениями его потомков. Однако продуктивность присуща не только родителям, но и тем, кто вносит свой вклад в воспитание и руководство молодыми людьми. Взрослые, отдающие свое время и силы молодежным движениям, таким как Лига молодежи, бойскаутские и герлскаутские организации и другие, также могут быть продуктивными. Творческие и производительные элементы продуктивности персонифицированы во всем, что передается от поколения к поколению (например, технические изделия, идеи и произведения искусства). Итак, основной темой психосоциального развития личности во второй фазе зрелости является забота о будущем благополучии человечества.

Если у взрослых людей способность к продуктивной деятельности настолько выражена, что преобладает над инертностью, то проявляется положительное качество данной стадии – забота. Забота происходит из чувства, что кто-то или что-то имеет значение; забота – это психологическая противоположность безразличию и апатии. По Эриксону, она представляет собой «расширение взятых на себя обязательств заботиться о людях, результатах и идеях, к которым человек проявляет интерес» (Erikson, 1982, р. 67). Являясь основным личностным достоинством зрелости, забота представляет собой не только чувство долга, но и естественное желание внести свой вклад в жизнь будущих поколений.

Те взрослые люди, кому не удается стать продуктивными, постепенно переходят в состояние поглощенности собой, при котором основным предметом заботы являются личные потребности и удобства. Эти люди не заботятся ни о ком и ни о чем, они лишь потворствуют своим желаниям. С утратой продуктивности прекращается функционирование личности как деятельного члена общества – жизнь превращается в удовлетворение собственных нужд, обедняются межличностные отношения. Это явление – «кризис старшего возраста» – общеизвестно. Он выражается в чувстве безнадежности, бессмысленности жизни. Согласно Эриксону, главным психопатологическим проявлением в возрасте средней зрелости является нерасположенность заботиться о других людях, делах или идеях. Все это имеет самое прямое отношение к человеческим предрассудкам, разного рода разрушительным явлениям, жестокости и «влияет не только на психосоциальное развитие любого индивидуума, но и имеет отношение к таким отдаленным проблемам, как выживание рода» (Erikson, 1982, р. 70).

8. Поздняя зрелость: цельность Я – отчаяние
Последняя психосоциальная стадия (от 65 лет до смерти) завершает жизнь человека. Это время, когда люди оглядываются назад и пересматривают свои жизненные решения, вспоминают о своих достижениях и неудачах. Практически во всех культурах этот период знаменует начало старости, когда человека одолевают многочисленные нужды: приходится приспосабливаться к тому, что убывает физическая сила и ухудшается здоровье, к уединенному образу жизни и более скромному материальному положению, к смерти супруга и близких друзей, а также к установлению отношений с людьми своего возраста (Erikson et al., 1986). В это время фокус внимания человека сдвигается от забот о будущем к прошлому опыту.

По убеждению Эриксона, для этой последней фазы зрелости характерен не столько новый психосоциальный кризис, сколько суммирование, осмысление и оценка всех прошлых стадий развития Я.

«Только у того, кто каким-то образом заботился о делах и людях, кто переживал триумфы и поражения в жизни, кто был вдохновителем для других и выдвигал идеи – только у того могут постепенно созревать плоды семи предшествовавших стадий. Наилучшим определением для этого будет цельность Я» (Erikson, 1963a, р. 268).

Чувство цельности, сохранности своего Я проистекает из способности человека оглядеть всю свою прошлую жизнь (включая брак, детей и внуков, карьеру, достижения, социальные отношения) и смиренно, но твердо сказать себе: «Я доволен». Неотвратимость смерти больше не страшит, поскольку такие люди видят продолжение себя или в потомках, или в творческих достижениях. Эриксон полагает, что только в старости приходит настоящая зрелость и полезное чувство «мудрости прожитых лет». Но в то же время он отмечает: «Мудрость старости отдает себе отчет в относительности всех знаний, приобретенных человеком на протяжении жизни в одном историческом периоде. Мудрость – это осознание безусловного значения самой жизни перед лицом самой смерти» (Erikson, 1982, р. 61).

На противоположном полюсе находятся люди, относящиеся к своей жизни как к череде неосуществленных возможностей и ошибок. Теперь на закате жизни они осознают, что уже слишком поздно начинать все сначала или искать какие-то новые пути, чтобы ощутить цельность своего Я. Недостаток или отсутствие цельности проявляется у этих людей в скрытом страхе смерти, ощущении постоянной неудачливости и озабоченности тем, что «может случиться». Эриксон выделяет два превалирующих типа настроения у раздраженных и негодующих пожилых людей: сожаление о том, что жизнь нельзя прожить заново и отрицание собственных недостатков и дефектов путем проецирования их на внешний мир. Иногда Эриксон очень поэтично описывает отчаяние у пожилых: «Судьба не принимается как остов жизни, а смерть – как последняя ее граница. Отчаяние означает, что осталось слишком мало времени для выбора другого пути к цельности; вот почему старики пытаются приукрасить свои воспоминания» (Erikson, 1968b, p. 291). Касаясь случаев тяжелой психопатологии, Эриксон предполагает, что чувства горечи и сожаления могут в конце концов привести пожилого человека к старческому слабоумию, депрессии, ипохондрии, сильной озлобленности и паранойяльности. Общераспространенным у таких стариков является страх оказаться в доме для престарелых.

В книге «Жизненная вовлеченность в старости» (1986), написанной в соавторстве, Эриксон рассуждает о путях оказания помощи пожилым людям в достижении ощущения своей цельности. Книга основана на изучении историй многих людей в возрасте старше семидесяти лет. Эриксон прослеживал истории их жизни, анализировал, как они справлялись с жизненными проблемами на предыдущих стадиях. Он приходит к выводу о том, что пожилые люди должны участвовать в таких видах деятельности, как воспитание внуков, политика, оздоровительные физкультурные программы, если они хотят сохранить жизнеспособность в преддверии снижения физических и психических способностей. Короче говоря, Эриксон настаивает на том, что пожилые люди, если они заинтересованы в сохранении цельности своего Я, должны делать гораздо больше, чем просто размышлять о своем прошлом.

Теперь, когда мы рассмотрели эпигенетическую теорию развития Эриксона, коснемся вопроса о том, какие перспективы она открывает. Во-первых, Эриксон сформулировал теорию, в которой обществу и самим людям придается равное значение в формировании личности на протяжении жизни. Это положение ориентирует людей, работающих в сфере социальной помощи, расценивать проблемы зрелого возраста скорее как неспособность найти выход из основного кризиса этого периода, чем усматривать в них только лишь остаточное влияние конфликтов и фрустраций раннего детства. Во-вторых, Эриксон уделил очень большое внимание подростковому возрасту, считая этот период центральным в формировании психологического и социального благополучия индивидуума. Наконец, Эриксон внушает определенный оптимизм, показывая, что каждая стадия психосоциального развития имеет свои сильные и слабые стороны, так что неудачи на одной стадии развития не обязательно обрекают индивидуума на поражение в следующем периоде жизни. Рассмотрим теперь позицию Эриксона по девяти основным положениям о природе человека.

Основные положения Эриксона относительно природы человека
Роберт Коулз в биографической работе об Эриксоне написал: «Когда один человек надстраивает теоретическую конструкцию, возведенную другим человеком, он не всегда следует каждому принципу своего предшественника» (Coles, 1970, р. XX). Положения Эриксона в самом деле отличаются от фрейдовских. Ниже представлена позиция Эриксона по девяти основным положениям, касающимся природы человека.

Свобода – детерминизм. С точки зрения Эриксона, поведение человека изначально детерминировано. Биологическое созревание при взаимодействии с расширяющейся сферой социальных отношений индивидуума дает сложную систему поведенческих детерминант. Воспитание в родительской семье, опыт школьных лет, отношения в группах сверстников и возможности данной культуры – все это играет огромную роль в определении направления жизни человека. В сущности, результаты первых четырех стадий психосексуального развития практически полностью обусловлены влиянием окружающей среды, а разрешение кризисов, свойственных остальным четырем стадиям, в меньшей степени зависит от внешних факторов. Эриксон твердо убежден в том, что у каждого человека, особенно в течение последних четырех стадий, есть определенная возможность разрешить и предыдущий, и нынешний кризисы. Таким образом, в теории Эриксона наблюдается некоторое подтверждение положения о свободе, согласно которому индивидуумы сами несут ответственность за свои успехи и неудачи.

Хотя Эриксон рассматривает Оно как биологический фундамент личности, он не всецело привержен детерминизму, как это видно из его теории развития Я. Он рассматривает Я как самостоятельную личностную структуру, которая существенно меняется на отрезке жизни от юности и дальше. В отличие от Фрейда, Эриксон не считает, что личность полностью складывается под влиянием детского опыта. Тем не менее, жизненный выбор взрослых всегда несет на себе отпечаток ограничений, налагаемых никогда не прекращающимся влиянием детского опыта. Например, трудно достичь близости в периоде ранней взрослости, если ранее не было сформировано чувство базального доверия. Итак, по шкале свобода-детерминизм больший вес получает детерминизм.

Рациональность – иррациональность. В том, что психосоциальное развитие самостоятельного Я вызывает наибольший теоретический интерес Эриксона, выражается его неизменная приверженность положению рациональности. В его теории мыслительные процессы как таковые представляют главный аспект функционирования эго: это наиболее очевидно проявляется в том, как разрешаются четыре последних психосоциальных кризиса жизненного цикла.

Как и другие эго-психологи психоаналитической ориентации, Эриксон понимает, что недооценка рациональности в объяснении поведения человека являлась недостатком Фрейда. Однако он часто утверждал, что поддерживает психоаналитическую традицию и принимает концепции Фрейда как таковые – например, биологические и половые основы личности и ее структурную модель (Оно, Я и Сверх-Я). Не выходя за пределы психоаналитического каркаса, Эриксон переместил акцент на Я, сознание и рациональность. Он видит в людях гораздо больше рассудочности, чем Фрейд.

Холизм – элементализм. Сильная приверженность Эриксона положению холизма в описании человека отчетливо видна в его эпигенетической концепции развития, согласно которой люди проходят через восемь стадий психосоциального опыта. На этом пути они пытаются преодолевать наиболее глубокие кризисы – например, кризис самотождественности, кризис цельности Я – и всегда действуют в пределах матрицы сложнейших личностных, культурных и исторических влияний.

Сравним для примера, какое звучание получает принцип холизма, лежащий в основе двух концепций: самотождественности Я (подростковый возраст) и цельности Я (поздняя зрелость). В первом случае, согласно теории Эриксона, люди проживут немало лет, прежде чем поймут, кто они такие, и у них разовьется стабильное чувство преемственности между прошлым и будущим. Отдельные проявления поведения подростков можно понять только при условии включения их в контекст целостного гештальта, характерного для кризиса «самотождественность Я – ролевое смешение». В течение периода зрелости и пожилого возраста человек пытается охватить сознанием свою жизнь как единое целое, осмыслить ее, понять ее значение и увидеть ее в перспективе. Поведение пожилого человека можно объяснить в ключе холистического понимания кризиса «цельность Я – отчаяние». Таким образом, в эпигенетической концепции Эриксона человек рассматривается только в плане его полного жизненного цикла, который проходит при постоянном влиянии сложного контекста окружающей среды.

Конституционализм – инвайронментализм. Тяготение Эриксона к инвайронментализму выражается в том, что особое внимание при описании развития личности он уделяет факторам родительского воспитания, культуры и истории. Жизненный путь человека следует понимать только в контексте этих внешних влияний. Полнота разрешения психосоциальных кризисов раннего возраста зависит в основном от родительского воспитания; сама же практика воспитания обусловлена культурными и историческими факторами. Разрешение последующих психосоциальных кризисов является функцией от взаимодействия индивидуума с благоприятными возможностями, предоставленными культурой. Инвайронментализм Эриксона распространяется очень широко. Тем не менее, эта позиция, хотя и является сильной, все же не безоговорочно абсолютна, поскольку Эриксон разделяет мнение Фрейда о биологической, инстинктивной основе личности.

Изменяемость – неизменность. Теория Эриксона, бесспорно, построена на положении изменяемости. Он тщательно обрисовал направление, в котором совершенствуется Я – через определенную последовательность психосоциальных стадий, начиная от рождения, через зрелые годы и в старости до самой смерти. Напомним, что каждая стадия характеризуется специфичным для нее кризисом развития. В зависимости от того, как разрешается кризис, рост личности индивидуума идет в том или ином направлении. Короче говоря, Эриксон описывает человека постоянно эволюционирующим и пытающимся справиться с проблемами, встающими перед ним на каждой стадии.

Согласно Эриксону, жизнь человека характеризуется неизбежными изменениями. Если посмотреть на это в широком контексте истории развития индивида, то мы увидим, что люди в нескончаемой борьбе решают все новые и новые проблемы, связанные с их развитием; они переживают поворотные моменты в своей жизни, приобретают новые качества Я и меняются. Разногласия между Эриксоном и Фрейдом по вопросу об изменяемости – неизменности являются, возможно, самыми решающими в их теоретических позициях. Для Фрейда личность взрослого человека полностью детерминирована взаимодействиями, которые имели место в первые годы его жизни. Напротив, Эриксон настаивает на том, что развитию человека нет пределов – оно происходит на протяжении всего жизненного цикла.

Субъективность – объективность. Основные понятия, использованные Эриксоном для описания психосоциального роста (например, доверие, недоверие, надежда), имеют отношение к значимым субъективным переживаниям человека. Более того, способность каждого человека справиться с данным психосоциальным кризисом зависит от разрешения предыдущего кризиса, которое всегда индивидуально. Но сами по себе кризисы развертываются благодаря взаимодействию биологического созревания с расширяющимся социальным миром. Биологическое созревание не является индивидуально уникальным. Эриксон рассматривает его в постоянном взаимодействии с объективными внешними факторами (например, с семьей и обществом). В этом смысле психосоциальные стадии и кризисы предстают объективно детерминированными, что, несомненно, указывает на приверженность Эриксона положению объективности.

Проактивность – реактивность. Индивидуум в системе Эриксона в начале своего развития обладает выраженной реактивностью, но с течением времени, переходя из одной психосоциальной стадии в другую, становится более проактивным. Фактически успешное разрешение первых четырех кризисов (надежда, сила воли, цель, компетентность) является прелюдией к проактивному функционированию на последующих стадиях. Однако на протяжении ранних стадий биологическое созревание накладывает ограничения на возможности человека выстраивать поведение по собственному усмотрению.

В описании Эриксоном последующих четырех стадий от юности до старости, наоборот, ясно выражена идея о том, что люди способны к внутренней регуляции своего поведения. Такие понятия, как поиск самотождественности, близость, продуктивность и цельность Я, лучше раскрываются в контексте проактивности. Итак, в теоретической схеме Эриксона люди на протяжении большей части своей жизни, в целом, проактивны. Однако, по мере продвижения от одной стадии к другой, развитие человека зависит от его реакций на биологические, социальные и исторические реалии. И в этом широком смысле можно считать, что во взгляде Эриксона на природу человека имеет место некоторое признание реактивности.

Гомеостаз – гетеростаз. С точки зрения Эриксона, люди постоянно принимают вызов в ходе каждого психосоциального кризиса и каждый кризис содержит в себе потенциальную возможность для человека вырасти и расширить свои возможности. Успешно разрешив один кризис, человек продвигается в своем развитии к следующему. Это движение вперед позволяет, несомненно, увидеть принцип гетеростаза в понимании мотивации человека. Природа человека требует личностного роста и ответа на вызовы, присущие каждой стадии развития.

Еще одним свидетельством принципа гетеростаза у Эриксона является тот факт, что благополучное разрешение каждого психосоциального кризиса предоставляет индивидууму все больше возможностей для роста и самоосуществления. Например, весь период зрелости (примерно 45 лет жизни) описан в терминах продуктивность-застой. Использование этих понятий отражает наличие внутренних связей между личностным ростом и здоровым развитием в теории Эриксона. Однако наблюдаемая у него тенденция склоняться в сторону гетеростаза несколько сдерживается тем обстоятельством, что он разделяет позицию Фрейда относительно биологического, инстинктивного фундамента личности. Люди стремятся к росту и развитию, но оно возможно только в пределах ограничений, обусловленных их инстинктивными резервами. Таким образом, степень принятия Эриксоном положения гетеростаза лучше всего охарактеризовать как умеренную.

Как быть Леди:  Как манипулировать людьми? техника и 8 важных советов

Познаваемость – непознаваемость. Несмотря на то, что Эриксон согласен с некоторыми традиционными психоаналитическими концепциями личности, он сформулировал и новые идеи, основанные на различных клинических, антропологических и психоисторических исследовательских стратегиях. Некоторые признаки принятия положения полной познаваемости природы человеческой личности содержатся в его всеобъемлющей концепции жизненного цикла человека. Тем не менее, тот факт, что он опирается на междисциплинарные исследования, проводимые за рамками «основной» науки, наряду с отсутствием в его теории строго научных методов исследования личности, наводит на предположение о том, что его уверенность в познаваемости человека средствами науки далека от абсолютной. По сравнению с Фрейдом Эриксон кажется менее убежденным в неоспоримости научной познаваемости человека.

Теперь обратимся к эмпирической проверке теории Эриксона и рассмотрим некоторые исследования, ей посвященные.

Эмпирическая валидизация концепций психосоциальной теории
Теория Эриксона оказала большое влияние на возрастную психологию (Papalia, Olds, 1986; Santrock, 1985). Его идеи нашли применение в области дошкольного обучения, профессионального консультирования, в социальной службе и в сфере бизнеса. Надо отметить также, что Эриксон проводил широкие психоисторические исследования, посвященные таким известным лицам, как Мартин Лютер, Адольф Гитлер, Махатма Ганди и Джордж Бернард Шоу. Психоистория – это форма исследования, в котором осуществляется попытка соотнести основные темы жизни человека с историческими событиями и обстоятельствами (Crosby, Crosby, 1981; Runyan, 1982). Характерное для последнего времени повышение интереса персонологов к биографическим и автобиографическим методам изучения личности в значительной степени обязано работам Эриксона по психоистории (Moraitis, Pollack, 1987).

Несмотря на свою популярность, теория Эриксона не вызвала появления впечатляющего количества эмпирических исследований. Отчасти отсутствие систематических исследований, посвященных данной теории, можно объяснить тем фактом, что ее идеи сложны и абстрактны. Более того, такие понятия, как доверие, верность, психосоциальный мораторий не определены настолько четко, чтобы можно было установить их эмпирическую состоятельность. Другая трудность обусловлена тем обстоятельством, что валидизация теории Эриксона требует широких лонгитюдных исследований, необходимых для оценки изменений, происходящих в процессе развития на протяжении всего жизненного цикла. Сбор лонгитюдных данных – дорогостоящая и очень длительная процедура. В результате всего этого, исследования, посвященные проверке особенностей взаимовлияния психосоциальных стадий, проводятся в настоящее время относительно редко. Наконец, сам Эриксон не проявлял никакого интереса к эмпирической проверке своих положений. Исследования, проводившиеся им самим, основывались на содержательном анализе клинических случаев.

Тем не менее, некоторые концепции психосоциальной теории определенно поддаются точному исследованию. Например, Эриксон вывел критерии психосоциального здоровья и болезненных состояний для каждого кризисного периода, используя достаточно четко раскрытые поведенческие характеристики, что позволяет напрямую изучать, как разрешение предшествовавшего кризиса проявляется в текущем поведении и установках. Теория Эриксона еще и потому представляется пригодной для эмпирической проверки, что в ней говорится о социальных индикаторах развития, в противоположность тем теориям, в которых основное внимание уделяется интрапсихическим процессам. Наконец, Эриксон сделал возможным строго последовательное изучение соответствующих психосоциальных феноменов индивидуального развития, в то время как в других теориях часто отсутствует подобный синтез проблем, обусловленных развитием. Однако до тех пор, пока тщательно спланированные исследования не принесут удовлетворительных результатов, эмпирический статус теории Эриксона будет оставаться неясным.

Хотя Эриксон не видел необходимости в эмпирической проверке своей теории, другие исследователи попытались это сделать. Рассмотрим несколько примеров подобных исследований.

Исследование самотождественности Я
Как отмечалось выше, из всех психосоциальных стадий жизненного цикла Эриксон (Erikson, 1968a) уделял наибольшее внимание подростковому периоду. Сделанный нами обзор показывает, что большинство опубликованных на сегодняшний день исследований посвящены почти исключительно этой фазе.

Марсиа (Marcia, 1966, 1967, 1980) было проведено несколько исследований, посвященных изучению предпосылок и последствий формирования самотождественности у подростков. На основе работ Эриксона, в них были выделены четыре самостоятельных ориентации, или статуса самотождественности Я: 1) размытость самотождественности; 2) предрешенность; 3) мораторий; 4) достижение самотождественности. Эти состояния описаны с помощью двух самостоятельных параметров, а именно, кризиса и такого обстоятельства, как принятие обязательств в двух основных сферах функционирования: профессиональной деятельности и идеологии (то есть религия и политика). Термин кризис относится к тому периоду больших усилий в жизни человека, когда он раздумывает, какую выбрать карьеру и каким убеждениям и ценностям стоит следовать в жизни. Принятие обязательств предполагает принятие твердых решений относительно выбора профессии и идеологии, а также выработку целевых стратегий для осуществления принятых решений. Статус самотождественности Я индивидуума определяется на основе оценки его ответов в ходе стандартизованного интервью, разработанного Марсиа (Marcia, 1966).

Размытость самотождественности характеризуется «отягощенностью отсутствием обязательств». Индивидуум с размытой самотождественностью может переживать или не переживать кризис, но в любом случае здесь наблюдается минимум или даже отсутствие принятых индивидуумом ценностей и ролей, отсутствие заветной мечты. Предрешенность – состояние юноши или девушки, уже утвердившихся в своих основных ориентациях. Однако при этом отсутствуют признаки (или их очень мало) того, что они переживали кризис. Примером «предрешенной самотождественности» может служить студент колледжа, решивший стать зубным врачом, потому что это профессия его отца и деда. Статус моратория на самотождественность предполагает, что человек находится в данное время в состоянии кризиса (выбирает между альтернативами), и его предпочтения слишком слабы и неопределенны. Студентка колледжа, видящая себя в будущем химиком, министром или журналисткой, – пример, иллюстрирующий состояние упорной и продолжительной внутренней борьбы с неопределенностью выбора, характерной для этого статуса. Наконец, статус достижения самотождественности относится к людям, пережившим период кризиса и сделавшим определенный выбор в отношении профессиональных и идеологических целей и позиций.

Существование этих четырех статусов самотождественности Я к настоящему времени имеет много эмпирических подтверждений (Bourne, 1978; Marcia, 1980). Кроме того, проведено немало исследований, в которых изучалась связь описанных статусов самотождественности с моделями взаимоотношений в семье. Это направление исследований, подытоженное такими авторами, как Марсиа (Marcia, 1980) и Уотерман (Waterman, 1982), показало, что у индивидуумов с предрешенной самотождественностью Я наблюдаются более теплые отношения с родителями, чем у имеющих другие статусы самотождественности Я. Субъекты с «предрешенностью» также чаще всех остальных обращаются к своим семьям за советом и поддержкой в ситуациях, когда им необходимо принимать жизненно важные решения. В результате им не приходится так упорно «бороться» за достижение самотождественности; им в значительной степени удается избегать критического анализа отдаленных последствий возможных итоговых решений. Напротив, люди, находящиеся в состоянии моратория, а также достижения самотождественности, не имеют обыкновения искать совета у родителей в ответственных случаях. Они выглядят более критичными по отношению к своим родителям, и в их родительских семьях отмечается более высокий уровень конфликтности. Индивидуумы с размытой самотождественностью сообщают о наличии самой большой дистанции между ними и их родителями. Эти подростки воспринимают своих родителей как безучастных к ним, отвергающих их, и поэтому у них отсутствуют ролевые модели, характерные для подростков с «предрешенностью».

Значительный интерес вызвало изучение взаимосвязей между статусом самотождественности, мотивацией к обучению и успеваемостью у студентов колледжа. Результаты исследований показывают, что достигшие самотождественности считают основными для себя такие дисциплины, как математика, биология, химия и инженерное дело, в то время как студентов с размытой самотождественностью больше привлекают социология, преподавание и физическая культура (Adams, Fitch, 1983; Marcia, Friedman, 1970). В сходном исследовании (Waterman, Waterman, 1970) было показано, что студенты, определившиеся в своем профессиональном выборе, более позитивно оценивают свою учебу и все, что с ней связано, чем студенты, еще не решившие, чем они будут заниматься по окончании колледжа. Студенты, достигшие самотождественности Я, получают более высокие оценки по сравнению с остальными (Cross, Allen, 1970). Наконец, в одном исключительно интересном исследовании (Marcia, 1967) обнаружено: студенты с сильной самотождественностью не так драматично (по показателям самооценки) переживают неудачные результаты по тем заданиям, которые влияют на академическую успеваемость.

В другом исследовании были изучены связи между статусом самотождественности Я и процессами социального влияния. Так, студенты с размытой самотождественностью продемонстрировали наибольшую конформность под давлением группы сверстников (Adams et al., 1985). Достигшие самотождественности также проявили готовность к конформному поведению в аналогичных ситуациях, но только тогда, когда это вело к достижению определенных целей. Именно такого рода проявления чуткости к мнению окружающих можно ожидать от человека, уверенного в самотождественности своего Я.

Изучение достижения самотождественности и способности к близости в дальнейшем
Согласно эпигенетической теории психосоциального развития Эриксона, успешное разрешение каждого конфликта позволяет человеку справляться со следующей стадией (и следующим конфликтом), придерживаясь более позитивной ориентации. А именно, сильное чувство самотождественности облегчает созревающей личности развитие способности к близости. Исследование, проведенное Каном и соавт. (Kahn et al., 1985), ставило задачей экспериментальную проверку идеи о том, что приобретение устойчивой самотождественности в ранней зрелости с большой вероятностью ведет к достижению близости в средние годы. С этой целью ученые в 1963 году изучали самотождественность с применением метода самооценки в группах второкурсников и первокурсников художественной школы. В 1981 году 60% участвовавших в первом исследовании заполняли анкету, содержащую вопросы об их личной, семейной и профессиональной жизни после окончания этого учебного заведения. В качестве показателя близости был выбран статус супружества. Испытуемым предлагали выбрать одну из следующих категорий: никогда не был женат (не была замужем), женат (замужем), живу отдельно от жены (мужа), разведен (разведена), вдовец (вдова). Второй вопрос касался количества разводов, если они имели место.

Полученные результаты соответствовали теории: была обнаружена сильная связь между достижением самотождественности Я и способностью к близости в зрелые годы. Однако половые различия перекрывали общую закономерность. Что касается прогноза формирования близости (вступление в брак) у мужчин на основе самотождественности Я, то те, у кого была выявлена сильная самотождественность в 1963 году, имели гораздо более прочные супружеские отношения спустя 18 лет. Только один из 35 мужчин с высокой самотождественностью к 1981 году не был женат. У женщин, наоборот, брачный статус не зависел от достижения самотождественности. Однако у замужних женщин была выявлена тесная взаимосвязь между самотождественностью и стабильностью брака. Фактически, более двух третей из числа женщин с низкой самотождественностью сообщили о разрыве супружеских отношений в течение этих 18 лет. Между мужчинами, состоявшими в стабильном и нестабильном браке, различий по параметру самотождественности не было получено. Авторы предположили, что пути достижения близости могут быть разными у обоих полов.

«У мужчин достижение близости тесно связано с решением: жениться или не жениться. В этом плане достижение самотождественности, основанное на традиционных мужских ролевых особенностях, таких как инструментальность, целенаправленность и компетентность, является решающим. С другой стороны, женщины могут быть связаны социальными предписаниями необходимости выйти замуж, поэтому у них достижение самотождественности имеет мало общего с замужеством. В то же время достижение близости у замужних женщин, видимо, влияет на стабильность супружеских отношений. Очевидно, самотождественность, основанная на умении справляться с тревогой и умении выражать свои чувства открыто, способствует стабильности брака» (Kahn et al., 1985, p. 1321).

В целом, результаты, полученные в этом исследовании, указывают на существование различных моделей формирования самотождественности у мужчин и женщин. Полученные различия, в свою очередь, говорят о необходимости создания новых моделей, описывающих именно женский вариант развития (Gilligan, 1982).

Применение: американские подростки, или «кто я такой?»
Эриксон применял свои теоретические взгляды в таких несхожих областях, как игровое поведение у детей (Erikson, 1937), детство в племенах американских индейцев (Erikson, 1945), социальное поведение подростков (Erikson, 1968a), проблемы самотождественности у чернокожей молодежи (Erikson, 1964b) и нонконформизм в юности (Erikson, 1970). Он придавал особое значение тому, как разнообразный социально-эмоциональный опыт влияет на формирование самотождественности у подростков и в годы ранней зрелости. Больше чем какой-либо другой персонолог, Эриксон придавал значение самотождественности Я, как центральной психосоциальной проблеме, с которой сталкиваются подростки в современном американском обществе.

С точки зрения Эриксона, двумя основными вопросами, встающими перед современной молодежью, являются: «Кто я такой?» и «Как я впишусь в мир взрослых?» В культуре с жесткими социальными нормами (например, в странах ислама), где действует большое количество предписанных социальных и половых ролей, эти проблемы самотождественности минимизированы, поскольку невелик выбор возможностей. Здесь самотождественность «даруется» молодежи, и соблюдение status quo просто подразумевается. Американское же общество предоставляет своей молодежи гораздо более широкое разнообразие потенциальных возможностей – профессиональных, идеологических и социальных. В результате американские подростки более уязвимы в отношении проблем самотождественности именно потому, что у них действительно есть выбор. По предположению Эриксона, демократическая система в Америке порождает особенно серьезные проблемы, поскольку демократия требует самотождественности в духе «сделай себя сам». По этой причине на американской молодежи лежит значительная ответственность, связанная с осознанием того, кто они есть и как им найти свою собственную нишу в мире взрослых.

Когда демократия сочетается с технологически обусловленными искажениями социального мира, кризис самотождественности усиливается. Наша технология требует продолжительного формального образования. Такое длительное обучение, часто связанное с финансовой зависимостью от родителей на время обучения в колледже, ощутимо удлиняет у подростков период осознавания того, как они живут и какой должна быть их взрослая жизнь. Проблема самотождественности юных неизмеримо усложняется также и в связи с чрезвычайно быстрыми социальными изменениями, требующими пересмотра основных ценностей и норм. У американских подростков не только больше времени для поиска своей самотождественности, но и больше альтернатив, из которых можно выбирать.

Кризис самотождественности проявляется, по крайней мере в последнее время, в трех основных сферах поведения подростков. Это: 1) проблема выбора карьеры; 2) членство в группе сверстников; 3) употребление алкоголя и наркотиков.

Проблема выбора карьеры. По убеждению Эриксона, неспособность к профессиональному самоопределению является причиной серьезной озабоченности у многих молодых людей. Проще говоря, для того, чтобы принять решение о выборе профессии, подросток должен определить, что он собой представляет. Так как в нашем обществе различным видам профессиональной занятости соответствуют различные стили жизни, то выбор карьеры, по существу, превращается в выбор образа жизни в целом. Чтобы сделать правильный выбор, у молодых людей должно быть верное понимание себя, а также обоснованная оценка того, в какой области они могли бы наилучшим образом приспособиться к трудовой жизни. В конечном счете, выбор той или иной карьеры может сам по себе дать представление о том, личностью какого типа молодой человек или девушка хочет стать.

Колебания в выборе профессии у подростков часто являются проявлением более фундаментальной неопределенности в сфере их собственной самотождественности. Это особенно верно в отношении молодых женщин, которые, ввиду своего биологического предназначения, стоят перед необходимостью выбора: роль жены и матери или карьера, либо какая-то комбинация того и другого. Некоторые женщины, выбирающие первое, могут со временем поверить в то, что у них нет никакой самотождественности Я за пределами материнской роли. Так как традиционное общество часто диктует пассивное принятие «женских» ценностей и стремлений, современная женщина на пути к достижению самотождественности переживает серьезный конфликт, связанный с профессиональной занятостью (Goldberg, 1983). Молодые мужчины также испытывают интенсивное давление в связи с необходимостью делать карьеру. По сравнению с женщинами, на них потенциально более разрушительное действие оказывает конкурентная борьба за выгодные должности: чувство самотождественности Я и личной ценности у них часто висит на волоске.

Членство в группе сверстников. Даже в самых благополучных обстоятельствах время выработки четкой и позитивной самотождественности Я является трудным для подростков. Отвергая родителей как модели для своей самотождественности, подростки часто ищут альтернативный источник поддержки у сверстников, по мере того, как они пересматривают представление о самих себе. В нашей культуре в течение данного периода связи с группами сверстников особенно сильны; их влияние на ценности и установки подростков часто оказывается более значимым, чем влияние родителей, школы, религиозных организаций или любых других социальных структур (Maccoby, 1990). Эти группы помогают молодым людям сохранить уверенность в себе в то время, когда они переживают поистине драматические физиологические и идеологические изменения. Осознавая свои чувства, а также переживая за своих сверстников, подростки развивают способность совладания с другими озадачивающими, а иногда и пугающими ситуациями.

Эриксон отмечал, что образование подростковых групп, единообразие одежды, телодвижений и мимики, так часто наблюдаемое в подростковых группах, является на самом деле защитой против запутанной, неопределенной самотождественности (Erikson, 1968а). Когда молодые юноши и девушки не осознают четко, что они собой представляют, подражание сверстникам в одежде и поведении дает им некоторое ощущение внутренней стабильности и безопасности. Кроме того, их украшения, стиль причесок и музыка символизируют дистанцированность от родителей и всего того, что связано с миром взрослых. Принадлежность к группам сверстников также обеспечивает возможность испытывать на себе влияние разных новых идеологических систем – политических, социальных, экономических и религиозных. По убеждению Эриксона, привлекательность для подростковых групп различных идеологий и альтернативных жизненных стилей во многом основывается на поиске самотождественности. В частности, они находятся в поиске новых личных ценностей, поскольку необходимо найти замену детским правилам. Более того, приобретение умения разделять новые убеждения и действовать в соответствии с новой системой социальных ценностей во время подросткового экспериментирования, а также возможность отвергания старой идеологии может упрочивать возникающее у подростка чувство самотождественности.

Алкоголь и наркотики. Чрезвычайно широкое распространение всевозможных наркотических средств, используемых для развлечения, из которых наиболее распространен алкоголь, показывает, что не существует простого объяснения тому, какие факторы приводят подростков к употреблению или зависимости от алкоголя и наркотиков. Непосредственное и долговременное влияние любого наркотика зависит в определенной степени от личности человека, его употребляющего, от его настроения, мотивации, предыдущего опыта приема наркотиков, массы тела и физиологических особенностей, дозы и. силы действия наркотика, способа его употребления и обстоятельств, в которых наркотик принимается (Leavitt, 1982). Эффект наркотика различен не только у разных людей, но и у одного и того же человека в различных ситуациях.

После того, как употребление подростками наркотиков достигло драматически высокого уровня в 60-х и начале 70-х годов, в 80-е годы оно уменьшилось. Результаты национального исследования распространения наркотиков среди старшеклассников в США (Johnston et al., 1988) показывают: уровень употребления наркотиков оставался в основном стабильным в 1980-х, а прием марихуаны и седативных препаратов – даже снизился. Эти данные обнадеживают, хотя нет сомнений в том, что широкое распространение алкоголя и наркотиков мы будем наблюдать и в обозримом будущем.

В зависимости от конкретного человека и конкретного наркотика мотивы начала употребления наркотиков, а также продолжения их приема могут быть разными: от любопытства, поиска острых ощущений, давления сверстников и желания заслужить их одобрение, бегства от стресса и бунта против авторитетов до более философских обоснований, таких как стремление к самопознанию, самосовершенствованию, творчество, духовное просветление и расширение границ познания. Если эти мотивы рассматривать в контексте теории Эриксона, то станет понятна их связь с чувством недостаточной самотождественности. Молодые люди, не знающие, что они собой представляют, могут найти опыт приема алкоголя и наркотиков весьма привлекательным в «нащупывании» внешних границ своего Я. Они предполагают, что сумеют обнаружить такое измерение себя, которое ускользает от них именно тогда, когда они находятся в трезвом, «правильном» мире.

Употребление алкоголя и наркотиков может также временно ослаблять эмоциональные стрессы, сопровождающие кризис самотождественности. Колеблясь в выборе профессии, конфликтуя с родителями, вступая в хрупкие и ненадежные отношения со сверстниками, юноши и девушки могут относиться к наркотикам как к средству, помогающему немедленно выйти за пределы себя. Более того, когда они находятся в одной компании со сверстниками, употребляющими наркотики, нетрудно понять, как на них можно «надавить», особенно если еще и статус в группе зависит от употребления наркотика. Человек с установившейся самотождественностью Я может сопротивляться подобному давлению, а подросткам с размытой самотождественностью, вероятно, трудно не подчиниться.

Было бы ошибочным полагать, что все грани поведения подростков можно объяснить с позиции теории Эриксона. Тем не менее, концепция кризиса самотождественности представляет собой выдающийся теоретический подход, позволяющий понять множество психологических проблем подросткового периода. Пытаясь объяснить основные линии психосоциального развития, Эриксон внес большой и прочный вклад в теорию личности.

Оцените статью
Ты Леди!
Добавить комментарий